Я поставила тарелку с сандвичем на край ее стола, рядом пристроила латте, салфетку и все прочие принадлежности. Она на меня не взглянула. Я помедлила с минуту: вдруг она даст мне стопку бумаг, которые надо отослать по факсу, или просмотреть, или разложить по папкам, — но она не обращала на меня никакого внимания, и я вышла. Восемь тридцать утра. Всего три часа, как я на ногах, а мне кажется, что я проработала все двенадцать. Сейчас я могла присесть — первый раз за все утро. Но лишь только я собралась залезть в свой электронный почтовый ящик, посмотреть, нет ли там каких-нибудь вестей из внешнего мира, как появилась она. На ней были жакет из твида с ремнем, туго стягивавшим ее и без того тонкую талию, и прекрасно гармонировавшая с жакетом узкая юбка. Она выглядела сногсшибательно.
— Ан-дре-а. Кофе ледяной. Не могу понять почему. Думаю, вы отсутствовали слишком долго. Принесите мне другой.
Я сделала глубокий вдох и постаралась, чтобы на моем лице не появилось выражение ненависти. Миранда поставила невыпитый кофе на мой стол и взяла оставленный для нее свежий номер «Вэнити фэар». Я чувствовала, что Эмили смотрит на меня и что во взгляде ее смешались сочувствие и злость: ей было жаль, что мне придется повторить чертову гонку, но она злилась на то, что я смею из-за этого расстраиваться. В конце концов, разве не ради такой работы, как у меня, миллионы девушек готовы на все, что угодно?
Я издала выразительный вздох — тщательно отрепетированный, настолько громкий, чтобы Миранда могла его слышать, но все же не настолько, чтобы она потребовала объяснений, — снова надела свое пальто и поплелась в направлении лифта. Мне предстоял мучительно долгий день.
Второй кофейный забег прошел более гладко. Народу перед кафе немного поубавилось, и Марион уже была на своем рабочем месте. Она лично принималась готовить кофе Миранде, когда я за ним приходила. На этот раз я не думала снова выступать в роли растратчицы — уж очень мне хотелось поскорее вернуться и сесть, — но все же заказала два добавочных капуччино для себя и Эмили в качестве компенсации. Когда я расплачивалась, зазвонил телефон. О, черт, эта женщина невыносима. Ненасытная, нетерпеливая, невозможная. Всего четыре минуты, как я ушла, из-за чего тут же лезть на стену? Снова одной рукой я держала поднос, а другой полезла в карман за телефоном. Я уже решила, что такое свинство с ее стороны дает мне право выкурить еще одну сигарету — и не важно, что это будет стоить ее кофе еще нескольких минут, — но тут увидела, что это звонит Лили со своего домашнего телефона.
— Ну как, плохи дела? — спросила она с восторгом в голосе. Я взглянула на часы и увидела, что ей полагалось быть на занятиях.
— Да так себе. Совершаю второй кофейный забег, все прекрасно. Я страшно довольна жизнью, если тебе это интересно. А что случилось? Разве ты не должна быть на занятиях?
— Ну да, но вчера я второй раз встречалась с Парнем в Розовой Рубашке, и мы оба выпили слишком много коктейлей. Восемь «Маргарит» — это чересчур. Он все еще в отключке, не могу же я бросить его и уйти. Но я не из-за этого звоню.
— Да? — Я почти не слушала, потому что из одной чашки начал выливаться кофе. Телефон я держала плечом и шеей, а освободившейся рукой пыталась вытянуть и зажечь сигарету.
— У хозяина квартиры хватило наглости постучаться ко мне сегодня в восемь утра и сказать, что меня выселяют. — В ее голосе слышалось ликование.
— Выселяют? Да почему? И что же ты будешь делать?
— Похоже, они наконец-то расчухали, что я не Сандра Гере и что она не живет здесь уже полгода. Поскольку мы с ней не родственницы, ей не разрешали передать мне квартиру. Естественно, мне пришлось сказать, что я — это она. Понятия не имею, как они узнали. Но это все фигня, потому что теперь мы с тобой будем жить вместе. Ведь у тебя помесячный договор с Шанти и Кендрой, верно? Ты ведь поселилась с ними только потому, что тебе было негде жить, ведь так?
— Так.
— Ну вот, а теперь мы можем снять квартиру вдвоем, где только захотим!
