Или потому о Булыгине подумалось, что отец вдруг сыскался? Мокеев не успел окончательно решить вопрос — пришел старшина Ростислав Яковлевич («Яклич») с площадки, попросил помощи:
— Товарищ старший лейтенант, сил нет — прорва машин, зашиваюсь, честное слово...
Если Яклич обращался так официально, значит помощь требовалась всерьез. И просил Яклич именно его помощи, самого Мокеева. Олег — заместитель — готовился к сессии, по возможности его старались не трогать. Не сговаривались, но не трогали без крайней нужды.
Как доказательство, выглядывали из-за старшинской спины три-четыре физиономии с выражением святого нетерпения и праведного гнева: привереды, задерживаете рабочий класс...
— Если что — зови, — сказал Мокеев Олегу, заместителю. — От телефона не отходи, я на площадке.
Давно ли он сам, Мокеев, с такой же одинокой звездочкой на погоне, был помощником у Булыгина? Время-то идет, время...
На площадке было не продохнуть от машин и водителей, и Мокеев сразу включился, оставив все прочие мысли на потом.
Не так давно установили новые правила перевозки людей, и ГАИ должна теперь перед каждым праздником и просто перед каждой субботой проверять готовность городских машин нормально везти людей. В основном, конечно, ехали на рыбалку или по грибы-ягоды. И каждую пятницу перед зданием ГАИ на асфальтированной площадке собиралась толпа. И каждый спешит, и стучат по часам, и приводят доводы. А людей в ГАИ мало, а машин в городе все больше и больше. И учреждений, кажется, прибавляется, и рыбаков не убывает. И всем надо быстро.
Новые правила должны обеспечить безопасность или хотя бы какой-то минимум безопасности. И пока эти самые правила не войдут в кровь водителей, придется гаишникам по пятницам топтаться на площадке, заглядывать в кузова и вертеть рули, убивая по полдня и больше.
Площадка сдержанно загудела навстречу Мокееву, а один, молодой, призывно крикнул:
— Товарищ капитан! Сколько ж торчать тут — заждались!..
— Ты чего это, не замуж ли за меня собрался? — спросил Мокеев и постучал по своему погону. — Льстишь...
Вокруг засмеялись, и Мокеев понял, что скучно на площадке не будет. Вот теплее — не мешало бы... Хотя было и от чего заскучать: с серого неба сыпало мелко, как из пульверизатора в парикмахерской, а с близкого озера толчками наносило холод, от которого хотелось спрятать руки в карманы.
— Товарищи водители, — сказал Мокеев, — госавтоинспекция просит извинить задержку с осмотром техники: нет людей, штаты не укомплектованы...
— Нам-то какое дело!.. — заворчал кто-то поблизости. — На всё причины...
— Желающие работать в ГАИ пройдите в отдел кадров, второй этаж, слева пятая дверь, — сказал Мокеев. — Гарантируем общагу и целых сто четыре рубля в месяц.
— А премия? А прогрессивка? — посыпалось со всех сторон.
— Обойдетесь, — сказал Мокеев улыбаясь и подступая к синему автобусу.
— Неужто сто четыре? — спросил чей-то сипловатый басок, но Мокеев не ответил и постучал по крылу:
— Чье средство?
Осмотр средств передвижения, которым предстояло вывозить людей на праздничную рыбалку, начался.
Вторым за автобусом стоял старый трепаный «газик», из первых выпусков, с фанерной еще кабинкой.
— Чей конь? — спросил Мокеев и, выделив водителя, остановил его рукой — тот готов был залезть в кабину. — Что за контора?
Водитель ответил: сноп... снаб... сбытперегрузка...
— У вас что, ничего поприличнее не нашлось? Ты ж повезешь не макулатуру, не мусор — людей...
— Есть «ЗИЛ» новый, но он задействован сегодня...
— Задействован... Вот давай, друг, на новом «ЗИЛе» и приезжай. А этот рыдван чтоб я тут больше не видел — его и на кладбище не примут. Гляди, кузов прогнил, колеса хлюпают, поржавела тележка — куда ж вы уедете на такой? — Мокеев заглянул в кузов. — А это что за тросы? Да смотри, пол всюду пробит, щепки торчат. Нет, не разрешаю на такой. День рыбу ловить, два дня занозы дергать. Нет, и не проси. Завтра с утра покажешь «ЗИЛ», а этот гроб чтоб тут больше не стоял — все!
