№ 3 . Марк Данкан
Студент — мудак. Второкурсник, приверженец подхода «трахни-первокурсницу». Любовник самого низкого пошиба, хотя я в тот раз была слишком пьяна, чтобы это понимать.
№ 4. Брайан Лиделл
Замечательный. Все на месте. В сексуальном плане. Меня тогда еще волновали страхи по поводу удовольствия от секса, чтобы на меня не смотрели как на легкую добычу, и я не позволяла ему близости довольно долго. Но когда это случилось, мне просто не хотелось его отпускать. Парень, который так хорошо трахается в его возрасте, не станет ограничиваться одной девчонкой, что он и делал, а у меня была своя гордость.
А потом Хью. Хью Томсон. Мой Номер Пять. Любила ли я его? Да. Я все еще вижу его в студенческом баре, как он одолевает реакционные призывы, как он одолевает кружку за кружкой. Всегда все делал с чувством уверенности. С этой его уверенностью я чувствовала себя безопасно, пока она не превратилась в уверенность совсем другого рода. Тогда я перестала чувствовать себя безопасно. Я почувствовала, что вляпалась в дерьмо.
Теперь это.
Ничего.
В ожидании оживления. В ожидании отсутствия оживления.
За последние четыре недели я сделала несколько вещей, которые кардинально поменяли мою жизнь. Первое — я ушла от Хью и переехала к Мэри, в отдельную комнату в ее квартире в Горджи. Это тоже, конечно, предсказуемо, но, чтобы найти саму себя, мне пришлось сменить тезис на антитезу.
Второе — я бросила работу и пошла на курсы учителей. У меня было 6.500 фунтов в облигациях — не Хью, мои личные, мой маленький бастион независимости в течение нашей супружеской жизни. Мне было не на что тратить, Хью давал денег на все. Я собиралась было подать на пособие, но Мэри сказала, что смысла нет, потому что они все равно проверяют, ушла ты по собственному желанию или нет, и мне все равно ничего не дадут. Меня приняли на курсы в Морей Хаус; не то чтобы я так хотела стать учительницей, мне просто хотелось делать что-нибудь, а это было все, до чего я смогла додуматься.
Еще одна вещь, которая изменила мою жизнь, это то, что я пошла в тот клуб и приняла там экстази. Я бы сделала это снова, но мне много о чем нужно было подумать.
Мы с Мэри отправились на Ибицу на пару недель. Мэри трахнула четверых парней, пока мы там были. Я оттрахала кучу парней и съела массу экстази… нет, не так. Я просидела в отеле и проплакала себе все глаза. Я была в тяжелейшей депрессии и напугана. Освобождения не происходило. Мэри путешествовала по клубам и барам Сан Антонио, будто это был ее дом родной, и с ней каждый день был новый поклонник. Она жила ночной жизнью, появляясь в отеле лишь под утро со странным видом: не пьяная, но уставшая, просветленная, возбужденная и уверенная. Она много слушала меня, а я рассказывала ей о Хью, о том, как я любила его, обо всех наших надеждах и чаяниях и о своей боли внутри. Потом я уехала от нее. Она тоже хотела вернуться, но я сказала ей, что не надо, что мне, возможно, нужно побыть наедине с собой, чтобы все осмыслить. Я и так испортила ей большую часть отпуска.
— Не волнуйся, — сказала она мне в аэропорту, — просто тебе стало все это не по силам, — слишком много и быстро. В следующий раз тебе будет хорошо.
Я отправилась домой, в квартирку в Горджи. Я продолжала читать. Днем я ходила в Тинз и в Уотерстоунз [прим.19] и читала еще больше. Я засиживалась в кафешках. Я надеялась, что лето скоро кончится — и я скорей пойду на свои курсы, начну заниматься чем-то, что поможет мне отвлечься от мыслей о Хью. Главное, я знала, что мне надо пройти через это. Я знала, что для меня обратной дороги нет. Но эта боль, это почти физическое ощущение все не покидало меня. Но обратной дороги нет. Это даже не приходило мне в голову.
Не знаю, как он разыскал мой адрес, но он нашел меня. Возможно, это должно было случиться. Он пришел около шести. Сначала, когда я увидела его в дверях, я задрожала. Странно, он никогда не проявлял физической силы по отношению ко мне, но в этот момент я почувствовала его размеры и силу по сравнению с моими. Это и гневный огонь в его глазах. Я перестала дрожать, лишь когда он заговорил. Слава богу, он заговорил. Этот урод ничего не понял. Как только он раскрыл рот, я почувствовала, как он съеживается, а я расту.
— Мне казалось, что эта маленькая глупая игра уже вышла из твоей головы, Хедер. Потом мне показалось, что тебе, возможно, плохо от того, какие беспокойства ты всем доставила, и тебе просто стыдно появляться дома. Мы же всегда с тобой все обсуждали. Признаю, многого я просто не могу себе представить в данный момент, но ты уже доказала свое и должна быть довольна. По-моему, тебе лучше вернуться домой. Как ты на это смотришь, сладкая моя?
Самое смешное, что он говорил серьезно. Я никогда еще никому не была так благодарна, как Хью в этот самый момент. Он на удивление точно показал мне, как глупо было продолжать чувствовать что-то по отношению к нему. Боль внутри моментально улетучилось. Я почувствовала себя просто отлично: у меня даже закружилась голова. Я рассмеялась, громко рассмеялась прямо в его глупое, комичное лицо.
— Хью… ха ха ха… слушай… ха ха ха ха ха ха… по-моему, тебе стоит пойти домой, а то… ха ха ха… ты выставишь себя еще большим придурком, чем уже получилось… ха ха ха… вот мудила…
— Ты что, что-то приняла? — спрашивает он. И оглядывается вокруг, словно ища подтверждения.
— Ха ха ха ха… что-то приняла! Что-то приняла! На прошлой неделе я совершенно несчастная прилетела с хуевой Ибицы! Наверное, мне нужно что-то принять! Мне нужно себя не помнить в экстази вместе с Мэри и трахать первого, кого увижу! Чтобы меня трахнули по-настоящему!
— Я ухожу! — закричал он и вышел из квартиры. Уже на лестнице он оборачивается ко мне и шипит: — Ты сумасшедшая! Ты и твоя подружка наркоманка. Эта сучка Мэри! Все кончено! Все!
— ДАВАЙ ВАЛИ СКОРЕЙ, ТЫ, УРОД! ПОПРОБУЙ ЖИТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ! И НАУЧИСЬ НОРМАЛЬНО ТРАХАТЬСЯ!
— ДА ТЫ САМА, НА ФИГ, ФРИГИДНА! ВОТ В ЧЕМ ТВОЯ ПРОБЛЕМА! — кричит он мне вдогонку.
— ДА НЕТ, ЭТО ТВОЯ ДОЛБАНАЯ ПРОБЛЕМА! У ТЕБЯ НЕТ ПАЛЬЦЕВ! У ТЕБЯ НЕТ ЯЗЫКА! У ТЕБЯ НЕТ ДУШИ! ТЕБЕ НЕ ИНТЕРЕСНО НИЧЕГО, ПОМИМО ТВОЕГО ТРАХАНОГО СТРОИТЕЛЬНОГО ОБЩЕСТВА, ТЫ ЖАЛКИЙ МАЛЕНЬКИЙ УРОД! ПРЕЛЮДИЯ! ПОСМОТРИ ЭТО СЛОВО В ДОЛБАНОМ СЛОВАРЕ! ПРЕБЛИНЛЮДИЯ!
— ДА ТЫ ДОЛБАНАЯ ЛЕСБИЯНКА! ОСТАВАЙСЯ СО СВОЕЙ МЭРИ, ТЫ ТРАХАНАЯ ЛЕСБО!
— ПУСТЬ ТЕБЕ ТВОЙ ЗАНУДНЫЙ ДРУЖОК БИЛЛ ЗАСАДИТ В ЖОПУ! ВОТ ЧЕГО ТЕБЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ХОЧЕТСЯ!
Тут выходит миссис Кормак из соседней квартиры.
— Простите… мне показалось, что я слышу какой-то шум. По-моему, кричали.
— Милые бранятся, — говорю я ей.
— Да-да, только тешатся, а, птичка? — отвечает она, а потом шепчет мне на ухо: — А без них и того лучше.
Я показываю ей жест с большим пальцем вверх и возвращаюсь к себе. Я уже жду с нетерпением возвращения Мэри. Я употреблю все наркотики, известные человечеству, и оттрахаю, все, что движется.
Необычно выходить днем на улицу и чувствовать себя свободной, по-настоящему одной. Мне свистели работяги, клавшие асфальт на Дэлри Роуд, но, вместо того чтобы смутиться, что случилось бы со мной еще несколько лет тому назад, или возмутиться, что бы я сделала совсем недавно, я поступила как раз так, как предложил мне один из них своим козлиным голоском, — я улыбну-у-улась и-и-им. Тут же я почувствовала легкое раздражение от самой себя, потому что я не собиралась уступать жалким придуркам, но это была я, я сама, и я была счастлива.
Я ходила на Кокберн-стрит не то чтобы всерьез клеить парней, но все же, типа, проверить посты. Я накупила новых шмоток и косметики на четыреста фунтов. Большую часть своей старой одежды я засунула в мешки для мусора и отнесла в лавку «Для раковых исследований».
Мэри сразу заметила, что во мне произошли серьезные перемены. Бедняжка была выжата, как лимон, по возвращении домой.
— Все, что я хочу, — это завалиться и лежать целыми днями, — простонала она, — и больше никаких таблеток и никаких членов в жизни.
