На рассвете сто первого дня путешествия с мачты была замечена цепь небольших, поросших пальмами островов. Очевидно, они лежали уже за рифом Рароиа. Плот, вероятно, снесло в сторону северным течением. Острова быстро приближались. Функции были распределены, и каждый, таким образом, имел точно обозначенный круг обязанностей. Ветер гнал плот к рифу, который можно было узнать по бурлящей кипени разбивающихся о его массив волн. На палубе закончились последние приготовления. Ценные вещи — кинопленки, дневники и документы — были упакованы в непромокаемые мешки. Каюту снова накрыли брезентом и перевязали канатами. Перерезали все веревки, крепившие кили, которые не без труда удалось вытащить из их щелей, после чего уменьшилась осадка плота. Приготовили также временный якорь, наполнив пустые баллоны из-под воды тяжелыми батареями питания радиопередатчика и добавив к этому связанные крестом бревна из мангрового дерева. Весь экипаж одел спасательные пояса и обувь. Тем временем плот дрейфовал на запад, а мореплаватели, собранные и сосредоточенные, ожидали, как будут дальше развиваться события. Коротковолновый радиопередатчик по-прежнему поддерживал постоянную связь с радиолюбителем на Раротонге. Наконец наступил ожидаемый момент. Вот последние записи из бортового журнала: «9 ч. 45 м. Теперь ветер снослт нас в направлении предпоследнего островка, который виднеется за рифом. Нам уже явственно виден весь коралловый риф, он выглядит как стена с белыми и красными вкраплениями, которая, куда ни взглянешь, высится из воды перед цепью островов. Вдоль всего рифа белая, пенящаяся линия прибоя, которая взметается к небу. Бенгт подкрепляет нас горячей едой — последней перед великим событием! На рифе лежит как будто остов судна. Мы находимся уже так близко, что можем различить очертания других островов по ту сторону лагуны.

9 ч. 50 м. Мы уже совсем близко. Дрейфуем вдоль рифа. Осталось 100 метров. Торстейн разговаривает с радистом на Раротонге. Все готово. Мне пора уже упаковывать журнал. Настроение у всех бодрое. Ситуация, похоже, грозная, но мы справимся».

Яростно грохочет прибой. В 10 часов брошен якорь, который зацепился за дно, и «Кон-Тики» разворачивается кормой к бурунам. Тем временем Торстейн все еще разговаривает с Раротонгой. Он договаривается, что Раротонга будет ежечасно выходить на связь. Если через 36 часов известия с острова не поступят, Раротонга должна уведомить норвежское посольство в Вашингтоне. Последние слова, переданные с плота, звучали так: «Все в порядке. Осталось 50 метров. Идем вперед. До встречи в эфире».

Радисты упаковали радиостанцию и выбежали на палубу. Волны вздымались все выше, бросая плот как игрушку. Члены экипажа были наготове, все держались за такелаж, только Эрик находился в каюте — искал ботинки.

Когда корма плота нырнула в пену прибоя, был перерезан якорный канат и «Кон-Тики» стремительно рванулся на риф, треща и вибрируя. Кто-то кричал. Внезапно движение плота прекратилось, и через мгновение волны начали обрушиваться на палубу «Кон-Тики», который застрял на коралловых глыбах. «Держаться!»— кричали все, и было ясно, что только в этом спасение.

Океан грохотал и ревел, мощные удары громадных валов разрушали плот. Когда прокатилась очередная волна, обнаружилось, что каюта разбита, мачта поломана и упала на крышу домика, такелаж свисал по бокам. Волна сорвала бамбуковый настил, вдребезги разбила рулевое весло и раздробила доски, которыми был обшит нос.

Временами каждому из членов экипажа казалось, что он единственный оставшийся в живых человек.

Постепенно у людей стали убывать силы. Однако плот, продвигаясь через полосу прибоя, все глубже садился на риф, что защищало его от набегающих волн. В какой-то момент Кнут соскочил на коралловый выступ, держа конец лежавшего на корме троса. Между двумя ударами волн он проскочил в более безопасное место. Теперь волнение стало меньшим, все по очереди сообщали о себе. Эрик выбрался из полуразрушенной каюты, где пережил ад прибоя без особых хлопот. Оказалось, что хижина была самым безопасным убежищем. Бенгт с трудом держался на ногах — падающая мачта ударила его прямо по голове. Все перескакивали теперь на риф, в то время как океан загонял на него плот все дальше и дальше.

