У Хью исказилось лицо:
— Ну, вот видишь! Даже твои слова — это лишь повторение его слов. Но оба вы ошибаетесь. Я показал ему, у кого есть достаточно хитрости и силы, чтобы управлять Колчестером. А теперь я покажу тебе, кто будет управлять всей Северной Англией.
При этом он сделал ложный выпад влево и направил на Корбетта разящий удар своего меча. Но Корбетт был наготове и отразил удар.
— А как же ты показал ему? — спросил Корбетт ровным насмешливым тоном. — Каким образом ты показал ему свою хитрость и силу?
Хью злобно улыбнулся:
— Когда мы были на охоте, он упал с лошади. Ты помнишь этот день. Он упал и звал кого-нибудь на помощь. Все оказалось очень просто. Мне понадобился лишь один камень, чтобы вышибить из него дух. — Его улыбка угасла. — Он сказал, что ты узнаешь об этом. Но ты так ничего и не узнал. Ты поверил моим обвинениям против лорда Бартона — и все поверили. Но это сделал я. Я!
На мгновение Корбетт позабыл об осторожности. Он знал, как низок и подл его брат, но признания Хью вышли далеко за пределы того, что он ожидал услышать. В горле у него пересохло, и он хрипло спросил:
— Но ведь Колчестер в любом случае стал бы твоим. Так зачем же ты это сделал?
— Да чтобы показать ему: я могу сделать все, что мне вздумается. Вот и показал. А теперь я покажу тебе.
С криком, больше похожим на звериный, чем на человеческий, он устремился вперед. Металл ударялся о металл. Мускулы напрягались в неистовом усилии. Потом один из братьев поскользнулся на шатком камне, и оба упали, но не выпустили оружия.
Лиллиана услышала, как Корбетт охнул от боли, и увидела темное пятно, расплывающееся у него на бедре. Потом он резким, мощным движением перебросил Хью через плечо. Когда же оба сумели встать на ноги, оказалось, что Корбетт прижат спиной к высокому камню, нависающему над долиной.
Хью дышал с трудом, но захихикал, когда оценил свое преимущество.
— Итак, делу конец. То есть тебе конец, разумеется. Для меня это начало.
— А что будет с Лиллианой? — перебил его Корбетт. — И с малышкой? Ты убьешь их обеих? И как же ты это объяснишь? И потом, за нами едут мои люди. Как ты объяснишь нападение на них?
На лице у Хью отразилась растерянность; Корбетт же продолжал, как ни в чем не бывало.
— Ты проиграл, Хью. Алчность сгубила все твои замыслы.
Хью перевел взгляд с Корбетта на Лиллиану, а потом — на реку, поблескивающую далеко внизу. И сразу же бросился на Корбетта, нацелив острие меча прямо в сердце брата.
Лиллиана вскрикнула, но Корбетт, как видно, ожидал нападения. Быстрым движением он отклонился, и страшный удар пришелся в пустоту. Хью попытался повернуться и прикончить Корбетта, но в темноте не рассчитал своих движений. Он резко повернулся на пятках, не удержал равновесия, поскользнулся, и ноги его сорвались с обрыва. Пронзительно завизжав, он пропал из виду.
Наступившая тишина казалась оглушительной. Лиллиана была так потрясена, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Она могла лишь смотреть на Корбетта, который заглядывал за край обрыва. Потом он пошатнулся и опустился на одно колено.
В тот же миг Лиллиана поставила корзину на камни и метнулась к нему. Крепко обняв его и прижав к себе, она изо всех сил старалась оттащить его от опасного края скалистого выступа.
— Корбетт! Корбетт! — восклицала она снова и снова.
Не вытирая слез, заливающих ее лицо, она покрывала поцелуями его щеки, глаза, губы. Его била дрожь — от усталости, от боли, от ужасных открытий последних минут. Но он порывисто схватил жену в объятия и прижал ее к себе.
— Я думал, что потерял тебя. Я люблю тебя, Лилли. Люблю! Я бы не вынес, если бы потерял тебя. Я не хочу без тебя жить!
— А ты и не будешь жить без меня. Никогда. Я умерла бы, если бы не могла быть с тобой! Я люблю тебя! Я всегда буду тебя любить.
