— Послушайте, Граймс, — жалобно сказал я, — я вообще не хочу никуда идти. Что происходит? Заметаете всех подряд в надежде выловить-таки Билли-Билли Кэнтела? Я ведь уже говорил, что не знаю, где его искать. Уверяю вас, с тех пор ничего не прояснилось, и, если бы мне только стало известно, где он прячется, я бы самолично доставил его к вам на Сентр-стрит.

— Потолкуем в участке, — заявил он мне в ответ. — Там мы тебе предоставим возможность наговориться вдоволь.

Спорить с полицейскими бесполезно, их попросту невозможно переубедить. Если уж они вбили себе что-то в голову — все, конец. И даже если бы сейчас за окном взорвалась атомная бомба, то, невзирая на всякую там радиацию и пожары, они все равно поволокли бы меня в участок.

Я прекрасно отдавал себе в этом отчет и вовсе не собирался разводить тягомотину. Я буду играть по их правилам, стараясь как можно скорее от них отделаться, а потом снова возьмусь за свои дела. Завершив процесс одевания, я в сопровождении Граймса прошел через всю квартиру в гостиную.

Элла сидела в кресле рядом с телефоном, а двое полицейских из тех, что последнее время повсюду сопровождали Граймса, держали пост у двери.

Элла посмотрела на меня и сообщила:

— Они не разрешили мне позвонить Клэнси.

— Им просто наплевать на закон, — ответил я. — Позвони ему сразу же после нашего ухода.

— Обязательно, — пообещала она. — Надеюсь, это не слишком серьезно, а, Клей?

Я понятия не имел, слишком это серьезно или нет.

— Пустяки, — ответил я. — Подозреваю, что ребятам больше заняться нечем с тех пор, как у них пропала любимая колода картишек.

— Проходи, — скомандовал Граймс. — Дошутишься.

— Я сейчас же с ним свяжусь, — сказала Элла, когда вся наша компания была уже у дверей.

Мы остановились у лифта, и Граймс хмуро на меня глянул:

— Ты недостоин такой девушки. Она производит впечатление порядочной.

— Она и является таковой, — подтвердил я. — Послушайте, а что, наша совместная поездка и впрямь так уж необходима?

— Да.

Подошел лифт, и мы все вчетвером с трудом втиснулись в него.

— Я в самом деле не знаю, где Билли-Билли, — завел я ту же пластинку. — Вы можете навечно заточить меня в темницу, я при всем желании ничего не смогу добавить.

— К Кэнтелу это отношения не имеет, — огорошил он без всякой подготовки.

Кабина лифта ухнула вниз, но сердце у меня зашлось совсем не от перепадов высоты.

— Как это — дело не в Кэнтеле?

— Не в нем, и ты сам это прекрасно знаешь.

— Что именно я должен прекрасно знать?

— А то, что кто-то из ваших уже успел побывать у кое-кого, — сообщил он мне туманно. — Не знаю, у кого именно, но мы получили приказ. Не усердствовать в поисках Кэнтела. Чтобы не слишком портить жизнь синдикату. — Он с отвращением поморщился, а потом сказал:

— Иногда мне очень хочется побыть президентом. Стать им хотя бы на один день, всего на двадцать четыре часа.

— И поэтому вы собираетесь повесить на меня что-то другое, так? Что, зелен виноград, да?

— Объясняться будем в участке, — повторил он.

— Да вы сущий дьявол, мистер Граймс, — возмутился я, но продолжение этого разговора меня уже совсем не интересовало.

Тессельман, выходит, выполнил свое обещание. Он попросил попридержать полицейских, давая мне тем самым возможность выяснить, кто убил его подружку и подставил Билли-Билли. И что сие означает? А то, что моя теория “Тессельман — убийца” летит ко всем чертям.

Но если Граймс прицепился ко мне не в связи с Кэн-телом, то что же ему надо? Спрашивать его напрямую не имеет смысла. Раз уж он решил строить из себя умного полицейского и играть в молчанку, то будет стоять до конца и даже не ответит, какое сегодня число, если бы я вдруг спросил его об этом. Как бы там ни было, я очень рассчитывал, что Клэнси удастся вызволить меня как можно скорее. Все эти задержки более чем некстати.

Мы долго ехали в участок, который оказался совсем не тем, в который я рассчитывал попасть. А это означало, что они вовсе не хотят, чтобы Клэнси быстро разыскал меня. Мы без всяких формальностей прошли мимо стойки дежурного, направляясь по выкрашенным зеленой краской коридорам в глубь здания. Значит, регистрировать меня здесь пока не собираются. Мне остается лишь ждать и гадать, обливаясь потом, о цели моего привода, пока они наконец не соизволят сообщить мне сами.

Мы вошли в маленькую комнатку с голыми стенами, и я уже положительно не сомневался в том, что процедура мне знакома. Из мебели здесь были только стулья: один в самом центре комнаты, а остальные расставлены вдоль стен. Я обратил внимание на то, что освещение здесь самое обычное, без специальной лампы, направленной на одинокий стул посередине. На улице все еще был не вечер, и света, проникавшего сквозь давно не мытые окна, оказалось вполне достаточно, чтобы вообще обойтись без дополнительного освещения. Имелись и пепельницы, но ни одна из них не стояла у центрального стула, а это означало, что курить я не смогу. В углу находился баллон с охлажденной питьевой водой, и я уже заранее догадывался, что тоже не про мою честь. Зрелище, по-видимому, обещало быть захватывающим.

Не дожидаясь ничьих указаний, я уселся на стул посреди комнаты и приготовился ждать. Граймс и двое других полицейских бродили по комнате, с треском передвигая стулья, на ходу снимая пиджаки и ослабляя узлы галстуков. Граймс налил себе стакан холодной воды, и я слышал позади себя ее прохладное бульканье.

Наконец было решено начать. Граймс остановился передо мной, в то время как двое других заняли места где-то сбоку.

— Где ты был сегодня весь день? — задал Граймс свой первый вопрос.

— Да так... Мотался туда-сюда.

— Мне нужны имена и адреса, — потребовал он.

— Я их не запоминал, — сказал я. — Но это совсем не то, что вы думаете. Я не собираюсь играть в молчанку, вовсе нет. Просто не помню, и все.

— Забыл, где слонялся целый день?

— Да, сэр. Совершенно вылетело из головы. Видите ли, на улице несусветная жара. Наверное, из-за нее я раскис, но могу вам с уверенностью сказать: там, где мне пришлось бывать, кондиционеры отсутствовали.

Голос подал другой полицейский: