команду.

— Да ладно тебе, Бал, мы все тут за Вест Хам [прим.3]. Это уж точно, — говорит Лес. Лес, вообще-то, ничего, но что-то в чуваке мне стало неприятно. Я откинул голову и врезал ему по носу. Послышался хруст, и Лес отшатнулся, пытаясь рукой остановить хлестнувшую рекой кровь.

— Черт подери, Задира… мы же заодно все тут… зачем же друг друга дубасить… — говорит он, а у самого кровь из носа хлещет на пол. Да уж, кровища вовсю. Неплохо врезал. Ему нужно бы голову вверх задрать, тупица. Хоть бы платок ему кто-нибудь дал.

— А вы, илфордские ублюдки, запомните это хорошенько, — кричит им Бал, кивая в мою сторону. Он смотрит на Короче и на Риггси.

— Пошли, ребята, покажем им за Леса и за ребят. Мы все ж-таки чертова Фирма, в конце концов!

— Эй! — кричу я илфордским. — Кто-нибудь, дайте старине Лесу платок или хоть бумаги принесите ему из сортира! Хотите, чтоб он сдох от потери крови, что ли?

Они все повскакивали с мест, ублюдки.

Я оборачиваюсь на Криса, хозяина бара, он моет стаканы. Похоже, не нравится ему все это.

— Прости, Крис, — говорю я ему, — просто нужно было парню пару уроков дать. Все нормально.

— Он кивает в ответ. Хороший мужик Крис.

Илфордские выпивают еще по паре кружек, но видно, что им неуютно, и они по очереди находят предлог, чтобы свалить. Бал же сидит до последнего: хочет выглядеть героем из-за своей руки. Не нужно, чтобы этот гаденыш Гипо хвастал, что напугал ножом Бала Литча.

Когда все уходят, Риггси мне говорит:

— Не стоило все же так, Задира. Зря ты Лесу заехал. Он же нормальный парень, и мы и в самом деле заодно.

Да уж, он скоро совсем рехнется со своим экстази, сопляк. Меня в такое не втянешь.

— Фигня все, — говорит Бал. — Задира прав. Ты меня опередил, Дейв. Ну да, эти парни нам нужны, но не настолько, как они, суки, думают.

— Мне его отношение не понравилось, — говорю я им. — Уважения в нем не хватало, ясно?

Риггси трясет головой, видно, что ему неприятно, и он не засиживается, что даже к лучшему, потому что после того, как Бала зашили в травме, он, я и Короче идем прямо к нему подготовиться к сегодняшнему дельцу, которое мы и собирались обсудить, пока эти илфордские мудаки не пришли и не помешали нам.

Сидим у него дома, вполне довольные собой; хотя Бал и выглядит слегка грустным, думаю, из-за своей руки. Я смотрю на себя в его большое зеркало: я на самом деле чертовски крепкий парень. В тренажерном зале довольно много железа тягал. Но кое-что еще надо бы подправить.

Потом оборачиваюсь на своих приятелей; хоть они и бывают иногда настоящими подонками, но все же это лучшие друзья на свете.

Бал на голову ниже меня, но тоже тяжеловес. Короче послабее и абсолютно непредсказуем. Иногда изрядно достает, но, вообще-то, нормальный чувак. А вот Риггси бывает с нами все меньше в последнее время. Мы раньше всегда были вчетвером, а теперь нас все чаще трое. Но хоть Риггси и нет рядом, он все равно с нами.

— Риггси-то теперь, — фыркает Бал, — мистер чертов мир-да-любовь, а?

Мы все весело посмеиваемся над нашим миролюбивым дружком.

Брюс Стурджес, по своему обыкновению, был в зале заседаний за пятнадцать минут до начала собрания. Он еще раз прошелся по слайдам, проверяя резкость изображения, отбрасываемого проектором на экран, с каждого места в обитой деревом и пропахшей табачным дымом комнате. Удовлетворенный, Стурджес отошел к окну и взглянул на строящийся напротив новый бизнес-центр. Казалось, что фундамент кладут уже целую вечность, но он знал, что после его укладки строение быстро поднимется к небу, меняя городской пейзаж, и, по крайней мере, хоть несколько людей это заметят. Стурджес завидовал архитекторам и проектировщикам. Вот кто мог создавать себе памятники при жизни.

