«Я ничего не желаю знать…» Все те же стены, разве что прилипших больше мух. Г. Яропольский Я ничего не желаю знать, но способен учить других. Зрение помнит направленный свет лагерных фонарей. Мне было легче взломать замок, чем искать для него ключи. Я помню день, когда слово «вдруг» исчезло из словарей. Я часто заглядывал в лица людей и понял — глаза их злы. Меня не вставляло встречать рассвет и провожать закат. Раньше во мне зажигались костры — теперь не найти золы, Во время двадцатой своей весны я понял, что все не так. Смелость не в том, чтоб «вперед» кричать, а в том, чтоб идти вперед. Счастлив не тот, у кого все есть, а тот, кто способен взять. Кто терпелив и добрее тебя — раньше тебя умрет. Где часовщик, что на всех часах время покатит вспять? Я видел роскошный снаружи храм и его пустоту внутри, и как доживают до старости лет живущие на износ… Я ничего не желаю знать, но способен учить других. Если ты хочешь мне дать ответ — я подберу вопрос. «Секунда стремительней мчится…»
Секунда стремительней мчится, чем пущенная стрела. Рукой не нашаришь стену — собой обозначишь круг. На днях я развесил прочно по стенам свои зеркала, теперь тебя отпускаю монеткой из теплых рук. Тебя отпустить на волю — в одиночку сойти с ума. Только запомни: время не жрет изо льда людей. Вновь массу никчемных споров густой облепил туман, и слух отдыхает от гула громоздких очередей. Аморфностью существованья не мерь по себе одежд, но, знаешь, ты — только правило, не думай о том всерьез. Из сердца уносится ветром пепел сгоревших надежд, но достигает асфальта пеплом от папирос. Со стен на меня взирает листов амальгамных рать, я вижу себя чуть реже, чем хороню друзей. Каждый свой сделал выбор, я предпочел избрать мое одиночество — вызов порядку людских вещей. Мое одиночество — выбор, по какой из дорог идти. Сегодня восточный ветер. Грозы назревает бунт. Душа улетает как стая голодных и хищных птиц, Но чувство не покидает, что вскоре за мной придут. Пойми, мы не будем вместе, ведь ты — отщепенка стай, я — выкормыш дикой хищницы, воспитанницы дорог! Скорей возвращайся в свой светлый, единственно мыслимый рай, а я и не числюсь даже в реестре земных богов. Закон выживания Попадешься когда в капкан, огрызай себе лапу — и жив. Пусть тот, кто шакал по натуре своей, подыхать остается в капкане. Вспомни, что, будучи Homo sapiens, ты ножи всегда при себе имел и носил на удачу камень. Удача! Теперь ты о ней позаботиться должен сам, — в нашем лесу чужаков полно, они таскают с собой карабины. Остерегайся во время полуночи выть, — те, кто не берегли голоса, были застрелены, что даже у чужаков считается подлым, — в спину. Здесь настоящих по крови волков полно, но раз ты оборотень, ты — изгой. Они тебя ближе, чем на две тысячи лап, не подпустят к своим и, конечно, не примут в стаю. Молодым в одиночку никак не выжить, так что лучше держись со мной, Я несколько лет не общался ни с кем, а вот встретил тебя, поговорить бы о чем, но, как назло, голова пустая… Через год-другой ты и сам привыкать ко всему начнешь, в том числе к тому, что ты — одинок, Я стар и довольно ослаблен, все время горькой давлюсь слюной, не уверен, что дотяну до лета. А пока я тебя научу добывать прокорм, болезни лечить травой и надежно маскировать места своего ночлега. Не вспоминай о прошлом. Твоего прошлого больше с тобой нет. Этим ты только расстроишь нервы и начнешь походить на старую и ворчливую суку. Но если тебя обложат, направив в тебя свой фонарный свет, то вцепись в того, кто в твое тело целится и за секунду до смерти своей, отгрызи ему к черту руку. Хамзату Батырбекову
К тебе одному чередою обрывочных фраз полки вползали степенно, как свет через плотные шторы окон, в надежде рассеять потемки комнат, как пламени языки нарочно запаленной свечки. Твой мир темнотою скован настолько, что слушаешь речи и знаешь — они пусты, ты слишком устал вникать в чужеродность нелепых звуков. Теперь ты уже история, взирающая с высоты на суету и ажиотаж еще не зарытых трупов, которым присущи энергия, тело, черты лица, они считаются разными, хотя все как один похожи… Они до сих пор гордятся округлостью колеса, и научились счастье иглою вводить под кожу. Ты между белым и черным всегда выбирал зеро, чуть захотел возвыситься — уже обрастаешь цветом… Со скрипом несмазанной двери скользит по листу перо, ты можешь считать это все письмом, только я не тороплю с ответом. |