Из вышеизложенного следуют, как минимум, три вывода.

Первый. Участвуя в объявленной международным сообществом войне с терроризмом, Пакистан тем не менее не воспрепятствовал существованию нескольких террористических групп, преследующих прежние цели, и позволил им сохранить свои базы подготовки.

Второй. С 2001 года эти террористические группы сумели внедриться в гражданское общество за счет благотворительной деятельности и основания по всей стране сети учебных заведений.

Третий. Часть из них (по крайней мере, в отношении LET это совершенно очевидно) имеет сходство и связи с «Аль-Каидой» и вполне может оказаться «троянским конем» этой организации в Пакистане.

Возрождения и подъема идеологии джихада, а также приверженных этой идеологии групп могло бы и не случиться, если бы пакистанская армия не усмотрела в исламе стратегическое средство для объединения общества, состоящего из разнородных элементов. А радикальные группы типа JI, в свою очередь, с готовностью согласились отказаться от демонстрации инакомыслия в Пакистане, предложив армии (испытывающей параноидальный страх по поводу индийской угрозы на восточных границах страны) свое самобытное оружие для решения ее задач.

Первым дух джихада стал культивировать полковник Акбар Хан (военный секретарь премьер-министра Лиаката Али Хана). Именно он набрал представителей племен мехсуд и вазири (те же племена теперь сражаются с пакистанской армией) для запуска «войны нетрадиционными средствами» за освобождение Кашмира от Индии. Произошло это в первые же месяцы независимого существования Индии. Бойцы из племен мехсуд и вазири, которых индийские вооруженные силы остановили на подступах к Сринагару, были первыми негосударственными акторами, задействованными Пакистаном¹⁸.

От антиахмадийских мятежей 1953 года (в ходе которых возглавляемые JI радикальные исламисты нападали на ахмадийскую общину, обвиняя представителей этого меньшинства в богохульстве) армия выиграла даже больше, чем JI, поскольку в результате произошел первый государственный переворот, приведший к власти генерала Айюб Хана. Несмотря на то, что Айюб Хан держал на расстоянии группы типа JI, он не стеснялся прибегать к использованию религиозных символов и призывов, чтобы воодушевлять своих офицеров и войска на полях сражений. В войне 1965 года, когда индийские силы подошли к Лахору, Айюб Хан в обращении к нации объявил: «Мы в состоянии войны», – и использовал исламские религиозные заклинанья, «чтобы представить эту войну фактически как джихад: конфликт между исламом и неверными». Это стало, таким образом, призывом к религиозной войне между исламом и неверными, и впервые в новейшие времена тема джихада появилась в солдатском лексиконе¹⁹.

Когда Айюб Хан столкнулся с длинной полосой неудач (сначала война, а затем трудности в экономике), JI вышла на улицы, протестуя против его «модернистской религиозной политики». Это сыграло на руку его противникам, и в итоге он был вынужден передать бразды правления другому офицеру – Яхья Хану. Нельзя сказать, чтобы последний был очарован JI и ее идеологией. Однако один из его старших офицеров – генерал-майор Шер Али Хан – придерживался другого мнения. Он был рьяным приверженцем JI²⁰.

А потому, когда вышедший в отставку Шер Али Хан был назначен министром информации и государственной политики, он взялся за работу во славу ислама. Он убедил армию набирать «добровольцев» из JI и ее студенческого крыла IJT, чтобы положить конец деятельности бенгальских бунтарей в Восточном Пакистане. Многие из этих «добровольцев» вербовались из числа членов IJT в Пенджабском университете и были высокообразованными людьми. Армия учила их подавлять сепаратистов в Восточном Пакистане – политических лидеров, журналистов, художников, писателей, общественных деятелей и судебных чиновников. Чтобы содействовать сбору информации для армии, JI также сформировала в Восточном Пакистане так называемые «комитеты мира». Взамен армия предоставила JI места в Национальной ассамблее Восточного Пакистана²¹.