То были совершенные слова любви. Сердце Лиллианы полнилось ощущением чуда. Как долго она ждала часа, когда сможет их произнести? Как долго она молилась о счастье услышать их от него? Казалось, что целую вечность. И теперь они произнесены. Он любит ее. Она едва могла поверить, и все же… она знала, что это правда.
Ночь была такой же темной и холодной. Маленькая Элиза снова начала плакать. От подножия Миддлинг-Стоуна донесся зычный крик сэра Рокка… Но Лиллиана улыбнулась:
— Я хочу домой, Корбетт. Я хочу, чтобы в наш дом, в Оррик, мы вернулись вместе.
ЭПИЛОГ
Наш дом я вижу вдалеке…
Благословен пусть будет дом,
Куда с тобой, рука в руке,
Мы вместе вечером войдем.
(Из баллады безымянного менестреля)
Лиллиана стояла на краю поля. Начинал созревать ячмень, и под теплым летним ветром по ниве пробегали волны, словно это было не поле, а спокойное золотое озеро. На берегу неширокого ручья, который протекал рядом с нивой, Магда и Ферга расстелили одеяло для детей. Обе служанки крепко спали, как и их маленькие подопечные. Даже старый Томас, составивший им компанию, дремал, привалившись к толстому стволу бука и позабыв о своей удочке, которую он тем не менее не выпускал из рук.
Теплые лучи позднего августовского солнца дарили каждому покой и умиротворение. Каждому, за исключением Лиллианы.
Она некоторое время бродила вдоль ручья, бросая кусочки хлеба рыбам и уткам. Но ее беспокойство не проходило, и она повернула к дороге.
Лиллиана откинула со щеки за спину пушистую прядь волос и окинула взглядом ровную, утоптанную дорогу. С самого пробуждения, с раннего утра, в ней жила неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что Корбетт вернется сегодня. Она твердо верила в это. Однако теперь, когда солнце уже медленно склонялось к западу, ее надежды начали увядать.
Как она тосковала по нему! Вот уже почти четыре недели прошло со дня его отъезда. Он отправился в Лондон, чтобы встретить Эдуарда и присутствовать на его коронации. Лиллиана не сопровождала Корбетта, потому что совсем недавно родила сына. Но каждую ночь она молилась о его благополучном возвращении и каждое утро на коленях молила Бога, чтобы именно этот день стал днем возвращения мужа.
С тяжелым вздохом она опустила глаза на пыльную дорогу. Может быть, и хорошо, что он не приехал сегодня, подумала она, когда ее взгляд упал на собственные босые ноги. Она давно уже сбросила туфли, и теперь ноги были перемазаны; светло-зеленое полотняное платье не успело просохнуть после прогулки у ручья, а волосы так перепутались на ветру, что, наверное, на нее и смотреть страшно. После недель, проведенных Корбеттом при дворе, среди знатнейших вельмож государства, она наверняка покажется ему жалкой деревенской простушкой.
Исполненная самой горькой жалости по отношению к самой себе, она принялась расхаживать вдоль дороги, время от времени бесцельно поддавая ногами случайные камешки. И только когда она почувствовала, как гудит земля под ее подошвами, и услышала тяжелый стук подков, она вырвалась из плена уныния и резко обернулась.
К ней приближался скачущий во весь опор одинокий всадник на огромном вороном коне. Со счастливым возгласом Лиллиана прижала ладони к щекам. Лица всадника было еще не видно, но она и так знала: это Корбетт.
Она стояла посреди дороги; ее запыленными юбками играл ветер, а послеполуденное солнце отливало золотом и багрянцем в длинных распущенных волосах. Когда Корбетт, домчавшись до нее, натянул поводья, она чувствовала себя так, словно ей даровано все счастье, какое только может быть на земле.
Корбетт соскочил с Кисмета раньше, чем разгоряченный конь смог остановиться, и крепко обнял ее.
— О, любовь моя! Любимый! Мне уже казалось, что ты никогда не вернешься.
Его ответ затерялся в долгом, горячем поцелуе, от которого у обоих захватило дух. Когда он наконец немного отстранился, Лиллиана ласково провела рукой по его впалой щеке и заросшему подбородку.
— Я так по тебе скучала…