— Это уж как пить дать, — с горечью сказал Кэрби.

— Вам оно тоже принесло выгоду. Как вы думаете, сколько вам недоплатили?

— Тысячу долларов, по самым скромным подсчетам.

— Давайте мы с вами поделим эту разницу, — предложил Мортмэйн. — Не следует сейчас рвать отношения. Я обещаю поговорить с Бобби и сказать, что даю вам пятьсот долларов сверх цены за последнюю партию. А еще я расскажу о вашем друге из Чикаго и попрошу Бобби поискать на будущее более щедрых покупателей.

Предложение было прекрасное, если учесть, что никаких друзей во Флориде Кэрби не имел и не мог складировать тут грузы. Да и подарка в пятьсот долларов он никак не ожидал. Тем не менее он сделал вид, что размышляет.

— Ладно, — сказал он наконец, как бы забывая обиду.

— Сегодня же переговорю с Бобби, — пообещал Мортмэйн.

— Отлично. — Кэрби доверительно взглянул на него. — По правде сказать, мистер Мортмэйн, я жалею, что не вы мой покупатель.

Мортмэйн скромно улыбнулся, и Кэрби выбрался из машины.

«Прынг», — произнес багажник «кадиллака». Кэрби выгрузил свертки, чувствуя на себе взгляд Мортмэйна, потом захлопнул крышку и помахал рукой. Мортмэйн медленно тронул машину.

Дальше было проще. «Синтия» сожрала почти все горючее и стала гораздо легче. Пролетев девять миль, Кэрби сделал круг над полем, где его ждали шесть человек и два фермерских грузовичка.

Тут работа шла сама собой. Все переговоры были давным-давно закончены, и на месте действия присутствовали только исполнители. Пока «Синтию» разгружали и заправляли, доставая бочки из грузовика, Кэрби лежал под крылышком своей любимицы, наслаждаясь тенью и размышляя о житье-бытье. Вывод, к которому он пришел, гласил, что жизнь — штука сложная и забавная. Ну и то неплохо. Конечно, в Белизе сейчас маленькие неприятности. Лемьюел сдрейфил, Грин подняла переполох, но все это утрясется. А не утрясется, так он заломит шляпу набекрень и сделает ноги. Да и вообще, чего сейчас-то волноваться.

Заработали двигатели грузовичков, и Кэрби очнулся от легкой дремоты. В небе появились тучи, черные, перенасыщенные влагой.

— Отвези меня домой, Синтия, — попросил Кэрби, забираясь в кабину. — Я хочу поспать с недельку.

Пора перевести дух.

Приятно снова увидеть Белиз-Сити. Крутя баранку побитого пикапа, Кэрби улыбался и чувствовал легкость: как же хорошо дома.

Время — великий целитель. Сегодня 21 февраля (температура воздуха 82°2, небо лазурное, влажность 90 процентов при ослепительно ярком солнце), после Черной Пятницы прошло одиннадцать дней. Именно тогда Валери Грин разрушила его прекрасный храм, именно тогда Уитмэн Лемьюел, поджав хвост, в панике бежал в свой Дулут, именно тогда Кэрби с неохотой велел своим ребятам разобрать храм и повез на север партию новоиспеченных древностей, которая вполне могла оказаться последней. Это был ужасный день, и полет совершал взбешенный, усталый и приунывший Кэрби Гэлуэй. Но тот Кэрби Гэлуэй, который въезжал сегодня в Белиз-Сити в обществе улыбающегося щербатого Мэнни, был совсем другим человеком — радостным, довольным жизнью и исполненным надежд.

Что же произошло за эти одиннадцать дней? Да почти ничего. Это его и утешало.

Слетав в Штаты с марихуаной и древностями, Кэрби сказал себе, что, коль скоро храм погиб, следовало бы уделить побольше внимания работе на грузовых фрахтах. Но у него не хватило на это силы воли. Четыре дня просидел он у Крузов в своем гнездышке, сетуя на судьбу и просматривая видеокассеты: «Капитана Блада» с Эрролом Флином, «Багрового пирата» с Бертом Ланкастером, «Китайские моря» с Кларком Гейблом. Он лакомился стряпней Эстель, попивал пивко, играл с Мэнни в карты и голыши и не строил никаких планов. «Синтия» стояла, одинокая и никому не нужная, в своем ангаре из древесных крон. Сообщений не поступало, и просвета не появлялось.