В период кризиса в Восточном Пакистане армия также начала использовать исламские лозунги. Например, в ходе борьбы за Восточный Пакистан местный командующий генерал-лейтенант Тикка Хан цитировал исламские тексты. Обращаясь к осажденному западнопакистанскому гарнизону, он напоминал своим войскам о «великих сражениях против неверных, которые показывают, на что способны мусульмане».

Самое сильное влияние на это и последующее поколение офицеров между 1978 и 1988 годами оказал лихорадочный темп исла-мизации, запущенной мухаджирским генералом Зия-уль-Хаком. В своих кругах он получил кличку «проповедник». Именно Зия-уль-Хак, сын священнослужителя, положил начало системным и радикальным изменениям в армии, которая до того момента строилась на принципах профессионализма, заложенных в британские времена. Он ввел триединый девиз: «Таква» (набожность), «Иман» (исламская вера), «Джихад-фи-Сабил-Аллах» (борьба во имя Аллаха).

Чтобы способствовать ускоренной исламизации армии, по его указанию в военных городках и лагерях строились новые мечети; в учебные программы были введены исламские тексты; библиотеки центров подготовки военно-управленческих кадров пополнялись литературой по исламу, исламской военной идеологии и практике; офицеров среднего ранга обязали изучать ислам и сдавать экзамены по исламу и исламской военной доктрине. Преподавание ислама было введено в Пакистанской военной академии в Какуле²².

Были внесены изменения в учебные программы центров подготовки военно-управленческих кадров, где молодые офицеры начинали изучать и исследовать исламскую военную практику, доктрину и стратегию. Серия лекций полковника Абдула Кайюма в Центре подготовки командных и военно-управленческих кадров сформировала интеллектуальную базу для наступления ислама. Кайюм читал лекции по сложным проблемам теологии и исламской доктрины, но делал это в простой и доступной форме, что превратило его в весьма востребованного идеолога. Была введена должность армейского муллы, призванного стать мостиком между профессией и верой. Муллы сопровождали подразделения, направлявшиеся в зону боевых действий. В общевойсковом штабе был создан Совет по религиозному обучению. Время от времени печатались религиозные материалы, которые распространялись в войсках.

Зия-уль-Хак был первым военачальником и главой государства, который посетил ежегодное собрание «Таблиги Джамаат» в Рай-винде (Пенджаб). Он считал, что «стал начальником штаба армии только благодаря Аллаху» и что ему «вверена божественная миссия насаждать ислам в Пакистане». Зия поощрял открытое посещение частых собраний «Таблиги Джамаат» офицерами и солдатами. «Таблиги Джамаат» – организацию, проповедующую и практикующую ислам, – неоднократно обвиняли в том, что она способствовала радикализации ислама. Известным членом этой организации был генерал-лейтенант Джавед Насир. Он первым из тех, кто имел подобное звание, носил самую настоящую бороду. Позже, в 1992 году, он был назначен директором ISI. Насир покровительствовал ведению опосредованной войны в Кашмире джихадистскими группами Деобанди и «санкционировал сотрудничество ISI с Давудом Ибрагимом, мусульманским лидером бомбейского преступного мира, который организовал атаку на Бомбейскую фондовую биржу 12 марта 1993 года»²³.

Зия-уль-Хак открыто поощрял своих офицеров к молитве, посту и распространению исламской литературы в вооруженных силах. Тех, кто молился по пять раз в день (хотя это и не было обязательным), прежде других включали в списки на повышение. Религиозный пыл стал пропуском в высшие чины, а членство в JI и IJT оказывалось весьма полезными для карьеры. Отборочные комиссии ценили в офицерах религиозные познания и религиозные привычки.

В этот период новобранцы должны были принимать присягу на Коране. Им преподавали исламское учение. Кроме того, они регулярно сдавали тесты для определения глубины религиозных познаний. Это должно было «повышать уровень религиозной осведомленности в среде пакистанских войск и гарантировать их необходимую идеологическую подготовку». Многие армейские офицеры стали приверженцами идеологии JI и учения Маудуди. Надо сказать, что в качестве награды солдатам и офицерам Зия-уль-Хак вручал книги Маудуди.