Весь сентябрь варшавяне держались стойко. Но слабели силы, иссякали боеприпасы, почти не осталось продовольствия. А главное — росло понимание того, в какую страшную кровавую игру втянуло жителей столицы командование Армии Крайовой. Взявшиеся за оружие варшавяне, бойцы Армии Людовой, поверившие генералу Бур-Коморовскому и пошедшие за ним, за аковцами, все глубже осознавали трагичность и безнадежность своего положения. Что впереди? Полное уничтожение города и всех, кто в нем находится: фашисты не знают пощады. Единственное спасение повстанцы видели в том, чтобы обратиться за помощью к советским войскам, которые уже вышли к Висле, к заречному пригороду — Праге. Но командование Армии Крайовой, по требованию господ из Лондона, упрямо стояло на своем: против русских не воюем, но никаких контактов с ними иметь не будем и другим не позволим. И действительно, пресекали все попытки, надеясь только на помощь с запада. Англичане, мол, доставят по воздуху боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Высадят большой воздушный десант. А следом и само правительство прилетит из эмиграции в осажденный город. Повстанцы надеялись на эти обещания, хотели верить, но вера быстро слабела. Начались распри.

Перелом наступил в первой половине сентября, в тот день, когда англичане попытались хотя бы частично осуществить обещанное. К Варшаве подошла воздушная эскадра из 80 "Летающих крепостей" в сопровождении большого количества истребителей. Немцы встретили эскадру плотным зенитным огнем. Два самолета рухнули на землю. Остальные, не рискуя снижаться, принялись сбрасывать груз с большой высоты, от четырех до пяти километров. Тюки рассеивались во все стороны, и лишь небольшая часть их попала к повстанцам. Остальное оказалось в руках гитлеровцев, фашисты порадовались богатой добыче. После этого случая варшавяне поняли: запад не способен помочь ничем, кроме моральной поддержки. Под давлением повстанцев руководство Армии Крайовой решило наконец через Лондон обратиться к советскому командованию. Просьба дошла до Сталина.

Вызвав к телефону командующего 1-м Белорусским фронтом генерала Рокоссовского, Иосиф Виссарионович задал короткий вопрос: могут ли войска фронта провести сейчас операцию по освобождению Варшавы? Константин Константинович, русский по матери и поляк по отцу, с особой болью воспринимавший то, что происходило теперь за Вислой, готов был всячески содействовать восставшим, спасти красавец-город, однако на четкий вопрос Верховного Главнокомандующего вынужден был дать столь же четкий однозначный ответ: войска полностью выдохлись в длительном наступлении, на данном этапе фронт способен только обороняться. И тогда Иосиф Виссарионович попросил-посоветовал: "Товарищ Румянцев [Условная кодовая фамилия Рокоссовского в тот период. (Примеч. Н. Лукашова.)], сделайте для них все, что сочтете возможным". Дал генералу полную свободу действий.

У Рокоссовского очень мало оставалось пехоты, но еще имелось значительное количество артиллерии и авиации. В Варшаву к повстанцам были переброшены наши офицеры-корректировщики с радиостанциями. Наши орудия и минометы, ведя огонь с восточного берега Вислы, подавляли немецкие батареи. Наша зенитная артиллерия, в пределах своей дальности, прикрывала повстанцев от воздушных налетов противника. Наша авиация, по заявкам повстанцев, бомбила вражеские позиции. Ночные бомбардировщики, летавшие на малой высоте, доставляли варшавянам боеприпасы и продовольствие. Две с половиной тысячи раз сбрасывали они груз в указанные районы.

Подготовил Константин Константинович действия более решительные, с далеким прицелом. По договоренности с командованием Армии Крайовой, решил высадить десант на прибрежной окраине Варшавы, где держали оборону повстанцы, захватить и наращивать там плацдарм для переброски войск. Однако операция эта, хорошо задуманная и подготовленная, кончилась провалом. И отнюдь не по вине Рокоссовского. Когда десантники приблизились к набережной, которую должны были удерживать подразделения Армии Крайовой, то встречены были не дружескими приветствиями, а огнем в упор. Как выяснилось впоследствии, командование Армии Крайовой пошло на прямое предательство. За несколько часов до намеченной высадки аковцы покинули свой рубеж, который, естественно, тотчас заняли немцы. Под удар попал не только первый бросок десанта — в критическом положении оказались воины Армии Людовой, оборонявшиеся по соседству с аковцами. Десантная операция была сорвана. Таковы последствия замешанного на ненависти и политическом эгоизме принципа — никаких контактов с русскими не иметь.

