Когда на следующий день я пришла в офис, надев миленькие новые сережки и пояс с резинками, туго обхвативший мою талию и постоянно напоминавший о себе и об изюминке моей жизни, Лесли уже вертелся возле моего стола.
— Нора, ты работаешь у нас последнюю неделю, — сообщил он.
— Вот как? — Я растерялась.
— В выходные приезжает из отпуска Хлоя, — объяснил Лесли Бек, — жизнь фирмы возвращается в привычное русло. Но все мы благодарны тебе за помощь. Думаю, мистер Эджи не откажется вознаградить тебя. Я настоятельно посоветую ему.
Что я могла сделать? Во-первых, расплакаться, сознавая, что мое сердце разбито. Во-вторых, изрезать одежду Лесли, как сделана Джослин. И в-третьих, я могла бы уехать к маме, как дважды делала Анита, — скрыться от всех и страдать в одиночестве, перестав уважать себя. Но я выбрала другой вариант — вернее, так получилось. Я просто разлюбила Лесли Бека, раз и навсегда.
— Ну что ж, — отозвалась я, — раз никто не удосужился известить меня заранее, я ухожу немедленно.
— Но не можешь же ты бросить нас на произвол судьбы! — воскликнул Лесли.
— Могу, — возразила я и сделала это. Я направилась прямиком домой, сожгла пояс с резинками и все кружевные трусики в камине. Когда вернулся муж, я сообщила ему: — Эд, больше я не работаю у Лесли. Он домогается меня прямо в офисе Это некрасиво, ведь его жена беременна Его нельзя назвать порядочным человеком, больше я никогда не приглашу его на ужин, а если он пригласит нас, откажусь, сказав, что мы заняты.
— Жаль, что ты так долго медлила с решением, — отозвался Эд. — Мы могли бы успеть где-нибудь отдохнуть.
И я поняла, что действительно вернулась домой, что теперь я в безопасности.
Кары не последовало Ни ребенка, ни венерической болезни, ни разоблачения, ни развода, ни остракизма, ни позора, ни ненависти к себе. Ничего, если не считать чудесного и беспокойного лета и отложенного отпуска. Мы уехали отдыхать в сентябре.
Когда я вернулась от Розали, успев подробно рассказать ей о моем романе с Лесли Беком, был час ночи, в кухне еще горел свет. Я мгновенно встревожилась. Эд все знает! Я разговорилась с Розали, а он подслушал нас. Мои мысли пропутешествовали по Долримпл-стрит, через Госсамер-роуд и вверх по Хоттай-лейн к дому, подчиняясь непознанному феномену супружеского осмоса, и вот теперь Эд поджидает меня, чтобы убить.
Я сразу прошла в спальню. К счастью, Эд уже спал. Досадный эпизод остался в прошлом. Эд прекрасно выглядит, когда спит, являя собой наглядный пример спокойствия мирного обитателя Ричмонда, регулярно, но умеренно упражняющего ум, убежденного, что в книгах описана реальная жизнь, а события в мире — не что иное, как истерическое трепыхание по ту сторону телевизионного экрана. Благодаря привязанности к детям он не замечает их проказ и доверяет мне, а сам спит с безмятежностью обожаемого ребенка.
Я решила, что свет на кухне оставил включенным кто-то из детей. Просунув руку в щель кухонной двери, я щелкнула выключателем и услышала испуганный возглас. Посреди кухни стояла совершенно голая девушка, крепкая, белокожая, с рыжим кустиком на лобке, кудрявыми рыжими волосами и поблескивающими скобками на передних зубах. Она поедала огромный ломоть, отрезанный от булки. Булка лежала на столе. Стоит уйти на несколько часов, и все в доме забывают о порядке. Голой девушкой была Аманда, дочь Сьюзен. Ко мне сзади подошел Колин, из приличия обернувший вокруг талии полотенце.
— Ты не против? — осведомился Колин. — Аманда останется у нас. Она опоздала на последний автобус в Кью.
— Конечно, я не против, — отозвалась я. — Рада видеть тебя, Аманда.
Я и вправду обрадовалась Аманде, внебрачной дочери Лесли. Детям свойственно обживать ниши, вырубленные их родителями в твердой породе городов, жениться и размножаться в них. Безжалостный и самозваный феодал Лесли, установивший для обитателей ниши свои правила, породил прекрасную незаконнорожденную Аманду, и у Колина, симпатичного местного паренька, хватило смелости ухаживать за ней.
— Надеюсь, хлеба хватит к завтраку, — произнесла Аманда, ничуть не стыдясь наготы. — Видите ли, по ночам на меня часто нападает голод.
— Охотно верю, — кивнула я.
Лесли Бек тоже вставал по ночам и жевал белый хлеб. предпочитая корочку. К утру от батона оставался только неприглядный мякиш. Об этом рассказала мне Сьюзен, которой однажды выпала честь провести в обществе Лесли всю ночь.
В последний раз я видела Аманду двенадцатилетней девочкой-дурнушкой с крупными чертами лица. Теперь ей было лет восемнадцать, она стала скорее привлекательной, нежели миловидной, и вполне уверенной в себе девушкой, о чем свидетельствовали металлические скобки у нес на зубах. Мало кто соглашается носить их в таком возрасте, несмотря на рекомендации ортодонтов. От Лесли Аманда унаследовала жизненную силу, и ее тело расцвело, кожа стала нежной. Колину повезло, подумала я, оставила их вдвоем и ушла в спальню. Я смертельно устала.
Другое время, другое место. Середина семидесятых, Дордонь, Франция. Винни и Сьюзен сняли там фермерский дом — приземистое каменное строение, окруженное широким двором, с неровными стенами, низкими потолочными балками, простое, деревенское, удобное, бесподобно вписавшееся в ландшафт. В кухне было темно и прохладно, поскольку стояло лето, обитатели дома чаще всего ели на свежем воздухе, за длинным дощатым столом в тени виноградных лоз. К завтраку подавали свежий хлеб, бруски местного масла, сливовый джем и кофе, к ленчу — снова хлеб, местный сыр, фрукты и вино, а ужин, если только на Винни не нападала охота похозяйничать, проходил в каком-нибудь ресторане по соседству, где предлагали блюда французской провинциальной кухни, каких больше не попробуешь нигде в мире. Убирать в доме приходила из деревни Мари — молодая, свежая, смышленая, но не слишком жалующая приезжих. Дважды в неделю появлялся Жан-Поль, чтобы взрыхлить грядки с овощами, полить из шланга двор, увезти мусор. Мы жили в одном из самых дорогих домов, какие значились в списке местного агентства. Водопровод был исправен.
