Соломон. Сережки... да... сережки... пожаловал вчера... сам этот господин.
Мухоморов (тормоша его за грудь). Я?.. Ах, мошенник! я задушу тебя и ответу не дам.
Соломон. Делайте со мною, что хотите, я ничего не знаю.
Банников. Вот мы девчонок допросим (толкает детей). Эй, вставайте, жидята! (Тащит Рахиль к Мухоморову; Ревекка в слезах идет за ними.)
Соломон (отталкивая Банникова, отнимает у него Рахиль; усилия с той и с другой стороны удержать ее; дети плачут). Дети чем виноваты? Вы ее сделаете уродом.
Банников. Хоть бы и так! Эка беда! Говори, кто дал вам сережки? Ну! (Рахиль молчит.) Не увернетесь, змеята! в тюрьме допросят голубчиков, в тюрьме...
Мухоморов. Да обыщем-ка его, братец; может, у него еще кое-что найдется. Откуда ж золото валяется?
Банников (обшаривая Соломона). Тут что-то толстенько.
Соломон. Это грабеж... я закричу, позову на помощь...
Мухоморов. Прибежит хозяйка — новый свидетель... Она знает, что у тебя гроша не было... я и в квартире за тебя поручился.
Банников (вынув с усилием кошелек из-за пазухи Соломона). Целый кошелек с золотом... Все представим; скажешь, откуда взял.
Соломон. Помилуйте, не погубите; я притворялся, что бедняк... это мои деньги, копил всю жизнь свою для этих несчастных.
Рахиль и Ревекка (на коленях). Помилуйте.
Банников. А вот сейчас помилуем. Подпиши, что Гориславская дочь твоя — и деньги отдам и концы в воду.
Соломон. Знать не знаю.
Мухоморов (схватив его за грудь). Говори, мошенник, не то в тюрьму, сгниешь там и с своим отродьем, как червь поганый.
Соломон. Сжальтесь; у вас у самих, может статься, есть детки.
Мухоморов. Объяви.
Соломон. Режьте тело хоть по кусочку, пилите меня, знать не знаю.
Банников. Так потащим их в полицию с кошельком и сережками; улика налицо. В последний раз скажи, что дочь твоя...
Гориславская (в исступлении выбегает из боковой двери и загораживает собою отца и сестер). Дочь его, дочь... я сама... Прочь от них, презренные люди!
Мухоморов (Банникову). Наталья Ивановна Гориславская, извольте засвидетельствовать, ваше благородие.
Банников (вытаскивает из портфеля чернильницу, перо и лист бумаги, садится за стол и пишет).
Гориславская. Да, пишите, Гориславская — дочь еврея Соломона. Куда идти, кровопийцы? где еще объявлять об этом? В полиции, в суде, на площади, в храме что ли? Везде, всенародно огласить? Пойду с ними рука об руку и везде, кому нужно знать, скажу: вот этот старик, еврей, мой отец, эти две девочки — мои сестры! Довольны ли вы?
Банников. Нам нужно только, чтоб вы подписали эту записку, и тогда мы оставим господина Соломона и детей его в покое.
Гориславская. Давайте. (Прочитав, подписывает бумагу.) Теперь возвратите деньги моему старику (Банников возвращает Соломону кошелек) и прочь отсюда; я признала своего отца и отрекаюсь от жениха Мухоморова. Прощайте.
Мухоморов. Что ж делать? Прощайте. (Кивает Банникову, чтоб он выходил; в двери.) Жаль только Софью Андреевну...
Гориславская. Жаль Софью Андреевну... что он хотел этим сказать?
Соломон. Ох, ох, ох! Наталья Ивановна... боюсь говорить; вы и так много горя терпите.
Гориславская (в испуге). Не может ли она пострадать?
Соломон. Да, вы своею подписью губите ее.
Гориславская. Ее?.. мою благодетельницу, мою вторую мать?.. Я?.. как, чем?.. Говорите.