Сразу же взялись за работу. С помощью резиновой лодки с плота эвакуировали все самые необходимые вещи. Подальше на рифе сложили радиостанцию, провиант и бутыли с водой. Продолжался отлив, и экипажу в течение нескольких часов не грозила никакая опасность. Внутри рифа, на расстоянии каких-нибудь нескольких сотен метров, находился небольшой поросший пальмами островок. Он выглядел, по словам Хейердала, как большая зеленая корзина, полная цветов. «Кон-Тики» превратился в развалину, но девять бальсовых бревен остались целы.

Короткое путешествие через голубые воды лагуны — и шесть человек, повалившись на песчаный берег, запустили руки в горячий белый песок.

Экспедиция была завершена.

Трудно вообразить более прекрасное место для этой шестерки отважных, которые сто дней прожили среди океанских волн. Кокосовые пальмы, увешанные спелыми орехами, нагретые солнцем скалы и буйная растительность — именно об этом они мечтали во время долгого путешествия.

Осталось сделать лишь одно: связаться с Раротонгой и сообщить миру об успешном завершении экспедиции, одной из самых замечательных в истории мореплавания. Однако осуществить это было непросто. Время текло быстро, а залитый во время прохождения полосы прибоя радиопередатчик никак не удавалось наладить. Вскоре уже только минуты оставались до момента, когда Гал — радиолюбитель с Раротонги — должен был привести в действие спасательный вариант. Буквально в последнее мгновение случайно удалось установить контакт с радиолюбителем в Канаде, но тот не хотел верить сообщению, передаваемому Торстейном, считая, что все это штучки коллеги с соседней улицы.

Наконец, после невероятного напряжения, невзирая на то, что передатчик работал кое-как, весть об удачном окончании рейса достигла Раротонги, Оттуда через Таити и радиостанции Америки, а также Австралии она облетела мир: радио, телевизионные экраны, газетные полосы сообщили о счастливом завершении экспедиции, в успех которой никто не верил и которая до сих пор остается самой популярной, самой романтической и увлекательной.

Вопреки распространенному мнению, Хейердал не был первым современным мореплавателем, который отважился плыть на плоту. Но он первый решился использовать деревянный плот на океанских просторах. Необычайный успех его экспедиции объясняется в большой степени тем, что сам Хейердал обладает редким набором качеств: он отважен, смело идет на риск, верит в удачу, сочетая при этом увлеченность романтика с трезвым научным подходом и способностями организатора. Однако и этого может оказаться недостаточно для торжества дела. Нужно еще немного везения, а оно, похоже, неизменный спутник Хейердала.

За сто один день плавания «Кон-Тики» прошел огромный путь — почти 5000 миль. Наименьший суточный переход составлял 9 миль, наибольший — 71 милю, средний —42,5 мили. Рейс убедительно засвидетельствовал, что бальсовая древесина — прекрасный материал для плота, которому предстоит находиться в плавании три месяца (если принять во внимание, что стволы сплавлялись по реке, кроме того находились в воде во время строительства плота, верхний предел использования бальсы составляет шесть месяцев).

Изрядно потрепанный и поврежденный прибоем плот был переправлен на судне в далекую Норвегию и там помещен в морской музей в Осло рядом с такими реликвиями, как «Фрам» Нансена, на котором Амундсен отправился покорять Южный полюс, и тысячелетней давности корабль викингов. Разумеется, Хейердал не избежал ошибок как при сооружении «Кон-Тики», так и во время самой экспедиции. Однако их оказалось совсем немного.

Непосредственно с экспедицией были связаны и два других крупных успеха молодого норвежца. Книга «Путешествие на „Кон-Тики“ стала бестселлером, завоевавшим наибольшую популярность в мире. Она была переведена более чем на два десятка языков, издана в пяти миллионах экземпляров. Огромным успехом пользовался и фильм об этой экспедиции, который был награжден премией „Оскара“.