- Огненный Волхв скоро, Панюшка, – примирительно проговорил Ставр.

И большуха понурилась: как же сама-то не додумалась? Закружилась с заботами

бабьими. Их шестеро сыновей давно уж семьями обзавелись, своих детишек пестуют. А

ведь скоро матерям помоложе сыновей в лес отправлять – первое мужское посвящение

на этом месте. Вот и пойдет ее Ставр лес оглядывать. Там предстояло жить парням

почти год, учиться мужскому делу, становиться взрослыми.

Все верно – необходимо было большаку уже сейчас о мужском доме позаботиться:

место подходящее выбрать, чтобы не далеко и не близко от селища стоял. Но в лесу

глухом, труднопроходимом – потому как никто из посторонних не должен был видеть,

что там происходит. То дело мужское – тайное.

- Не ходил бы один, СтАврушка, кого-нито с собой возьми. Вот хоть бы и Воилу.

- Воило сам с утра в лес пойдет: охотники хотят вепрятины добыть, они тут усмотрели

выводок большой, если сейчас не озаботиться, потом потраву полям устроить могут. В

этот год, сама знаешь, каравай-то из жита не высок будет. Ужо хоть мяском богов

отблагодарить и то дело.

Вздохнула большуха: что правда, то правда – на праздничном столе разве что один

житный каравай и будет. Никак не спрятаться за ним ее богатырскому мужу. Но что уж

тут поделаешь – не на этот так на будущий год от души отблагодарят они Макошь, да

Овсеня щедрыми житными караваями. Напекут целую гору, чтобы не только ее Ставр,

но все мужики за ними схорониться смогли. А в этом году будут у них караваи на Овсень

День из просянки с рогозом не хуже пшеничного.

Одно хорошо: сберегли зерновой запас жита и то славно. Не потравили в долгой

дороге, не съели, так нече и богов гневить.

4 Пожня – сенокос.

21

Зима-то по всем приметам должна стоять теплая – вон на рябине и березе листья еще

не пожелтели совсем, да и куры линять начали: перезимуют родичи уж как-нибудь. К

тому же успели бабы да девки к зиме достаточно дикого зерна из шелковицы, и

костреца с ежовником заготовить – будут люди зимой и с кашей, и с хлебом. И

съедобных корневищ насушили немало, а заморозки придут, так рогоза и кувшинок

насушат под потолками, да наквасят в бочках-долбленках дубовых – кто не лениться,

тот никогда с голоду не сгинет.

Маслица вот из дикого льна и желтушника заготовить надобно поболее, чтобы зимой

моченую черемшу, маринованный рогоз, да квашеную лебеду заправлять.

Большуха возилась у печи, раскатывая тонкие лепешки из дикой просянки, и все

вздыхала, погруженная в свои бабьи думы: на сей день и другое ее заботило: не

чувствовала она присутствия Яги и ведьм богини Мары – кикимор.

Не заплутали бы в дороге-то, не сгинули, а то без них как же?

Кто же проведет парней и девушек из Яви в Навь, как не Яга – хранительница границ

между мирами живых и мертвых? Кто встретит их на границе леса, чтобы отвести к Яге,

как не кикиморы? И кто потом вернет их к живым, повзрослевшими, обновленными?

Без них никак нельзя. Но молчали, не показывались пока рогатые ведьмы рода –

кикиморы.

Да и вещуний Рожаниц – матери Лады и ее дочери Лели – еще не было. А праздник

Рожаниц уже не за горами – всего пара седьмиц-то и осталось.

Это волхв шел вместе с родом, защищая и оберегая его своими сильными мужскими

чарами, а Яга с кикиморами и ведуньи Рожаниц шли каждый своим путем, тайным,

людям смертным неведомым. Но по всему уж должны были добраться до места.

Все чаще вглядывалась большуха по вечерам в лес, все старательней прислушивалась

к его шорохам и скрипам, но он молчал, не отвечал на ее старания. Не отзывалась пока

Яга и на бессловесный призыв большухи, не показывалась из лесу темной тенью.

Ставр не задавал большухе прямых вопросов о Яге и ведьмах – то дело сугубо

женское, мужчинам не зачем знать о том, что там твориться, но видела большуха: и он

беспокоится.

