За экватором, среди белых, началось брожение. Чёрных обвиняли в потакании нацменам, продажной политике и имперских амбициях. Однако, что интересно, сами чёрные в большинстве своем сочувственно отнеслись к идее вытолкать в шею головоногих.
— Мир — прекрасное место. За него стоит бороться! — доказывали общественные мыслители, призывая к крестовому походу.
БеЛ сочинял патриотические песни, призывая к реконкисте. ЧеКа в роли Химены его устраивала.
Водка губит народ, и он резонно полагал, что этим народом должны стать головоногие. А те ренегаты, кто их защищает… он намеревался с бою взять эту ренегатку.
В лагере головоногих, на удивление, возникли разногласия.
Дама Червей доказывала: «Их надо уничтожить за то, что проповедуют извращённые половые ценности».
Дама Пик говорила: «Их надо уничтожить за то, что их политика агрессивна».
Дама Треф убеждала: «Их надо уничтожить за то, что из-за них у нас постоянно выпадают казенные дома и хлопоты с миграционными картами».
Дама Бубен возмущалась: «Их надо уничтожить за то, что они не хотят давать нам свои клетки, доходы и всякие ценные подарки за то, что мы есть».
И хотя они говорили об одном и том же, но разными словами, остальные карты некоторое время находились в некотором смятении — под каким из лозунгов гнать в резервации туземцев, ибо было бы легче примирить всю шахматную доску, чем нескольких женщин из одной колоды.
Стройная карточно-шахматная кампания определенно зависла в выборе между тактическим и стратегическим партнером: очень хотелось воевать и против проклятых чужеземцев, но в то же время очень хотелось надавать по хлебалу собственному соседу.
Как водится в каждой мировой войне, определить, где твой союзник, а где проходит ось глобального зла, стало затруднительно.
Джокеры вообще нейтрально притаились, поглядывая, на чьей стороне будет перевес.
Единственной проблемой была совершеннейшая неясность, как друг друга уничтожать. Хотя они и находились на одной доске, но жили по разным физическим законам. И пока они решали этот вопрос…
Впрочем, вы и сами понимаете, как оно всегда бывает. Партизанишь-партизанишь, а впоследствии скажут: вся фатальность войны миров заключается в том, что вторжение захлебнулось не от высокого боевого духа, которым до краев были наполнены фигуры патриотов, а подавилось банальным микробом.
О странствиях вечных и о тебе
Микробы облы, стозевны, а также мелки зело, но, подобно капле никотина, оказывают великое влияние на макрокосм со своего микроуровня — что, впрочем, должно стать предметом изучения академических пешек, а не горних духом обитателей Парнаса, число которых преумножает всяк, кому не лень.
Мы же, собравшись с мыслями, вспомним разве что сентенцию, гласящую, что от великого до смешного — один шах, равно и наоборот: тень проклятого микроба, а может быть, вируса, пала на Васюковича-старшего, и у него начался грипп, и заболела голова. Однако же, привыкнув лечить тело и душу испытанным дедовским способом, гроссмейтер не стал глотать пилюли, а потянулся в холодильник за запотевшей бутылкой «беленькой». Но, поскольку он не имел недостойной привычки нализываться в одиночестве, то позвонил Кондратию Палычу и пригласил на рюмку «сицилианки».
Расставляя фигуры и наполняя их тела животворящим духом, Васюкович смахнули на пол лёгшие карты, и так совпало, что исчезновение с шахматной доски понаехавших вторженцев ознаменовалось резким всплеском духовности, напрямую подтверждая взаимосвязь консервативной миграционной политики и душевного здоровья нации.
— Ну, вздрогнем! — сказал Кондратий, делая ход. Быстро разменяв первые пешки, гроссмейстеры вздрогнули.
И никто так и не понял, что случилось дальше: быть может, виноват косорукий рок в лице Васюковича, а значит, дело в предопределении; быть может, реализовал себя догмат о свободе воли — а только Чёрная Королева сделала шаг.
— Твою мать! — выругался Васюкович. — Чешское стекло!
На полу, среди разбросанных карт, поблескивали осколки чёрного ферзя. Разлитый коньяк растёкся по паркету.
Дальше история сделала не один виток, начиная и заканчивая партии блестящие, выдающиеся, посредственные и неказистые.
БеЛа окончательно хватила белочка.
Впрочем, это нормально для каждого уважающего себя поэта, который слагает стихи наподобие этих:
Вот стопка водки, рюмка коньяка,
Наш эндшпиль развивается неспешно
А для судьбы — обычнейшая пешка
И черный ферзь, и белая ладья…
Вместо бедной разбитой ЧеКушки поставили обыкновенный бокал под бренди, ибо природа не терпит пустоты.
Карты потом собрали и запихнули обратно в колоду, на чем их увлекательное приключение и закончилось, а многими скоро позабылось. И только Король Бубен помнил, как рядом с ним разлетелись фонтаном осколки чешского стекла, а горячая душа чёрного ферзя выплеснулась жгучими каплями и залила кусочек картона с алым ромбом.
В дальнейших партиях Бубнового Короля часто хаяли за окроплённую тёмной кровью и слишком выделяющуюся рубашку, но какое ему было до того дела, когда он нёс в себе частичку Её души.