Водитель не шибко и возражал. Кажется, он даже доволен был, что все так быстро уладилось, молча свернул путевочку и уехал. Мокеев посмотрел ему вслед, подумал про себя: а может, ему, водителю, вовсе до лампочки та рыбалка, на которую его тащат? Может, он и не рыбак вовсе и у него другие планы?.. Тоже ведь проблема... Может, просто начальство настаивает?..
Мокеев повернулся к шоферам — они ходили за ним гурьбой.
— У кого есть похожее средство, лучше не ждите. Мы тут не лицензии выдаем на людей, имейте в виду...
Мокеев быстро заглядывал в кузова, перебирал обязательное снабжение, заставлял показать знак аварийной остановки, откручивал вентили огнетушителей, проверяя, заряжены ли, требовал кошму, песок, лопату. Водители крутили руль, зажигали огни поворотов, совали путевки и справки ОСВОДа, что умеют оказать первую помощь утопающему и знают правила на льду и на воде.
Как сложно стало ловить рыбу!..
Все шло своим чередом — таким привычным, обыкновенным. И между делом вспомнил Мокеев, что слова про лицензию — опять же булыгинские слова. Это Булыгин задумался на одном дежурстве, как бы пораньше человека раскусить, прежде чем ему права водительские вручать. А то у нас получается — не права, а лицензию на человека вручаем, а то и на десятерых... Когда захочешь — воспользуешься. Вот, говорят, автомобиль — средство повышенной опасности. А ведь, если по-честному, никто всерьез людей не отбирает в шоферы. Хочешь иметь права — валяй, имей. И выходит, вручаем иной раз такому, которому и вожжи-то в колхозе доверить страшно. В космонавты, чтоб одного отобрать, сотню перетрясут — и анкета, и рефлексы. А тут зауряд — носятся десятки тысяч, а ты, гаишник, лови, которые пьяней... И выходит, пока он свою лицензию не использует со страшной силой, есть у него права на чью-то жизнь...
Тут думать нужно и ограничения какие-то определить. Не может быть такого, чтобы всякий и каждый садился за руль и жертву себе выискивал на улице... Ведь за год получается только в одной нашей области: ГАИ тыщи полторы человек лишает прав, а то и больше. И готовится в области за год, — Мокеев специально узнавал, — столько же. Топчемся, стало быть. Из автоколонны начальник звонит, плачет: «Не лишайте вы моих, которые полегче, не лишайте прав... машины простаивают... план горит, про премиальные уж молчу...» А как не лишать, если, бывает, сядешь в кабину тормоза проверить — и дух сивушный с чесночком, и шофер в сторону дышит, чтоб не наносило...
Мокеев думал обо всем этом и не сразу понял, что за человек стоит перед ним и какое отношение он имеет к машине. Исцарапанная рожа возникла откуда-то сбоку, симпатичная рожа, — парнишка был явно молод, заносчив, ему так хотелось обратить на себя внимание — верный признак того, что все у этого парнишки в ажуре и молодого водителя просто распирает от уверенности. Мокеев любил таких парнишек: наверняка только что из армии, получает первые свои зарплаты, и очень ему нравится рабочая самостоятельность и финансовая независимость от папы-мамы.
Мокеев по себе помнил это чувство независимости, это ощущение хозяина своего положения — такое дорогое в двадцать лет.
— Адский водитель, — сказал Мокеев, глядя на парнишку. — Кошки об тебя когти точили?
— Было маленько, — ответил парнишка не смущаясь, не чувствуя себя виноватым, из чего Мокеев сделал вывод, что царапины водителя к безопасности движения отношения не имеют.
Но все-таки, по старой привычке, насторожился.
— Показывай средство, — сказал Мокеев, и парнишка забрался в кабину. — Левый поворот... правый... колеса... — Водитель вращал руль, зажигал фары, подфарники, подвинулся на сиденье, уступая место Мокееву; тот попробовал тормоз, вылез, перебрал в кузове снабжение, взялся за путевку.
— Где подпись механика? — спросил Мокеев.
Водитель вытянул шею — очень смешно это у него получилось.
— Нету? Так давайте, щас будет. — Он протянул руку за путевкой.
