Утро следующего дня было пасмурным. То и дело налетали дождевые шквалы. Однако вскоре небо прояснилось, и впервые за все время плавания, — а за кормой остались почти 2000 миль — задул постоянный ветер умеренной силы, вероятнее всего пассат.
Мореплаватель чувствовал себя хорошо, его попутчики тоже. Чечевица, замоченная два дня назад, хорошо набухла; смешав ее с луком, горчицей и чесноком, он соорудил весьма питательный завтрак. Затем Уиллис стал готовиться к рыбной ловле и неожиданно для себя нашел коробку с небольшими крючками. Он и не подозревал о их наличии. Все объяснило приложенное к ним письмо: «Я купила эти маленькие крючки, — писала госпожа Уиллис, — на тот случай, если плот будет выброшен на берег и ты окажешься на небольшом атолле. Прошу тебя, спрячь их и не выбрасывай за борт, ведь ты не знаешь, что может случиться. Путь к Австралии так долог. Тедди». Это был ценный подарок. Если бы плот разбился на рифе, ловля маленьких рыб имела бы значительно больше шансов на успех.
В 14 часов 45 минут Уиллис, стоя за штурвалом, замечает на расстоянии приблизительно четырех миль судно, которое держит курс прямо на плот. Когда оно находится уже в миле от плота, на нем замечают сигналы Уиллиса и подходят к нему. Это новозеландское судно «Уакатан». С мостика одинокого мореплавателя рассматривает группа офицеров в белых мундирах.
Уиллис решает про себя, стоит ли ему обращаться с просьбой помочь исправить рули, и отказывается от этой мысли, поскольку волнение в океане делает невозможными любые подобные работы. Да и процесс сварки на поверхности воды, очевидно, слишком сложное дело, чтобы осуществить его за короткий промежуток времени, на который судно могло бы прервать свое плавание. Поэтому Уиллис просит лишь о том, чтобы береговая охрана на Гавайских островах передала в Нью-Йорк весточку для жены. Судно подходит совсем близко и, двигаясь с малой скоростью, делает в это время два круга. Через час корабль, взяв курс на запад, исчезает за горизонтом.
Госпожа Уиллис получила радиограмму через дипломатические каналы Вашингтона 25 октября — спустя 68 дней…
Ночь после встречи с судном была спокойной и ясной.
Плот качало на волнах, он то зарывался в них носом, то сильно кренился с борта на борт. Мачта описывала петли, а такелаж при этом стонал и скрипел от напряжения. Уиллис не испытывал опасений — для него были специально заказаны толстые стальные тросы. Предприниматель, у которого он их покупал, удивился: «Зачем вам такие мощные тросы? Каких размеров будет ваше судно?» Когда Уиллис назвал ему высоту мачты, тот заявил: «Эти тросы выдерживают нагрузку в 15 тонн, недавно мы экипировали яхту с мачтой втрое более высокой, чем ваша, и при этом не пользовались тросами такой толщины!» «Ничего. Не помешает», — ответил мореплаватель. Теперь он знал, что поступил правильно. В течение вот уже шестидесяти лет он познавал могущество морской стихии и помнил еще времена давних больших парусников, которые часто погибали, теряя мачты: во время штормов, когда их сокрушал напор ветра, или в штилях, когда при безветренной погоде суда испытывали на мертвой зыби такую ужасную качку, что тросы лопались и мачты падали за борт.
Охваченный сонливостью, Уиллис забрался в уютный домик, чтобы немного поспать, как вдруг услышал низкий, нарастающий грохот. Выбежав на палубу, с удивлением увидел большое освещенное судно, приближающееся с правого борта. Прежде чем он успел достать электрический фонарик, чтобы осветить паруса, корабль прошел перед носом «Беспредельного возраста».
Если бы судно шло курсом, хоть на долю градуса более близким к курсу плота, путешествие скорее всего закончилось бы трагически. «Беспредельный возраст» находился на судоходной линии и, не имея ночью огней (фонари были повреждены ржавчиной), ежеминутно рисковал быть потопленным.
