16 сентября на встрече Власова с рейхсфюрером Гиммлером были оговорены условия и подробности. Русская освободительная армия — составная часть немецких войск СС, то есть подчиняется тому же Гиммлеру и его "правой руке" Кальтенбруннеру. Задача РОА — борьба со сталинским режимом за освобождение России от жидов и коммунистов. Границы страны в пределах 1939 года, то есть без Прибалтики, без Западной Белоруссии и Западной Украины, без Бессарабии. Крым отходит к Германии, как важная стратегическая позиция и прекрасный курортный район, госпитально-лечебная зона. Все нерусские народы получают широкую автономию (на формулировку о суверенитете и независимости республик Власов не согласился, и Гиммлер не настаивал, не та была обстановка). Власова повысили в звании, он стал генерал-полковником. Сбылось то, к чему он стремился, находясь два года у немцев: обрел политическое влиянии и реальную военную силу. Когда обо всем этом было доложено Сталину, тот задал несколько уточняюших вопросов и долго, очень долго мерил шагами кабинет, размышляя. Потом сказал:
— Поздно, Андрей Андреевич. Слишком поздно.
К кому обращался Иосиф Виссарионович, чье имя и отчество произнес: верного соратника Андреева, находившегося рядом, или далекого генерала Власова? Возможно, имел в виду и того, и другого. "Словам тесно, а мыслям просторно" — это говорено было не о Сталине, но полностью относится к его манере коротко и четко выражать мысли. Причем с возрастом фразы его делались все короче, а формулировки точнее, объемнее. Из того, что он произнес тогда, Андреев должен был понять: отпала необходимость каким-либо образом использовать Власова и его движение. Война практически выиграна, дорога к победе прямая, и больше нет надобности искать обходные пути и тропинки. Генерал остался на обочине.
Хорошо зная Сталина, из той памятной фразы я уяснил, что Власову вынесен приговор, окончательно определяющий статус предателя, изменника, с соответствующей расплатой за это. Впрочем, любой добровольный участник тайных сражений знает, что в случае неудачи ему не следует ждать открытой помощи от своих. А тут случай был особо болезненный. Власов стал фигурой слишком уж известной и одиозной, не просто генералом-предателем, а своего рода символом борьбы против Советской власти, против Сталина, против жидов и большевиков. Конечно, в движении, которое он возглавлял, были очень разные люди, и слабовольные, и обманутые, и запуганные, но много было и сознательных, злобных врагов России, Советского Союза, народа. Когда-то и кем-то обиженные, они затаили лютую ненависть и теперь выплескивали ее. Особенно бывшие уголовники, убийцы, грабители, потерявшие человеческий облик. Эти охотно шли в каратели, вместе с эсэсовцами уничтожали населенные пункты, расстреливали мирных жителей, издевались над пленными. По их мерзким деяниям и судили о власовцах.
После войны можно будет разобраться, определить вину каждого, кото-то поставить к стенке, кого-то отправить в лагерь или отпустить домой, но позорное клеймо, вызывавшее народное негодование, смыть было невозможно. И прежде всего с тех, кто организовывал и возглавлял власовское движение. Если у этого движения и имелась какая-то оправдывающая подоплека, то показать ее не решился бы никто, даже сам Сталин. Это означало бы, что десятки, сотни тысяч людей были введены в заблуждение, что принятые муки и огромные жертвы предусматривались и допускались заранее. Это было страшно и для тех, кто пострадал от власовцев, и для тех, кто вольно или невольно носил форму Русской освободительной армии. Сколько людей убило бы морально к даже физически подобное откровение! Но таких откровений в большой политике, как правило, не бывает. А деятели, которые, повторяю, играют в эти игры, заранее знают, на что они могут рассчитывать.
Никаких новых указаний Верховный Главнокомандующий не дал, наши органы в прежнем режиме продолжали наблюдать за РОА, за национальными формированиями по ту сторону фронта. Составлялись сводки, но Иосиф Виссарионович уже не проявлял к ним интереса. За исключением нескольких случаев. В конце января 1945 года его внимание привлекли сведения гитлеровского министерства по делам восточных территории, добытые нашей разведкой. Впервые получили мы тогда исчерпывающие и не вызывавшие сомнений данные, числившиеся у немцев под грифом "совершенно секретно". В национальных воинских частях в тот период гитлеровцам служили: латыши 104000 (почти половина из них в войсках СС); литовцы — 36800; азербайджанцы — 36500; татары — 20500; грузины — 19000; народы Северного Кавказа — 15000; крымские татары 10000; эстонцы — 10000; армяне — 7000; калмыки — 5000.