Уже стояли на заповедной отныне священной Девич-горе высокие хоромы богине

Ладе и ее дочери Лели.

Это люди жили в полуземлянках – богам же и их прислужникам положены высокие

светлые жилища, изукрашенные богатой росписью и резными узорами. Знать в глухом

22

лесу уже построили мужчины особый дом и для Яги. А в непролазных болотах и

ведьмам Мары.

Да, тяжелую работу одолел род за то время, как нашли они место для поселения. И

сено заготовили, и временное жилье устроили и вот храмы пока, правда, не такие

богатые и великолепные как должно, но все же устроили. Теперь не стыдно и

праздники встретить – будет, куда богам жертвы принести.

***

Далеко забрался Ставр Буриславович, солнце уж давно на закат второго дня

повернуло, а он все никак не мог определиться с местом для мужского дома.

Тут никак прогадать-то нельзя было, а время поджимало – вот и ушел он один, не

взял никого – дел в селище еще делать, не переделать.

Холостяцкий дом от людей должон на безопасном расстоянии стоять – как пойдут,

разгуляются молодые отроки – никому спасу не будет. Ни старых ни малых не пощадят,

как в волчьи шкуры-то обрядятся. Потому и нужно отгородиться о них рекой, лесом да

болотом.

Но и слишком далеко ставить нельзя – за домом догляд нужен. Жить там унотам под

присмотром старшин-наказителей, но, не приведи Род, нагрянут чужицы, тогда одним

старшинам от них не отбиться – изведут ведь, поганцы, молодь под корень.

Вот и высматривал большак чужие зарубки на вековых, покрытых лишайником

стволах деревьев. Оглядывал болота, да поляны в поисках присутствия людей. Но пока,

слава Роду, не усмотрел он ни одной приметы, говорящей о том, что рядом с ними

обретается туземное племя.

Доволен был Ставр местом, что выбрали для них предки: и лес богатый, и озеро

широкое, рыбное; река, опять же, полноводная – лес сплавлять для постройки

постоянного жилья сподручно будет. А лесу-то на постройки много нужно, но они

выдюжат – людей в роду много.

Не растерял Ставр Буриславович свой народ-то в дороге, сберег и молодняк рабочий

и старчин многомудрых. Только и полегли в пути что младенцы, да старики совсем

немощные, но уж на то воля богов и предков славных. Придет время бабы новых

детишек нарожают, а старикам, что ж: прожили свой век и будет.

23

Так думал-рассуждал большак, широко шагая по звериным тропам нехоженого

прежде леса, оглядываясь по-хозяйски, отмечая дорогу особыми засечками-знаками –

чтобы обозначить для чужаков границы владений своего рода. Для памяти рисовал на

бересте план с указанием оврагов, ручьев, и полян. Помечал лежки кабанов, задиры на

деревьях да тропы с медвежьими и волчьими следами. Для бортников делал особые

отметки с деревьями, на которых роились дикие пчелы. Задача большака сразу

несколько полезных дел сделать, чтобы не мотались люди без толку по лесу, а знали,

что и где искать, кого в каких местах опасаться.

Когда вечерние сумерки плотно сгустились под кронами, нашел большак старую ель,

опустившую к земле огромные лапы-ветви. Под ними, словно в просторном шалаше он

и устроится на ночь. Прошлогодняя хвоя, устилавшая землю, будет ему мягкой периной,

а под голову сложенная котомка в самый раз сойдет.

Собрал большак, пока еще совсем не стемнело, хвороста для костра. Вскрыл дерн, в

обнажившейся земле выкопал небольшую ямку и уложил в нее убитого еще днем

зайца, выпотрошенного и обмотанного пряными листьями дудника. Обернув

дополнительно тушку листьями лопуха, засыпал землей и сверху развел костерок, не

забыв прошептать Сварогу – богу огня – благодарственное заклинание. Через час заяц

был готов. Большак отгреб в сторону угли, достал пахучую пропекшуюся дичину, а над

вновь разгоревшимся костром повесил туесок из бересты. Заболтал холодную крутую