Соломон. Она вас называла дочерью чиновника Гориславского, а вы сами, письменно, признали меня своим отцом. Им, этим разбойникам, только этого и хотелось. Ее засудят, лишат доброго имени.
Гориславская. Лишат доброго имени?.. И я буду виною ее бесчестия, ее гибели... за то, что она хотела составить мое счастье!.. Нет, я не допущу до этого!.. Воротите их!
Соломон. Что вы хотите делать?
Гориславская. Сама не знаю; только, ради Бога, поскорей воротите. (Соломон убегает; после нескольких минут раздумья, она становится на колени.) Господи, Отец милости и любви! благодарю Тебя, что внушил мне благую мысль. Ты один читаешь в моем сердце, Ты один знаешь, как я любила его, как я дорожила его любовью... все, все в жертву теперь; больше Ты ничего не мог потребовать от меня; тут моя жизнь. (Встает. Мухоморов, Банников и Соломон возвращаются; она отводит Мухоморова в сторону.) Флегонт Парфеныч....
Мухоморов. Что вам угодно?
Гориславская. У вас моя записка?
Мухоморов. У меня.
Гориславская. А если я дам вам на место ее другую?
Мухоморов. Какого содержания, позвольте спросить?
Гориславская. Все, что вы делаете со мною, с отцом моим, с моею благодетельницей — все это для того, чтоб заставить меня идти за вашего сына; так ли?
Мухоморов. Да, для того, чтоб заставить исполнить ваше обещание.
Гориславская. Так я иду за вашего сына. Возьмите с меня какую угодно клятву, продиктуйте мне ее сами — я вам напишу слово в слово... хоть кровью моей... и тогда...
Мухоморов. И тогда я возвращу вам прежнюю расписку; Софья Андреевна будет спасена от бесчестия, и все канет в воду, будто ничего не бывало.
Гориславская. Спасена! О, слава Богу, спасена! (Указывая на Банникова). А он?
Мухоморов. Будет молчать: он брат жены моей.
Гориславская. Давайте бумаги. (Мухоморов берет у Банникова прибор для письма и ставит на стол; Гориславская пишет дрожащею рукой.)
Мухоморов. Прибавьте: за коллежского асессора... не позже недели.
Гориславская. Да, за коллежского асессора. (Подает записку.) Довольны ли?
Мухоморов (читает). Лучше не надо. (Возвращая ей прежнюю записку, хочет поцеловать у ней руку, но она отрывает ее.) Я хотел на мировую...
Гориславская (указывая на записку). И без того здесь, в этой записке — мир вечный. (Обнимает с нежностью отца.) Прощайте, может быть, в последний раз; я вас не оставлю, где бы ни была.
Рахиль. Нет, приходи, приходи еще.
Гориславская (Мухоморову). Теперь проводите меня до кареты. (Уходит; Соломон и дети провожают ее и плачут.)
АКТ V
Комната в доме Виталиной.
Явление I
Виталина и Гориславская. Виталина сидит на диване, Гориславская стоит перед ней.
Гориславская. Ты все грустна, друг мой, ты страдаешь; но успокойся: скоро конец всем этим страданиям. Я решилась идти за Мухоморова, и это решение... никто... разве один Всемогущий Бог переменит,
Виталина. Что с тобою сделалось? От чего вдруг такая перемена.
Гориславская. Ничего, все по-старому!.. И ты, и я дали свое слово; слово это должно быть ненарушимо. Дочь жида... понимаешь... не может быть за Леандровым. Павел Флегонтыч мой жених; я обручена с ним, он мною не гнушается... все, что он делал против нас, было из любви ко мне. Прости мне; без ведома твоего я писала к нему вчера и подтвердила вновь обещание принадлежать ему. Через неделю я буду его женой; ты должна меня благословить.
Виталина. Ты говоришь, как безумная. Что ж заставляет тебя решиться на эту жертву?
Гориславская. Все — отец, Леандровы, обстоятельства, которыми я тебя опутала, муки, на которые тебя обрекла... Пора положить конец!
Явление II
Те же и слуга.