После этого случая наша помощь восставшим пошла на убыль. Да и некому было помогать, все меньше становилось защитников в разрушенном городе. 2 октября прозвучали последние выстрелы. Не больше ста уцелевших повстанцев переправилось к нам через Вислу. Там, где была Варшава, дымились руины.

15

Трагические события в Польше как раз и имел в виду Молотов, когда мы вместе со Сталиным обсуждали заявление пленного генерал-майора, предупреждавшего о неизбежных провокациях со стороны союзников, причем в самое ближайшее время. По-своему прав был Вячеслав Михайлович, но он анализировал то, что уже произошло, а пленный немец пытался заглянуть в будущее и говорил о провокациях не политических, а военных; они, разумеется, тоже получили бы политический резонанс, но разница все же имелась. Сталин отнесся к словам немецкого генерала более серьезно, согласившись с тем, что осложнений надо ждать там, где наши войска продвинулись дальше на запад, и с тем, что провокации, ежели таковые свершатся, будут приурочены к праздничным, к торжественным дням. По календарю ближайшим большим праздником было для нас 7 ноября — очередная годовщина Великой Октябрьской революции, на торжественном заседании в честь которой Сталин должен был выступить с подведением итогов военного года, с сообщением о десяти ударах Красной Армии. Сие было учтено. Войска предупредили о необходимости повысить бдительность, активизировать разведку, усилить охрану объектов, выделить дежурные подразделения, и все прочее, что положено в таких случаях. Однако всего не предусмотришь.

7 ноября, когда в Москве господствовало приподнято-праздничное настроение, когда Сталин после официальных церемоний намеревался отдохнуть вечером в «Блинах», на самом удаленном от столицы участке фронта произошло вот что. Из югославского города Ниш, находившегося уже в тылу наших войск, выступила к линии фронта большая колонна 6-го гвардейского стрелкового корпуса. Впереди, как положено, головная походная застава, затем техника: грузовики с воинским имуществом, артиллерия, автомашины специального назначения. В середине колонны штаб корпуса и его командир генерал-лейтенант Г. П. Котов, один из тех, кого называли генералами поля боя. Или еще проще — чернорабочими войны. Внешне он запомнился мне крупными правильными чертами лица и наголо бритой головой, как у маршала Тимошенко. Чем-то даже похож был на него Котов.

За штабом далеко растянулась привычная к большим переходам пехота со своими повозками, с легкими орудиями, минометами. День был солнечный, яркий, прохладный, дорога каменистая, сухая; не натужный марш-бросок, а приятная прогулка на чистом осеннем воздухе. Двигались открыто, без всякой опаски, два или три полка даже с развернутыми знаменами — по случаю праздника. Вражеской авиации на этом участке фронта практически уже не было, а если и появится в небе немец, то его перехватят наши летчики, дежурившие возле истребителей на недалеком аэродроме. И вдруг из-за горизонта стремительно вырвались самолеты незнакомого нашим бойцам типа, с белыми звездами на фюзеляжах. Их было много, и неслись они группами. Первая обрушила огонь крупнокалиберных пулеметов на центр колонны, на штаб, вторая «прочесала» огнем нашу технику, третья расстреливала с воздуха тех, кто бежал от дороги.

Живо представляя себе то страшное положение, в котором внезапно оказались наши гвардейцы, я все же не стану рассказывать об этом своими словами, а уступлю место официальному документу: они всегда точнее, а порой и красноречивей самых красочных описаний. Вот выдержка из письма заместителя начальника Генштаба Алексея Иннокентьевича Антонова главе американской военной миссии в СССР генерал-майору Джону Р. Дину: