Рыцарь Смерти, скрипя и громыхая доспехами, тяжело опустился на колено:

— Мой господин, я благодарен тебе. И я в долгу перед тобой.

— Да, Крелл. И никогда не забывай этого.

— Каковы будут приказания Повелителя?

Мысли Чемоша вернулись к Мине, и он вдруг подумал, что Азрик начинает ему мешать.

— Приказаний пока нет, — отрезал Бог. — Есть планы, в которых тебе отведена роль, но время еще не пришло. Сейчас ты должен уйти.

— Да, мой господин. — Крелл поклонился и направился к двери, но на полдороги он замялся, повернулся и растерянно спросил: — А куда мне идти?

— Куда хочешь, Крелл, — ответил Чемош, глядя на Мину, в то время как она смотрела на него.

— Я могу идти куда угодно? — уточнил Азрик. — И Богиня до меня не доберется?

— Нет, но, если ты немедленно не исчезнешь, доберется Бог! — Чемош начал терять терпение. — Отправляйся куда хочешь, Крелл. Калечь кого хочешь. Только не здесь.

— Да, мой господин! — Крелл снова поклонился. — Тогда, Повелитель, если я тебе больше не нужен…

— Убирайся!

— Я буду ждать твоего зова. А пока ухожу. Прощай, господин.

Крелл, громыхая, покинул усыпальницу. Чемош захлопнул за ним бронзовую дверь и наложил засов.

— Я думал, ты сделала нечто поразительное, чтобы схватить это жалкое создание, а теперь вижу, что мог отправить на это задание и овражного гнома. — Бог улыбнулся девушке, поддразнивая ее, и протянул руки.

Мина взяла его ладони в свои и приблизилась:

— И какова будет моя награда, господин?

Янтарные глаза девушки сверкали, волосы отливали красно-золотым пламенем. Ее руки обвили его шею, и Чемош почувствовал матовую гладкость ее кожи, услышал, как пульсирует кровь в ее венах, увидел биение жизни в тоненькой жилке на шее. Он прижал Мину к себе, наслаждаясь ее теплом — теплом жизни, теплом смертной.

— Чем я могу услужить тебе, Повелитель? — прошептала она.

— Вот этим, — ответил Бог, сжимая ее в объятиях.

Чемош поцеловал ее губы, впадинку меж ключиц, затем освободил девушку от рубашки и, крепко держа, прижался губами к ее груди над сердцем.

Его поцелуи опалили ее плоть, заставив почернеть. Мина закричала. Ее тело напряглось и забилось в руках Бога. Напоследок прижав, Повелитель Смерти медленно отпустил девушку.

Она, вздрагивая, открыла глаза и, стараясь успокоить прерывистое дыхание, посмотрела на Чемоша, а затем, морщась от боли, взглянула на свою грудь.

Там, на белой плоти, остался выжженный отпечаток его губ.

— Ты моя, Мина, — сказал Повелитель Смерти.

Поцелуй прожег тело и кости, добравшись до самого сердца. Девушка почувствовала, как в ней шевельнулась сила, которую Чемош ей только что передал, и прильнула к нему. Губы Мины разомкнулись, требуя поцелуев снова и снова.

— Я твоя, господин.

Желание охватило Бога, и он не мог больше противиться — хотелось овладеть ею немедленно, сделать своей, но Чемош желал убедиться, что Мина все поняла.

— Ты не будешь для меня рабыней, как для Такхизис.

Повелитель Смерти принялся ласкать шею Мины, а рука потянулась к отпечатку, который оставил его поцелуй. Плоть девушки обугливалась и покрывалась волдырями там, где ее касались его губы. Чемош прикоснулся к черному следу:

— Ты будешь моей Верховной Жрицей, Мина. Ты пойдешь в мир и соберешь для меня последователей, которые молоды, сильны и красивы, как ты. Я стану их Богом, а ты — их наставницей. У тебя будет над ними власть, абсолютная власть — власть жизни и смерти.

— Как я смогу убедить их, господин? Молодым не нравится думать о смерти…

— Они получат от меня дар. Дар редкостной ценности, тот, который человечество желает с сотворения мира.

— Я с радостью сделаю все, что ты пожелаешь, Повелитель, — согласилась Мина. Ее дыхание участилось.

Чемош откинул назад ее рыжие волосы, запутавшись пальцами в шелковистых прядях. Губы девушки обещали неземное блаженство, а тело требовало его прикосновений.

Повелитель Смерти прижал Мину к себе. Она отдавалась ему со страстью, и Чемош больше не удивлялся, как другие Боги могли искать удовольствия в объятиях смертных. Он лишь подумал, что ему потребовалось очень много времени, чтобы сделать это открытие.

Рано утром в город Стаутон, как раз к началу праздника под названием Весенний Рассвет, прибыл черный паланкин. Празднование включало в себя ярмарку, пир и ежегодный Танец Цветов. Один из самых важных праздников. Весенний Рассвет каждый год собирал в Стаутоне толпы. Несмотря на то, что день был прохладным, у ворот, ведущих в окруженный стенами город на севере от Абанасинии, уже столпились люди.

Стражники пребывали в хорошем расположении духа, как и большинство людей сегодня. Весенний Рассвет означал конец холодной, темной зимы и возвращение солнца. Фестиваль был шумным праздником, прославляющим жизнь. Значит, будут вино, танцы, смех и небольшие потасовки. Люди проснутся на следующее утро с гудящими головами, расплывчатыми воспоминаниями и слабым чувством вины, означающими, что накануне они чудесно провели время. Детей, рождающихся через девять месяцев после этой ночи, называют «дети Весеннего Рассвета», и считается, что они счастливчики. После этого праздника несколько семей обязательно сыграют поспешные свадьбы.

Фестиваль неминуемо привлекал со всей округи многих нечистых на руку личностей: воров-карманников, грабителей, мошенников, девиц легкого поведения и картежников. Стражники знали, что бесполезно пытаться не впускать их в город, — если этот сброд не пройдет в одни ворота, то сделает попытку войти в другие, и рано или поздно это удастся. Лорд-мэр приказал не задерживать направляющуюся в город толпу слишком долго и не заставлять людей сердиться; ему было нужно, чтобы празднующие тратили как можно больше денег на рынке, постоялых дворах и в тавернах. Кроме того, стражники получили приказ прогонять всех кендеров, но это делалось только напоказ. И те и другие знали, что к полудню последние, совершенно счастливые, будут бродить по городу.

В этой части Абанасинии зима выдалась мягкой, да к тому же вселяющая ужас Великая Драконица Берилл наконец-то погибла, так что поводов для празднования оказалось предостаточно. Некоторые предлагали заодно отпраздновать возвращение Богов, но большинство обитателей города выступили против. Жители Стаутона всегда считали себя справедливыми. Люди испытывали потребность в Богах, когда те впервые покинули Кринн во время Первого Катаклизма, но жизнь продолжалась, и все постепенно привыкли обходиться без них. Затем Боги вернулись, и люди очень обрадовались этому событию. Но во время Второго Катаклизма Боги снова ушли, однако все были так озабочены своими проблемами, что даже и не заметили этого. Теперь Боги опять вернулись. Люди говорили, что очень рады, но на самом деле было очень утомительно то закрывать Храмы, то снова открывать, затем опять закрывать и опять открывать.

Тем временем жизнь шла своим чередом.

Во времена Первого Катаклизма Стаутон был маленьким городком с населением в двести человек. В последующие столетия он вырос и стал процветать. Теперь население города насчитывало около шести тысяч человек, стены уже дважды приходилось разбирать, переносить и снова воздвигать. Стаутон делился на внутреннюю часть, носившую название Старый Город, внешнее кольцо — Новый Город и небольшой придаток, который еще не имел официального названия и в народе именовался Новостройками.

Город был тщательно убран в честь праздника и украшен флажками и весенними цветами. Молодые люди проснулись в этот день рано, горя от нетерпения начать веселье. Сегодня они могли вволю пошалить, поскольку матери и отцы в этот день были на удивление невнимательны к поцелуям украдкой и к полуночным встречам.

День и веселье были в самом разгаре, когда показался черный паланкин, с царственной медлительностью движущийся к городу. Он немедленно привлек к себе внимание. Те, кто стоял в первых рядах, увидев паланкин, дернули за рукава тех, кто стоял за ними, чтобы те тоже посмотрели. Вскоре вся толпа, ожидающая входа в город, вытягивала шеи и удивленно восклицала.