Через три дня после этого происшествия, 19 августа, Уиллис отмечал свой день рождения — ему исполнилось 70 лет — один, за тысячу миль от суши, неутомимо ведя плот на запад, к далеким берегам Австралии. Немногие люди на свете могли бы похвастаться такой силой духа и тела. То был день воспоминаний и подведения итогов минувших лет. Возврат на полвека к годам юности и первых морских путешествий, к годам, когда в отличие от нынешних времен корабли были деревянными, а люди — железными.
Настали дни спокойного и быстрого плавания. Уиллис чувствовал себя хорошо, силы и аппетит не подводили. Коты вели себя образцово, приобретя немало необходимых настоящим морякам навыков. Например, они усвоили, что летающие рыбы падают на палубу обычно с наветренной стороны, и в зависимости от направления ветра безошибочно выбирали для охоты на рыб нужный борт.
В течение двух недель погода оставалась хорошей, и мореплавателю не приходилось так тяжело трудиться, как в первый период путешествия. Теперь большую часть времени он проводил, удобно расположившись возле компаса, и в зависимости от настроения или наигрывал что-нибудь на губной гармошке или наблюдал за котами, дерущимися друг с другом, как заправские борцы. Иногда занимался сложными упражнениями для укрепления памяти, которые заключались в быстром запоминании и повторении отрывков в прозе, стихах или комбинаций цифр. Он знал, что должен сохранить силу мышц и ясность ума. До Австралии еще около пяти месяцев пути!
Через пять дней, 11 сентября, «Беспредельный возраст» находился уже на 140°10' западной долготы, в 4500 милях от Кальяо, плывя на запад при юго-восточном ветре, всего лишь в 330 милях от острова Нукухива в Маркизском архипелаге. Уиллис был несколько обеспокоен тем, что плот плыл по все еще близкой к экватору трассе. Это было результатом преобладания ветров, отклоняющихся к югу, бороться с которыми было трудно из-за неисправности рулей.
Уиллис все чаще наблюдал прилетающих с юга альбатросов. Впервые после Галапагосских островов, которые остались в 3000 миль за кормой, плот настолько приблизился к суше. Это означало, что завершился трудный этап экспедиции — переход через пустынные просторы Тихого океана. Теперь до самой Австралии плот должен был все чаще встречать на пути острова, архипелаги и рифы. Правда, в связи с этим возникали другие не менее сложные навигационные проблемы.
17 сентября, после семидесяти двух суток плавания, Уиллис, перенеся штормовую ночь, плыл при юго-восточном ветре и перед наступлением сумерек достиг 145° западной долготы. Расстояние от экватора — 330 миль. Плот, испытывая сильную качку на высокой волне, держал курс на запад. Пурпурно-красный восход солнца предвещал сильный ветер. Отклонение от экватора на юг, которого удалось с трудом добиться благодаря северо-западным ветрам, дувшим в течение двух дней, давало надежду на то, что удастся, как и планировал Уиллис, обойти риф Филиппе с юга. Риф находился почти точно по курсу на расстоянии 340 миль.
«Беспредельный возраст» миновал риф Филиппе, когда ветер, к радости Уиллиса, переменился на северо-восточный. Это произошло ночью, большую часть которой мореплаватель провел на верхушке мачты, высматривая прибой. Еще одна опасность была позади!
Соорудив новую крепкую корзину, которая должна была защитить его от акул, Уиллис приступил к очередному ремонту рулей. Как и экипаж «Кон-Тики», он верил, что корзина достаточно гарантирует от угрозы нападения этих хищников, но на всякий случай всегда держал при себе наготове гарпун. И все же ему трудно было сосредоточиться на работе, когда, повиснув за бортом в глубоко погруженной в воду корзине, он видел кружащих вокруг акул.
После почти 100 дней плавания плот, для которого штормы были тяжелым испытанием, издавал невообразимое количество всевозможных скрипов, стонов, скрежета и других не поддающихся определению звуков, вплоть до внушительного грохота. Однако поводов для опасений не было, все вместе держалось прочно. Все, кроме, разумеется, злополучных рулей.
В спокойные, звездные ночи Уиллис размышлял о сотнях дел. Например, раздумывал над тем, как долго еще сможет радоваться жизни: «На что я могу рассчитывать, как долго еще проживу на нашей Земле? Десять, двадцать, а может, тридцать лет? Так мало, даже если тридцать…» Он не знал, да и не мог знать, что ему осталось всего лишь пять…
