Подобный тип отношений наблюдается и в соседнем, населенном тамилами штате Тамилнад. Лаббаи, т.е. тамилоязычные мусульмане, расселившиеся на восточном побережье, главным образом в районах Канниякумари, Тирунелвели и Раманатхапурам, принадлежат к числу наиболее преуспевающих в штате. Они контролируют сети гостиниц и ряд отраслей промышленности, в частности кожевенную. До конца 1980-х годов одна только деревня – Килаккараи – определяла ситуацию в местах торговли драгоценными камнями и обмена валют от Филиппин до Гонконга. Подозрения в том, что в эту деятельность были вовлечены деньги от наркотрафика, положили конец этой торговле (чему способствовал также прирост валютных резервов в сегодняшней Индии). За этим предпринимательством, связанным с приключениями и риском, стоял многовековой опыт энергичных и решительных купцов-мореходов, действовавших на свой страх и риск.
Мусульмане юга Индии сильно отличаются от слабых и безвластных мусульман на севере страны. В штате Тамилнад судья Мохаммед Исмаил, мусульманин, был крупнейшим авторитетом по «Рамаяне» Камбара, тамильской версии истории о боге Рама. А величайшим исполнителем на духовом инструменте надасварам, южно-индийском варианте шехнай, который звучит в индуистских храмах, был мусульманин шейх Чинна Маулана Сахиб. В штатах Карнатака и Андхра-Прадеш распространение суфийских культов привело к появлению своеобразного синкретизма. Ибрагим Адил Шах, царь Биджапура в XVII веке, сохранил элементы индуизма в своей книге по индийской эстетике «Китаб-и-наурас». В самом деле, книга, написанная мусульманином, начинается гимном Сарасвати Вандана – богине знаний.
Этот индуистско-мусульманский культурный взаимообмен основывался на предпосылке, которая так и осталась непроясненной. Каждая религия порождает собственную культуру – обычаи, праздники, обряды, архитектуру, музыку, поэзию. Вместе с тем эти элементы создают некий культурный контекст, в котором могут соучаствовать адепты иных религий данного региона, не теряя собственной религиозной идентичности.
Этот принцип характерен отнюдь не только для Индии. В этом смысле музыка Баха, «Мессия» Генделя, индуистские бхаджан (религиозные песнопения поэтов традиции бхакти), мусульманские каввали (исполнение под музыку суфийской поэзии), языческие песни лесных племен, соборы св. Петра в Риме и Сантьяго-де-Компостела в Испании, мечеть Джама Масджид в Дели – все это входит в религиозное наследие человечества, создающее универсальную культуру.
Иначе говоря, моя религия порождает культуру, и вы к ней приобщаетесь; культура, «излучаемая» вашей религией, становится частью моего опыта. Такой взаимообмен вкусов, манер, обычаев образует сложносоставную культуру Индии – то, чем Индия славна. Эта культура называется также культурой Ганга-Джамны – по имени области междуречья в штате Уттар-Прадеш, некогда именовавшейся Авадх, или Удх, где родились великие литературные и художественные произведения.
Важной частью этой синкретической культуры было стремительное развитие языка урду. Урду развивался экспоненциально, свободно вбирая в себя слова из разных языков – персидского, тюркского, пенджабского, пушту, телугу, авадхи и др., в зависимости от региона, где он получал распространение. В районе Хайдарабада он заимствовал преимущественно слова из языка телугу, в области Авадх – языка авадхи, в штате Пенджаб – пенджабского, и т.д.
Предположение, что урду – это язык мусульман, не получило подтверждения. Первым великим прозаиком на урду, например, был Пандит Ратан Нат Саршар, брамин до кончиков ногтей. То, что его классическая вещь «Фасанай-э-Азад» (по мотивам «ДонКихота») была написана в 1880 г., еще раз свидетельствует о молодости этого языка.
Хотя поэты Анис и Дабир – признанные мастера в жанре марсия (элегическая поэзия), произведения, созданные Чунну Лалом
«Дилгиром», тоже принадлежат к высокой литературе. Быть может, одним из крупнейших поэтов, писавших на урду в ХХ веке, был Рагхупати Сахаи «Фирак».
