– Как вас зовут? – Лицо Командующего помрачнело.
– Имя, под которым я значусь в файлах, или настоящее, мой повелитель.
– Какое считаете нужным, такое и говорите.
– Имя на файле вы, конечно, знаете. А мое настоящее имя – брат Фидель, мой повелитель.
Главнокомандующий сидел спокойно, с бесстрастным выражением лица. Наконец он поднялся, взял меч со стола, вонзил пять стальных иголок, находившихся на рукоятке, в пять шрамов на ладони. Меч ожил, впитывая энергию из тела Сагана. Он держал меч правой рукой, а левой показал санитару на ширму.
– Видите ширму? Зайдите за нее.
Санитар повиновался, спокойно зашел за ширму, сделанную из простой черной материи. Главнокомандующий пошел следом за ним, лезвие громко и алчно позвякивало.
Перед ними стоял низенький столик, покрытый черным бархатом.
– Подымите салфетку, – скомандовал Саган.
Юноша повиновался. На столике стояло три предмета: маленькая фарфоровая лампада, в которую было налито редкое дорогое масло, серебряный кинжал с рукояткой в форме воьмиконечной звезды, серебряная чаша, на которой были выгравированы восьмиконечные звезды.
Юноша поднял глаза и посмотрел на Командующего. Саган кивнул и жестом приказал ему подойти к столику. Юноша покорно опустил взгляд. Он встал на колени перед столиком, поднял руки, произнес молитву тихим, почти неслышным голосом. Саган следил за губами юноши и повторял слова молитвы про себя.
Молитва подошла к концу. Горящей спичкой юноша зажег масло. Горько-сладкий запах ладана и святости заполнил холодный стерильный воздух комнат Сагана. Юноша закатал рукав на левой руке, обнажив исполосованную шрамами кожу, – эти шрамы нанесли ему не враги, а он сам, истязая себя. Юноша решительно поднял серебряный кинжал и, бормоча другую молитву, поднес к руке острие.
Командующий наклонился, положил свою ладонь на руку юноши, державшую кинжал.
– Остановитесь. Этого делать не надо.
Юноша опустил голову, положил кинжал на бархат и поднялся. Саган опустил меч и вложил его в ножны.
Они стояли за черным экраном, частично загораживавшим резкий свет ламп в комнатах Главнокомандующего и бросавшим на них густую тень. От пламени горящей лампады отскакивали желто-голубые искры, отражавшиеся в ясных глазах юноши.
Саган внимательно изучал его.
– Фидель. Преданный. Брат Преданный. Славное имя.
– Я стараюсь быть достойным его, мой повелитель, – тихо произнес юноша, снова опустив глаза.
– Вы знаете молитвы, знаете канон. На вашей руке знаки, подтверждающие вашу веру. Я понял бы все это, если бы вы были стариком. Но вы молоды. Орден уничтожили во время Революции, восемнадцать лет назад, когда вы были совсем ребенком. Кто вы, брат Фидель? И что вы хотите от меня?
– Я священник Ордена Адаманта, мой повелитель. Орден послал меня сюда, повелев быть подле вас, понимая, что наступит час, когда вам понадобится моя помощь. И это время наступило, мой повелитель, – брат Фидель посмотрел на Сагана. – Но прежде всего я должен объяснить...
– Не мешало бы, – сухо произнес Командующий.
– Я был ребенком, как вы сказали, когда произошла Революция, ребенком, членом Ордена, мой повелитель. Я вступил в него шести лет от роду. И всегда знал о своем предназначении свыше, мой повелитель. Когда я вспоминаю свое детство, я не слышу голоса матери или отца, я слышу голос Всевышнего.
Священники не хотели принимать меня, потому что я не был королевского происхождения. Они хотели отказать мне, когда вперед вышел старый монах, суровый и мрачный, смуглый и молчаливый. Он не произнес ни слова, но положил руку мне на голову.