Зато появился Томми Уотсон. В прошлую пятницу, пополудни, единственный из индейских заговорщиков, бывавший у Кэрби дома, вышел по тропе из джунглей на помидорные грядки и гуляющей походкой приблизился к Кэрби, который сидел на корточках в пыли, готовясь метнуть в сосуд камешек. Рядом стояли двое из младших Крузов.

— Ну, как Кимосабе? — спросил Томми.

— Спекся, — ответил Кэрби своей обычной шуткой.

— Что-то не видно тебя в старых стенах.

— А где они, старые стены? Ну-ка, замри на секунду, — он тщательно прицелился, сделав все, как надо, метнул камешек в цель и промазал. — Ты меня сбил, — укоризненно сказал он Томми и добавил, обращаясь к детям: — Ладно, я еще сведу с вами счеты.

Он пошел к дому, Томми зашагал рядом.

— Что творится на моем участке? — как бы между прочим спросил Кэрби.

— Ничего.

— Шумиха улеглась?

— А не было шумихи, — отвечал Томми. — Никто не приезжал, только тот индюк, что запродал тебе землю.

— Инносент? И больше никто? И легавых не было?

— Нет, равно как и пожарных, фермеров, моряков, шоферов и студенток. Проще говоря, никого.

— Ладно, Томми, не ершись.

— Я рад, — сказал Томми, когда Кэрби распахнул двери своего обиталища. — И я не в анабиозе. Я хожу и гляжу.

— Ладно, ладно, садись. Пива хочешь? Может, расскажешь, что и как?

Они сели, и Томми рассказал о том, чего не происходит на руинах бывшего храма. Они весь вечер и всю ночь гнули спину (это Томми подчеркнул особо), «обесхрамливая» холм, а никто так и не прибыл на церемонию закрытия. Индейцы прождали всю субботу, укрываясь, как и столетия назад, в хитрых засидках, но на равнине не появился ни один полицейский «лендровер», ни один фургончик с репортерами и фотографами, ни один грузовик, набитый археологами. Аэрофотосъемку тоже никто не производил, да и вообще ничего не случилось.

— Скука была смертная, — заключил Томми.

— Иногда полезно и поскучать. Что было потом?

— То же самое, только еще скучнее.

Воскресенье прошло так же, как суббота. Пополудни индейцы уже не утруждали себя дозорной службой, просто слонялись иногда вокруг холма, проверяя, не началась ли там какая-нибудь суета. А она все не начиналась.

— Они пасли вас издалека, — предположил Кэрби. — Хотели поймать с поличным или просто застукать на участке.

— Мы об этом тоже подумали и сидели тихо. В воскресенье Луз пошел в миссию разузнать, нет ли каких вестей или слухов. Нет. Все чисто и тихо.

— Девица собиралась обратиться к властям, тут и сомневаться нечего.

— Ну, может, оно и так, только никакие власти не совали к нам нос. — Томми допил пиво. — Есть еще бутылка?

— Расскажи про Инносента.

— Я слишком иссох.

Кэрби принес ему пива, и Томми сказал:

— Это было днем в понедельник. Он приехал с другим парнем, таким тощим дергунчиком.

— У него есть помощник в Бельмопане, молодой, — объяснил Кэрби.

— Значит, тот самый и есть. Они приехали на классном новеньком пикапе из дорожного министерства. Так на дверцах было написано.

— И что они делали?

— Ходили по холму. Твой дружок…

— Зови его Инносентом, а не «моим дружком». Чем он там занимался?

— Вышагивал туда-сюда. Пинал землю, бесился, недоумевал, отлил разок. Тот, что был с ним, вроде дрейфил. Они были похожи на хозяина и собаку. Маленький бегал по кустам, все вынюхивал, будто кролика гонял.

— А потом?

— Потом уехали.

— Томми!

— Ну чего? Постояли на холме. Твой дружок чесал в затылке, маленький носился взад-вперед, заглядывал под камни. Потом уехали.

— Это было в понедельник?

— А нынче пятница, как говорят в миссии. И никаких гостей больше не было. Все вроде чисто.

Кэрби начинал склоняться к такому же выводу. Может, Валери Грин была в таком состоянии, что власти просто не обратили внимания на ее рассказ? Всякий, кто слыхал об этом участке, так бы и сделал.

Следовательно, возникал вопрос: что нужно Инносенту? Почему его принесло сюда именно сейчас? Что он искал? Уж кому-кому, а Сент-Майклу должно быть известно, что никакого храма тут нет. Так за чем он охотится? Через какой же «испорченный телефон» дошла до Инносента эта история, если он поверил, что на земле Кэрби есть любопытные вещи? И кто рассказал ему эту историю?