Поэзия на урду изобилует прославлением индуистских празднеств, богов и богинь, Кришны, Рамы. Некоторые из самых замечательных стихов о Раме написал на санскрите Абдул Рахим Хани-Хана, придворный при дворе Великого Могола. В конце XVIII века Назир Албарабади писал неоднократно о Кришне, об основателе сикхизма Гуру Нанаке и о таких праздниках северной Индии, как Дипавали, Холи, наряду с мусульманскими праздниками Ид.
Мирза Рафи Сауда размышлял о синкретизме на более высоком философском уровне.
"Tor kar butkhana, Masjid to bina ki toons sheikh"
"Brahaman ke dil ki bhi kuch fikr hai tameer ki?"
Сауда, как и все поэты, писавшие в разное время на урду, бичевал духовенство за поддержку воинственных средневековых мусульман, разрушавших храмы будто бы во имя правой веры. Приведенное выше стихотворение буквально переводится так: «О Шейх, ты разрушил храм и заложил основание мечети; но сможешь ли ты когда-нибудь исцелить сердце пурохита, священника-индуиста, который в том храме молился?».
Современник Сауда, Мир Таки Мир, подхватывал тот же мотив, его усиливая:
"Ji dhaae ke jo kaaba banaya to kya kiya "
«Если ты разбил сердца, чтобы воздвигнуть камень Кааба, каким бы святым он ни был, для меня он останется грудой пустой».
Традиция отвержения религиозной ортодоксии, фанатизма (того, что ныне именуют экстремизмом), заложенная писавшими на урду старыми мастерами, сохранилась и получила развитие в творчестве поэтов Индостана вплоть до наших дней. В поэзии на урду трудно найти стихотворения в поддержку «фанатичных мулл». Напротив, настаивающие на ритуальной строгости «захиды» и «шейхи» неизменно высмеиваются поэтами; исключений из правила почти нет.
Литература, разумеется, есть лишь одна из областей проявления этого синкретизма, терпимости, всеобъемлющего «кафоличества». Культурное взаимодействие пронизывает все стороны жизни: свадебные обычаи, национальную кухню, костюм, классическую музыку и фольклор.
«Сохар» – песнопение, распространенное в сельских районах северной Индии. Вот слова этого песнопения, распеваемого и в мусульманских семьях в области Авадх:
"Allah Mian hamre bhaiyya ka diyo Nandlal."
(«О, мой Аллах, благослови брата моего рождением сына, подобного Кришне!»)
Славя рождение Пророка Мухаммеда, поэт дает лирическое описание облаков, плывущих от Каши к Матхуре (месту рождения Кришны) в знак великого праздника. В мире индийской классической музыки общины представали неотличимыми одна от другой.
Начало синкретической музыкальной традиции было положено разносторонним гением Амира Хусро – почитателя святого суфия Хазрата Низамуддина Аулии, воина, государственного мужа, музыковеда, создателя музыкальных инструментов ситар и табла, музыки каввали и классической раги. Тансен, выдающийся певец при дворе императора Акбара, остается загадочной фигурой: и индуисты, и мусульмане считают его своим. Праздник, ежегодно проводящийся у его гробницы в Гвалиоре, устраивается совместно индуистами и мусульманами.
Гангубаи Хангал, Бхимсен Джоши, Малликарджун Мансур, Кесарбаи Керкар – великие индийские вокалисты ХХ века. Все они индуисты. Но стены в их домах украшены фотографиями их мусульманских гуру – Абдул Карим Хана, Алладийя Хана, Манд-же Хана.
Феномен межкультурного взаимообмена развивался параллельно на уровне элит и на низовом уровне. В обществе, где кастовые иерархии оставались неизменными на протяжении веков, открытый для культурного взаимодействия ислам стремительно расширял свое влияние.
На поле открытой конкуренции происходила быстрая экспансия ислама. Чтобы дисциплинировать это быстро разрастающееся мусульманское сообщество, полагало духовенство, нужна своего рода исламская полиция. Употребляя метафору «исламская полиция», я имею в виду историю реформаторских исламских движений со времен Сирхинди (XVII век) вплоть до наших дней. Эти движения (Деобанди, Барельви, Таблиги, Салафи) имели целью укрепить ритуальную ортодоксию среди мусульман. Политическая эксплуатация этой разновидности мусульманства, как давно выяснилось, ведет к усилению раздоров и выливается в конце концов в территориальные разделы и напряженность в отношениях между общинами.
