За хозяйским столом он казался невероятно могучим, как будто имел все права на это почетное место. Голубовато-стальная туника еще усиливала впечатление непобедимости, которое он производил, и придавала еще больше выразительности его дымчато-серым глазам.
Умытый и причесанный, нарядно одетый, он действительно выглядел как знатный вельможа. И все-таки Лиллиана не желала допустить, чтобы эта светская личина ввела ее в обман. Она знала, что за этим фальшивым фасадом скрывается грубый задира. Он мог сейчас изображать благородного рыцаря, но ведь совсем недавно он обнаружил перед ней свою истинную природу. Он — самовлюбленный, наглый, упрямый, бесчувственный человек, которому нет дела ни до чего, кроме самого себя.
Она смогла отвести от него глаза только тогда, когда лорд Бартон встал и поднял свой тяжелый кубок. Однако на лице отца было написано столь явное удовлетворение, что у нее сжалось сердце. Он по-настоящему счастлив от задуманного союза, вынуждена была признать Лиллиана, чувствуя, как рушатся все ее надежды. Он убежден, что для Оррика так будет лучше всего.
Но для Оррика так не будет лучше всего, с тоской думала Лиллиана. Не будет! И уж точно — так не будет лучше для нее.
— Лиллиана, — начал сэр Бартон и, взглянув на старшую дочь, с нежностью ей улыбнулся. — Я знаю, что ты была с ним знакома раньше, Лилли, но сейчас я хочу должным образом представить тебя сэру Корбетту из Колчестера. — Он обернулся к высокому рыцарю, чье лицо было обезображено шрамами, и тот тоже поднялся на ноги. — Сэр Корбетт, я представляю вам леди Лиллиану Оррик.
Пока жених и невеста смотрели друг другу в лицо, в зале было так же тихо. Но все глаза обратились к сэру Корбетту, когда он поднял кубок, этим жестом воздавая честь Лиллиане. Все уши насторожились, чтобы расслышать его слова. Но только Лиллиана могла распознать сардонический блеск в его глазах и легчайший отзвук сарказма в голосе, когда он возгласил тост:
— Я приветствую леди Лиллиану, самую прекрасную… девушку в Уиндермир-Фолд… нет, во всей северной Англии. Я хотел бы, чтобы вы все выпили за наш счастливый союз.
Все руки взметнулись вверх, поднимая кубки в честь будущих супругов, и только Лиллиану не воодушевил этот общий порыв. Да, она преуспела в намерении удивить его — и своим видом, и своим тождеством с несговорчивой служанкой, с которой он так недавно расстался. Но теперь успех отдавал горечью: ведь она уже знала, что означает этот блеск у него в глазах. В поединке воли победителем оставался он, ибо теперь он обретал возможность отвести строптивую девчонку, которая привлекла его внимание, именно туда, куда хотел: в постель.
С самым мрачным выражением на лице она преодолела три ступени, ведущие на возвышение, и прошествовала к приготовленному для нее креслу с высокой спинкой. Помогая ей усесться, сэр Корбетт являл собой просто образец учтивости, но в каждом его движении сквозила насмешка над нею, и она это видела совершенно ясно. Когда он снова уселся на свое место рядом с ней, опасный блеск в его глазах стал совсем невыносимым.
— Вот мы и встретились снова, — шепнул он, так чтобы его слышала только она. — И так скоро. Я-то думал, что найти тебя будет гораздо труднее.
Она молчала, уставившись в солонку на столе, и тогда он придвинулся еще чуть-чуть ближе.
— Не могу передать, с какой радостью я предвкушаю нашу свадьбу.
— Раньше вы предвкушали ее без всякой радости, — отрезала она.
— Ах, но ведь я и понятия не имел, как восхитительна старшая дочь лорда Бартона, — уголок его рта чуть приподнялся в насмешливой ухмылке.
— Могу вам твердо пообещать, что брак со мной окажется для вас совсем не восхитительным, — прошипела она.
Множество глаз наблюдало за ними, и ей все время приходилось прилагать огромные усилия, чтобы лицо у нее оставалось любезным, а голос — тихим. Но… о, как хотелось бы ей поставить его на место!
— Скоро тебя заставят повиноваться, — едва слышно произнес он.