Бросался в глаза высокий процент прибалтов. Сталин карандашом подчеркнул грузин: тоже, наверно, показалось многовато. Русские, украинцы, белорусы объединены были в одном пункте и далее именовались как «русские». Всего 310000 человек, служивших немцам в различных военных, карательных, вспомогательных формированиях. Они могли быть, по мнению авторов документа, включены в состав РОА. Столько, значит, имелось более-менее благонадежных. Однако, как стало известно позже, Власов не использовал все потенциальные возможности. Или не успел, или немцы его ограничивали.
Реальность такова. К сорок пятому году на территории Германии была сформирована 1-я дивизия, числившаяся у немцев как 600-я русская пехотная дивизия. Достаточно сильная, насчитывавшая 20000 солдат и офицеров. Костяком ее служили славянские подразделения, прежде входившие в состав немецких эсэсовских частей. И шесть батальонов, созданных еще в 1942 году, несших ранее службу на Украине, в Белоруссии, в Польше. Командовал этой дивизией полковник С. Буняченко, о котором было известно, что он смел, напорист и "себе на уме".
2-я дивизия РОА, или 650-я русская пехотная дивизия, была послабее, насчитывала 12000 человек, командовал ею генерал-майор Г. Зверев. Кроме того, Власов имел запасную бригаду, офицерскую школу, строительно-саперные батальоны. А в феврале начал даже создавать свою авиацию, рассчитывая сформировать по меньшей мере смешанный авиаполк. Но ни времени, ни техники не было уже для этой затеи.
Если раньше немцы затягивали сколачивание и вооружение дивизий РОА, то когда пушки загрохотали на Одере, поспешили вытолкнуть власовцев на фронт, прикрыть хоть какую-то брешь. Полковник Буняченко получил приказ из Берлина: быстро выдвинуться к реке, контратаковать и отбросить прорвавшихся русских. Подставляли под дробящий удар. Но кому охота губить себя за немцев, да еще без надежды на успех! По словам очевидцев, полковник Буняченко, ознакомившись с приказом, произнес флегматично: "Быстро робят слепых родят", — и затеял переговоры с фашистским командованием, доказывая, что подчиняется непосредственно генералу Власову, будет выполнять только его распоряжения. И умудрился доказывать двое суток. Немцы, привычные к субординации, вынуждены были согласиться. Связались со штабом Власова. Тот, в свою очередь, напомнил Буняченко, что приказы существуют для того, чтобы их выполнять, но выполнять можно по-разному.
13 апреля полковник Буняченко вывел свою дивизию в указанный ему район. Головные подразделения завязали перестрелку с русскими и даже инсценировали атаку. Но едва стычки начали перерастать в настоящий бой, Буняченко бросил позиции, свернул свои части в походные колонны и направил их на юг, в сторону Чехословакии, куда уже перебрался Власов со штабом и остальными войсками РОА. Немецкое командование пыталось вернуть дивизию Буняченко на фронт, грозило расстрелом и полковнику, и самому генералу Власову. Не подействовало. А остановить дивизию силой фашисты не решились. Кто смог бы: юнцы из гитлерюгенда, старики-фолькштурмисты, недолечившиеся раненые?! А у Буняченко — опытные вояки, бывалые головорезы, откормившиеся на немецких харчах. Они сумели бы постоять за себя.
Так получилось, что в самом конце войны в руках Власова оказалась хорошо организованная, хорошо вооруженная и подготовленная сила, способная в какой-то мере влиять на события. И находилась она как раз в тех районах, где гитлеровцы имели свою последнюю крупную группировку. В Чехословакии генерал-фельдмаршал Шернер объединил более миллиона немцев из отступивших туда групп армий «Центр» и «Австрия». При двух примерно тысячах танков. Всю эту массу Шернер рассчитывал вывести из-под ударов советских войск, чтобы сдать американцам. Три наших фронта (1-й, 2-й и 4-й Украинский) не только преследовали врага, но и старались окружить, расколоть, ликвидировать группировку Шернера, неся, естественно, значительные потери. Всегда обидно и горько терять людей, а уж тем более, если война фактически завершалась, судьба Берлина была решена. В этот момент, перед самым началом Пражской операции, генерал Власов связался по телеграфу со штабом 1-го Украинского фронта и передал маршалу Коневу предложение: "Могу ударить в тыл пражской группировке немцев. При условии — прощение мне и моим людям…" Осторожный Иван Степанович сам, конечно, не стал принимать решения, а срочно связался с Генштабом. Доложили Иосифу Виссарионовичу. Тот был занят другими заботами и только рукой махнул: "Сколько лет Коневу? Не может без няньки?!" Так что Конев четкого, снимающего ответственность указания не получил и, насколько я знаю, в свою очередь, оставил телеграмму Власова без ответа, будто ее и не было. Кровопролитные бои продолжались.