Его размышления были прерваны появлением остальных участников. Первым вошел Майк Хортон, за ним жизнерадостный Барни Драйсдейл, с которым Брюс провел вчера бурный вечер, полный выпивки и тайных разговоров в пабе Белая Лошадь, за углом от Трафальгарской площади. В небольшом оживленном баре, основными клиентами которого были служащие из расположенного рядом южноафриканского посольства, они с Барни провели несколько часов, обсуждая это заседание. Сейчас Барни подмигнул ему и стал оживленно болтать с входящими сотрудниками, постепенно занимавшими кресла вокруг огромного стола из полированного дуба.

Как обычно, сэр Альфред Вудкок появился последним, с хладнокровным спокойствием усаживаясь во главе стола. В голове Брюса Стурджеса пронеслась мысль, всегда приходившая к нему, когда сэр Альфред вот так садился на свое место: Я ХОЧУ СИДЕТЬ ТАМ, ГДЕ СЕЙЧАС СИДИШЬ ТЫ.

Тихий гул разговоров моментально стих, и громкий голос Барни, который еще продолжал говорить, прозвучал одиноко в наступившем молчании.

— Ээ… простите, сэр Альфред, — извинился он уверенным тоном.

Сэр Альфред нетерпеливо улыбнулся, но в этой улыбке сквозила утешительная доза покровительственного одобрения, которую, казалось, заметил лишь один Барни.

— Доброе утро, джентльмены… Мы собрались сегодня в основном, чтобы обсудить теназадрин, предлагаемый нам новый продукт… или, скорей, Брюс сейчас нам расскажет, почему мы должны выбрать его в качестве нового продукта. Брюс, — кивнул Стурджесу сэр Альфред.

Стурджес поднялся с места, ощущая свежий прилив сил. Уверенным жестом, словно отвечая на ледяную неприязнь в лице Майка Хортона, он нажал на кнопку проектора. Глупый Хортон, проталкивающий свою никому не нужную микстуру от стоматита. Да, теназадрин сметет всю эту мелочь. Брюс Стурджес был уверен в своем продукте, но, что более важно, Брюс Стурджес был уверен в самом Брюсе Стурджесе.

— Благодарю вас, сэр Альфред. Джентльмены, я докажу вам сегодня, почему, если наша компания не выберет сегодня этот продукт, мы упустим возможность, которая может выпасть лишь раз или два за всю историю фармацевтики.

Именно это и сделал Брюс Стурджес в своей презентации теназадрина. Хортон почувствовал, как первоначальная атмосфера недоверия, висящая в комнате, растаяла. Он видел одобрительные кивки, а затем и общее настроение растущего признания. Он почувствовал, как у него пересохло во рту, и ему вскоре страшно захотелось глотнуть своей хваленой микстуры от стоматита: продукт, который, как он только что понял, будет выпущен еще ох как не скоро.

Ах ты, черт, жарко в этой долбаной лыжной маске — главный ее недостаток. Но и не думай даже… Дело-то пустяковое — как два пальца обоссать. Место мы изучили, все их привычки семейные назубок знали. Надо отдать Короче должное — вычисление он классно проводит. Да и, к вашему сведению, с этими пригородными лохами работать — проблемы никакой. Все, как один, на полном автопилоте. И быть тому, бля, вечно, и это хорошо для дела, а раз для дела хорошо, то, как говорила когда-то старушка Мэгги, хорошо и для Британии, ну, в общем, что-то в этом духе.

Единственная пакость — дверь открыла баба. Я — в роли вырубалы, ну и вмазал ей прямо в варежку. Она брык — ебанулась назад с таким тяжелым стуком и, типа, лежит там в корчах, будто у нее приступ случился. Но ни звука, не вякает вроде. Ступаю через порог и закрываю дверь изнутри. Сучка валяется передо мной — и противно и жалко как-то. И, знаешь, такая злоба во мне на нее закипела, вот. Бал садится перед ней на корточки и приставляет перо ей к горлу. И вот она, наконец, собирает глаза в кучу и видит прямо перед собой этот нож, так у нее зенки чуть не повылазили. Тут она обеими руками давай за юбку хвататься — к ляжкам прижимает. Я от этой картины просто фигею, будто нам чего от нее надо, вот корова, извращенцев нашла, тоже мне.

Тут Бал начинает ворковать ей прямо в ушко тихим своим вест-индийским говорком:

— Лежи-ка тиха — цила будишь. А шутки играть с нами вздумаишь — так твой белый задница завтра с лапшой скушаю, женсчина.