И, прежде чем она смогла помешать ему, он взял ее руку и поднес к губам. Поцелуй был мимолетный, легкий и не так чтобы уж очень неприятный. Однако, когда она попыталась освободиться, он крепче сжал плененную руку и повернул ее ладонью вверх. Следующий поцелуй не был ни мимолетным, ни легким. На этот раз горячие губы приникли к ее нежному запястью. У Лиллианы от потрясения участился пульс, но это, по-видимому, только подстрекнуло его. Теперь он прижался губами к ее ладони, Лиллиану охватила настоящая тревога. Казалось, от его прикосновения загорается ее плоть и натягивается каждая жилка. Инстинктивно она сложила пальцы в кулачок, и на этот раз ей удалось освободиться от горячего пожатия его руки.
Этот жалкий успех, однако, не успокоил ее. Казалось, что ее сопротивление придает ему еще больше дерзости. На лице у него играла непочтительная усмешка, а глаза горели огнем, который не предвещал Лиллиане ничего хорошего.
Чем дальше, тем меньше оставалось у Лиллианы уверенности, что она сумеет выставить его вон, но — более, чем когда-либо раньше, — она жаждала этого добиться. Она должна освободиться от него, освободиться любой ценой, мысленно твердила она, но не могла отыскать ни единого способа достичь своей цели, кроме одного: открыто оскорбить его. И вот, когда она уже приготовилась привести свой план в исполнение, заговорил ее отец, сияя широкой улыбкой.
— Я знал, что вы будете прекрасной парой, — сказал он с огромным удовлетворением. — Ваш союз сможет покончить со всеми распрями в этой долине раз и навсегда. А мир приведет к процветанию.
Сэр Корбетт не ответил лорду Бартону. Напротив, упоминание о вражде между Орриком и Колчестером, по-видимому, было ему тягостно: скулы у него напряглись, а глаза сузились. Он потер шрам, рассекавший его бровь, и Лиллиана подумала, что это движение давно стало для него привычным.
Она была уже готова обвинить его перед своим отцом, но вся ее решимость вмиг улетучилась. Никакие слова, подходящие к случаю, не шли на ум. Кроме того, размышляла она, нельзя же вступать в пререкания с отцом в присутствии такого множества гостей. Как ни раздражала ее эта помеха, она понимала, что должна приберечь свои обвинения до того момента, когда их можно будет высказать без посторонних. А уж тогда она без колебаний выложит отцу все — и насчет отвратительных повадок этого нечестивца и насчет его грубого обращения с ней у него в комнате. И тут, словно прочитав ее мысли, сэр Корбетт откинулся на спинку кресла и с самым благонравным видом обратился к будущему тестю:
— По-моему, я еще не имел случая должным образом поблагодарить вас за великолепную комнату, которую вы мне предоставили, лорд Бартон. Я нашел ее в высшей степени удобной. И купание в ванне удивительным образом помогло мне восстановить силы.
— За это можете поблагодарить Лиллиану. Она знает, как вести хозяйство в этом замке. Здесь нет ни одного слуги, который не кидался бы выполнять ее распоряжения по первому слову. — Старый рыцарь знаком приказал слуге наполнить кубки Корбетту и ему самому. — Она настоящее сокровище, моя Лилли.
Глаза Корбетта слегка скользнули по Лиллиане, и ей стало неуютно от этого беглого взгляда. Как же ему не стыдно, молча кипятилась она. Но лорд Бартон не мог видеть раздражающий блеск в глазах Корбетта, и продолжал:
— Да уж, когда Оррик-Каслом правит она, все здесь идет гладко под ее твердой рукой.
Корбетт задержал взгляд на этих самых руках и, к великой досаде Лиллианы, это случилось именно тогда, когда она потирала то место на запястье, которого касались его губы. Потом он медленно перевел взгляд на ее лицо.
— Вы совершенно правы. Молодая девушка, которую она мне прислала, была исключительно приветлива и расторопна. Она так хорошо прислуживала мне, что я почувствовал себя совершенно как дома. Если бы я знал ее имя, я бы непременно назвал его вам. Но, увы, едва она закончила свою работу, ее тут же и след простыл. — Он снова улыбнулся Лиллиане с убийственным обаянием.
— Прекрасно, прекрасно, — благодушно пробормотал лорд Бартон и поудобнее устроился на своем кресле. — А теперь, Лиллиана, пора приступить к трапезе.