— Здорово! — Самой мне мой голос показался неискренним, хотя на самом деле я была очень рада.
— Так ты за? — спросила она, но ее энтузиазм несколько угас.
— Конечно, за, Лил. Правда, это классная идея. А что у меня голос такой, так это оттого, что я стою на улице с коробкой обжигающе горячего кофе, который уже начал подтекать, а идет дождь со снегом, и…
Бип-бип. Раздался второй звонок, и хотя я чуть не сожгла себе щеку сигаретой, пытаясь отвести телефон от уха, я все же умудрилась рассмотреть, что это звонит Эмили.
— Черт, Лил, это Миранда. Мне надо бежать. Поздравляю с выселением! Я очень рада за нас. Звякну попозже, ладно?
— Ладно, я поговорю с…
Но я уже прервала связь и мысленно приготовилась к обороне.
— Это опять я, — сдержанно сказала Эмили, — что ты там вытворяешь с этим чертовым кофе? Ты забыла, что я раньше выполняла твою работу и знаю, что для этого не нужно столько времени…
— Что? — громко переспросила я, зажимая пальцами микрофон. — Что ты сказала? Я тебя не слышу. Ты меня слышишь? Я сейчас буду.
Я захлопнула крышку телефона и сунула его поглубже в карман. Хотя сигарета у меня была еще не докурена, я бросила ее на тротуар и побежала обратно в офис.
Миранда милостиво согласилась принять чуть теплый кофе и даже подарила нам несколько минут покоя между десятью и одиннадцатью, пока за закрытыми дверями своего кабинета ворковала по телефону с Глухонемым Папочкой. Официально мы с ним познакомились неделю назад, в среду, когда я отвозила Книгу, что-то около девяти часов. Он как раз забирал свое пальто из шкафа в передней и десять минут проговорил о себе в третьем лице. С этой встречи он начал уделять мне особое внимание, всегда выкраивая несколько минут, чтобы расспросить о настроении или похвалить за хорошо выполненную работу. Конечно, все эти любезности не могли загладить грубость его жены, но с ним хоть можно было общаться.
Я как раз собиралась связаться с людьми из пиар-отдела, чтобы разжиться у них какой-нибудь подходящей для работы одеждой, когда голос Миранды оторвал меня от моих размышлений. «Эмили, я хочу получить свой обед». Снова она не обращалась ни к кому конкретно, потому что «Эмили» могло обозначать любую из нас. Настоящая Эмили посмотрела на меня и кивнула; это был сигнал к действию. Номер «Смита и Воленски» был заложен в память моего телефона, и я узнала голос девушки, снявшей трубку на другом конце линии.
— Привет, Ким, это Андреа из офиса Миранды Пристли. Себастьян там?
— О, привет! Как, ты сказала, тебя зовут?
Не имело значения ни то, что я всегда звонила в одно я то же время, дважды в неделю, ни то, что я уже назвала себя, — она всегда вела себя так, будто мы разговаривали впервые.
— Это из офиса Миранды Пристли. Из «Подиума». Слушай, я не хочу показаться невежливой, — да нет же, конечно, хочу, — но я спешу. Не могла бы ты просто дать мне Себастьяна? — Если бы мне ответил кто-то другой, я бы просто заказала обычный обед Миранды, но этой тупице нельзя было доверять, я по опыту знала, что лучше поговорить с самим управляющим.
— А-а-а, я сейчас посмотрю, не занят ли он.
Поверь мне, Ким, он не занят. Миранда Пристли — его богиня.
— Энди, милочка, ну как вы? — задышал в трубку Себастьян. — Надеюсь, вы звоните потому, что наш любимый редактор хочет чего-нибудь покушать, не так ли?
Интересно, что бы он запел, если бы я сказала ему — всего один разок, — что хочу покушать я, а не Миранда? Вообще-то они не практиковали вынос обедов за пределы ресторана, но для королевы делалось особое исключение.
— Да, именно поэтому. Она только что сказала, что с удовольствием съела бы что-нибудь вкусненькое из вашего ресторана, а вам она посылает наилучшие пожелания.
Даже под страхом мучительной смерти Миранда не смогла бы вспомнить не то что имя управляющего рестораном, но даже сам ресторан, откуда ей каждый день доставляют обед, но Себастьян бывал чертовски доволен, когда я говорила ему что-нибудь в этом роде. Сегодня он даже захихикал от восторга.