Полностью — в газете «День литературы», 2011, №9
-- «Это — не моё время»
Владимир Бондаренко. Николай Иванович, недавно у тебя наконец-то вышла книга новых повестей. После, страшно сказать, перерыва в четверть века…
Николай Дорошенко. Если быть точным, то после перерыва в двадцать три года…
В.Г. Но за это время в литературу пришло уже не одно поколение самых ярких новых писателей, и наша литература, в общем-то, прожила свою по-настоящему большую жизнь. А ты, вроде бы, неплохо начинал, с первыми книгами вошёл "в обойму" своего поколения, о тебе писали критики в "Литературной учёбе" и "Юности", в "Молодой гвардии" и "Новом мире", в "Литературной газете" и "Литературной России"… Затем на пятнадцать лет ты как прозаик умолк. А когда стали появляться публикации твоих новых повестей, то, опять же, ты с ними оставался даже не в общем вагоне и не в плацкарте литературного эшелона, а на обочине. Нет ли ощущения, что литературный процесс уже не догнать, что уже в него не встроиться?
Н.Д. Если бы было желание догонять, то такое ощущение у меня появилось бы непременно. В то, что сегодня является "реальным", то есть для публики видимым литературным процессом, мне не хочется встраиваться. Представь, ты заглядываешь в цедеэльский буфет, а там народу много, но поговорить не с кем. Ну и пойдёшь домой. И другое дело — прийти, увидеть там Славика Артёмова с Мишей Поповым, сразу захочется провести остаток дня в их замечательной компании. Но ведь и их нет в "реальном" литературном процессе при всём том, что Михаил Попов, с моей точки зрения, один из самых ярких прозаиков. А Вячеслав Артёмов — это крупнейший поэт даже по меркам всего нашего небедного на поэтические имена последнего столетия.
Увы, помимо "реального процесса" сегодня есть Большая Неизвестная Литература. Вот считается, что поэзии у нас нет. А в Кирове живёт Светлана Сырнева, в Орле — Ирина Семёнова, в Омске — Перминов, в Питере — Ефимовская и Полянская, в Самарской области — Чепурных, Семичев и Диана Кан, в Воронежской области — Нестругин, в Перми — Тюленев, в Москву из Череповца перебрался Широглазов, за рубежом тоже не пусто, там Регина Бондаренко, Михаил Сипер… На странице "Современная русская литература. Избранное" на сайте Союза писателей России "Российский писатель" — десятки ярчайших имён. Многие из них — первого ряда, даже если в ряду этом — Блок и Есенин, Ахматова и Цветаева, Рубцов и Юрий Кузнецов… Вот, помню, Сырнева презентовала свою первую книжку в Москве, а Солоухин не смог дочитать её стихотворение со сцены в ЦДЛ, захлебнулся в от восторга слезами. Что, я буду верить "реальному процессу" больше, чем Солоухину? Или я должен не доверять Кожинову и Юрию Кузнецову? А многие ли теперь знают Сырневу, признанную даже и столь авторитетными писателями? Современный литературный процесс без упоминания Сырневой хотя бы в тройке самых ярких имен, это уже не процесс, а барахолка.
Так зачем же мне догонять этот процесс, если на его обочине осталась компания куда более приятная?
Клянусь, я даже не напрягал бы себя изданием своей новой книги, довольствовался бы лишь тем, что повести вышли в периодике и появились в Интернете. Но мои земляки-куряне захотели отпраздновать мой юбилей. А без книги ехать к ним неудобно. Автографы для читателей в юбилей — это вроде бы как шампанское и салат оливье в Новый год.
В.Б. Но ты же не просто "не догонял", а и не писал прозы лет пятнадцать?
Н.Д. Тут причина ещё более чем простая. В конце 80-х жизнь вдруг начала переворачиваться с ног на голову. А я не умею быть в ярости и ярость эту выражать в изящных формах. Гораздо проще мне было перейти на публицистику. Но я не ощущал, что жизнь проходит мимо, поскольку без дела не сидел. Был и главным редактором телепередачи "ТВ-Парламентский час", расстрелянной вместе с парламентом, был и редактором отдела общественно-политической жизни в газпромовском журнале "Фактор", который был закрыт с уходом из Газпрома последнего "красного директора" Вяхирева, был и экспертом телеканала "ТВ-Центр", пока должность эта не оказалась упразднённой по причине дефолта…
В.Г. И всё-таки, не пойму, что за характер у тебя? Я ещё могу вызывать неудобство своей критикой, своими острыми выступлениями, полемичностью. Ты же без всякой полемики не ужился с правлением Московской писательской организации. Почему? Чем ты стал так неугоден "Нашему современнику", что прозу твою, по отзывам многих уважаемых писателей, вполне "современниковскую", этот журнал не публикует? Почему вдруг в нынешнем, уже суженном литературном мире, все патриоты теперь воюют друг с другом? Какие у тебя, к примеру, претензии к "Литературной газете", к её авторам и редакторам? Почему началась война между твоим сайтом "Российский писатель" и сайтом "Гражданский форум" Кокшенёвой, которая одновременно воюет и с той же "Литературкой"?
Н.Д. Всё наше российское общество разделяется сегодня и на социальные группы, и по неким нравственным принципам, по представлениям о своём человеческом достоинстве. Точно так же и в писательской среде идет расслоение. Так что полемизировать имеет смысл лишь внутри своего круга. Я вот с тобою сколько полемизирую, но не перестаю дружить.
Что касается моих отношений с "Нашим современником", то это именно тот журнал, в котором я бы хотел печататься. Но, видимо, такая у меня судьба. Когда-то Юрий Бондарев, прочитав мои ещё первые рассказы, передал их Сергею Викулову, тогдашнему главному редактору этого журнала. И уже я вычитал верстку, но Викулов вдруг снял её из номера с формулировкой: "пусть ещё немножко поварится". А в последние годы своей жизни Сергей Васильевич ко мне частенько заходил пообщаться. И однажды, расчувствовавшись, сказал: "А ведь это я тебе дал дорогу! Это у нас в журнале прошла твоя публикация!" Я не стал ему напоминать, как оно на самом деле получилось, мне было за что уважать этого незауряднейшего и мужественного человека независимо от того, напечатал он меня или не напечатал. И к нынешнему "Нашему современнику" я отношусь с таким же уважением.
Что касается моих взаимоотношений с "Литературной газетой", то именно там появилась большая и весьма лестная для меня статья о моей повести "Прохожий". Затем начались разборки в литфонде. Мне как редактору цеховой газеты "Российский писатель" выбирать не пришлось, я занял позицию писательского большинства, и в результате в лице Юрия Полякова нажил врага. Но, как написал наш мудрейший поэт Костров: "Жизнь такова, какова она есть, и больше — никакова!" Я, значит, просто не вписываюсь по каким-то своим человеческим качествам в круг тех писателей, у которых теперь на улице праздник. Но у меня и на душе спокойнее от того, что именно в такой круг я не вписываюсь.
Полностью беседу читайте в газете «День литературы», 2011, №9