Юноша замолчал, словно ждал, что сейчас заговорит Командующий. Но тот словно воды в рот набрал и даже не пошевелился. Подождав немного, брат Фидель продолжал:
– С тех пор никто обо мне дурного слова не сказал. Меня взяли в монастырь, дали образование, пообещав, что со временем, когда я подрасту и смогу сам принимать решения, при условии, что я не изменю своего желания, меня примут в братство. Моя вера и мои помыслы никогда не менялись.
Мне было почти восемь в ту ночь, когда свершилась Революция. Толпы народа, впереди которых шли солдаты восставшей армии, начали штурм монастыря. Правда, нас предупредили о надвигавшейся беде. Мы так никогда и не узнали, кто это сделал, кое-кто поговаривал, что это предостерег Сам Господь.
Глаза священника снова смотрели долу, он теперь не видел Сагана.
– Мы были готовы к штурму. Нам запретили лишать людей жизни, конечно. Среди нас не было воинов-священников. Но под прикрытием ночи и с благословения нашего молчаливого пастыря мы построили ловушки, попав в которую, человек становился беспомощным, хотя и оставался живым и невредимым. Мы защищали наше аббатство огнем и водой, камнями и воздушными шарами.
– Многие наши братья погибли той ночью, – продолжал брат Фидель негромким спокойным голосом. – Но с Божьей помощью мы победили врагов. Почти все обратились в бегство, объятые ужасом и страхом. Они чувствовали на себе гнев Божий. И по сей день никто из них не осмелился подойти к нашим стенам. А мы – те, кто уцелел, – живем в мире и согласии. Думаю, вам известно аббатство, о котором я говорю, мой повелитель. Это аббатство святого Франциска.
– Я знаю его, – Саган тоже говорил едва слышно. – Его стены стоят по-прежнему?
– Да, мой повелитель.
– Я давно там не был. И не думал... – Командующий осекся, жестом приказав юноше продолжать.
– Я сказал почти все, мой повелитель. Орден был объявлен вне закона, его запретили, но он не погиб. Он ушел в подполье. Мы создали систему тайной связи, нашли оставшихся в живых и связались с ними. Мы делали свое дело тихо и осторожно на благо Создателя. Иногда кто-нибудь из наших священников или монахов попадает в плен, но каждый идет на смерть со словами, что он один проповедует свою веру, никогда не выдавая истины. С тех пор наши ряды увеличились. Нас немного, потому что мы с осторожностью принимаем новичков к себе, но нас больше, чем вы можете представить.
– И среди вас нет никого Королевской крови?
– Нет, мой повелитель. Все – простолюдины, как я. И работа, которую мы выполняем, – простая. Мы теперь не можем творить чудеса. Но то, что мы делаем, я верю в это, тоже с благословения Всевышнего.
– С еще большего, брат Фидель, – сказал Саган, но сказал так тихо и с такой болью, что юноша притворился, что не слышит, и ничего не ответил.
– Вы принесли мне сообщение, – резким тоном сказал Саган. – Рисковали жизнью. От кого оно? И о чем?
– От главы нашего Ордена, мой повелитель. Должен сказать вам, что один священник, которого вы считаете погибшим восемнадцать лет назад, – жив.
– Deus! Господи!
Это было молитвой, мольбой. Мороз пробежал по коже Сагана. Глаза, словно незрячие, вперились в одну точку, он перестал дышать.
Санитар разволновался, подошел к нему, положил два пальца на пульс.
– Мой повелитель, вам плохо...
– Говорите, черт бы вас побрал! Говорите! – прорычал Саган, крик сорвался с губ, точно прорвав ему грудь.
Брат Фидель заметил капельки крови на его посеревших губах.
– Говорите, зачем пришли!
– Мой повелитель, этот священник лежит на смертном одре. Его последняя воля – увидеть вас еще раз, просить у вас прощения и дать вам, его сыну, свое предсмертное благословение.