Хорошо известно, что в Китае издревле среди распространенных самых разнообразных форм культа, особое значение в народе имел культ предков, который обозначал обожествление и почитание общего предка рода или семьи по мужской линии. Иными словами, культ предков, который должен был особо почитаться, – это вера в самостоятельное существование духа покойного.

Потомки умершего всегда считали, что его дух постоянно сохраняет связь с ними и влияет на их жизнь. А раз это так, ему следует регулярно помогать, снабжать всем необходимым: жильем, пищей, одеждой, предметами первой необходимости и т.п. Все это «доставлялось» духам предков путем жертвоприношений.

Строго соблюдая сложный ритуал почитания духов предков, потомки рассчитывали на их помощь в самых различных земных делах. Они просили покойников продлить жизнь членов семьи, дать счастье и благополучие всему роду. В то же время потомок при церемонии поклонения предкам должен был раз в год как бы отчитаться перед своими родителями за содеянное и доложить о своих будущих планах.

26 июня 1932 г. Пу И как раз и совершил такую церемонию, поклонившись предкам и произнеся при жертвоприношении следующие слова:

«Тяжело в течение 20 лет взирать на бедствия, испытываемые народом, и быть бессильным ему помочь. Сейчас, когда народ трех Северо-Восточных провинций оказывает мне поддержку и дружественная держава помогает мне, обстановка в стане вынуждает меня принять на себя ответственность и выступить на защиту государства. Приступая к какому-либо делу, нельзя заранее знать, будет оно удачно или нет.

Но я помню приметы государей, которым пришлось в прошлом приходилось восстанавливать свой трон. Например, цзиньский князь Вэнь-гун нанес поражение циньскому князю Му-гуну, ханьский император Гуан У-ди сверг императора Гэн-ши, основатель государства Шу одержал победу над Лю Бяо и Юань-шао, основатель минской династии разбил Хань Линьэра. Всем им, чтобы выполнить свою великую миссию, приходилось прибегать к внешней помощи. Сейчас я, покрытый позором, желаю взять на себя большую ответственность и продолжать великое дело, с какими бы трудностями оно не было связано. Я хочу отдать все свои силы тому, чтобы непременно спасти народ, и буду действовать весьма осторожно.

Перед могилами предков я искренне говорю о своих желаниях и прошу у них защиты и помощи» [101].

В июне 1932 г. нижняя палата японского парламента на своем заседании единогласно приняла резолюцию о немедленном признании Маньчжоу-Го. Было также решено учредить в Маньчжурии должность посла, в задачи которого входили бы координация деятельности там всех японских учреждений, а также командование Квантунской армией [102].

Пред тем, как де-юре признать Маньчжоу-Го в Токио 15 сентября 1932 г. собралось на заседание японское правительство, которому Штабом Квантунской армии, обосновавшимся в Синьцзине, был подготовлен и издан специальный справочник «Маньчжоу-Го». Любой член правительства из справочника мог узнать о природных богатствах Маньчжурии. Запасы железной руды оценивались в 5 млрд. т, угля – 20-30 млрд.т, древесины – 100 млрд. куб.м, нефтяных сланцев – свыше 7 млрд.т, имелись значительные запасы руд цветных металлов, а сельское хозяйство позволяло собирать ежегодный урожай зерновых порядка 18-20 млн.т. [103] Правление ЮМЖД подготовило и опубликовало приложение к справочнику, в котором давалось краткое описание уже существующих промышленных центров в Аньшане, Фушуне, Мукдене. И Японское руководство надеялось в скором времени попользоваться этими богатствами Маньчжурии. (На долю Японии уже в начале 30-х годов приходилось 39% маньчжурского экспорта и 41% импорта, а в конце десятилетия – соответственно 65; и 85%) [104].

Именно познакомившись с этими данными 15 сентября 1932 года японское правительство признало Маньчжоу-Го де-юре.

Еще до признания Маньчжоу-Го де-юре в Токио была разработана первоначальная схема его государственного устройства, создававшая видимость самостоятельности. Формально вся полнота власти в стране сосредоточивалась в руках верховного правителя, а затем «императора» Пу И. Он же был объявлен главнокомандующим «национальных вооруженных сил». «Государственный совет» то есть правительство, состоял из министров, назначаемых Пу И после одобрения их кандидатур японцами. Президентом «Государственного совета» был назначен Чжан Цзинхуй, сотрудничавший многие годы с Чжан Цзолинем в интересах японского империализма. Таким же образом назначались начальники управлений и департаментов.

В действительности же вся власть принадлежала чрезвычайному и полномочному послу Японии в Маньчжоу-Го, он же по совместительству главнокомандующий Квантунской армии. Ему подчинялись все японские офицеры-советники в армии Маньчжоу-Го, а как послу – все японцы, занимающие любые должности в аппарате правительства и местных провинциальных органах власти. При посольстве Японии был создан департамент «общих дел», который контролировал деятельность всех министров и начальников департаментов правительства. Начальник этого департамента, японец, собирал так называемые координационные совещания вице-министров, на которых рассматривались проекты законов и постановлений. Затем они формально утверждались «Государственным советом».

К концу 1932 года в государственном аппарате Маньчжоу-Го находились специально подготовленные и командированные из Токио три тысячи заместителей и советников – японцев, которые по существу и вершили все дела «государства» Маньчжоу-Го [105].

Еще до официального признания Маньчжоу-Го японцы совершенно секретно подготовили будущий проект договора о сотрудничестве.

На Токийском процессе в 1946-1947 гг. на стол суда в качестве доказательства была положена секретная стенограмма заседания Тайного совета Японской империи от 13 сентября 1932 г., в которой содержался текст секретной части договора между Японией и Маньчжоу-Го и приводились высказывания членов этого совета, которым надлежало этот договор утвердить. Документ довольно любопытный и циничный.

В данном документе оговаривалось, что это соглашение «будет строго конфиденциальным по взаимному соглашению между Японией и Маньчжоу-Го».

«А. Маньчжурия доверит нашей стране ее национальную оборону и поддержание мира и порядка и будет нести все соответствующие расходы, – говорилось в пункте первом.

Б. Маньчжурия согласна, чтобы контроль над железными дорогами, гаванями, речными путями, воздушными линиями и т.п., так же как и сооружение новых пуей сообщения, поскольку это будет проводиться нашей имперской армией для целей национальной обороны, был полностью доверен Японии или такой организации, какую она назначит, – говорилось в пункте втором.

В. Маньчжоу-Го поможет всеми возможными средствами в отношении различных необходимых мероприятий, проводимых нашей имперской армией, – говорилось в пункте третьем. –

Г. На должность государственных советников Маньчжоу-Го будут назначаться японцы из числа людей дальновидных и хорошо себя зарекомендовавших, и, кроме того, японцы будут чиновниками как центральных, так и местных правительственных учреждений. Выбор этих чиновников будет делаться по рекомендации командующего Квантунской армией, их смещение будет производиться с его же согласия. Вопрос увеличения или уменьшения числа государственных советников будет решаться переговорами между обеими сторонами».

Судя по представленным документам, этот проект договора вызвал неоднозначную реакцию и споры даже у некоторых государственных деятелей Японской империи.

Так, советник Окада, одобрявший проект договора, в то же время заявил «что маньчжурский вопрос не может быть разрешен просто нашим признанием Маньчжоу-Го», поскольку секретное соглашение нарушало международный «пакт девяти держав», согласно которому Япония обязалась уважать целостность китайского государства и независимость его народа.