Светоний, описывая то же событие, много более краток, а инициативу единого лагеря для всех преторианских когорт, который был создан на Виминальском холме, числит за самим Тиберием: «В Риме он устроил лагерь для преторианских когорт, которые до этого не имели постоянных помещений и расписывались по постоям».^{504}

Само это событие у Светония увязано с общей политикой Тиберия по укреплению безопасности в Риме и Италии. Тут же сообщается о военных постах, которые Тиберий разместил в Италии чаще прежнего.^{505} Главная цель очевидна: предупреждение возможных волнений. В эту политику Тиберия вписывается и сообщение Диона Кассия об учениях в 25 г. преторианской гвардии, на которых присутствовал сенат в полном составе.^{506} Демонстрация боеготовности императорской гвардии одновременно обьективно стала и демонстрацией особого доверия Тиберия к сенату, что далеко не всем было приятно, но никто не смел выразить неудовольствие.

Теперь обратимся непосредственно к событиям 23 года, когда не стало Друза.

Возвышение Сеяна, его особое положение близ принцепса не могло не быть замечено Друзом. Сын Тиберия, после смерти Германика единственный наследник принцепса и после получения трибунских полномочий — официально второе лицо в империи, конечно же, был раздражен ростом влияния Сеяна, его поведением. Своё раздражение Друз высказывал вполне открыто. Известны были его возмущенные слова о префекте претория: «Много ли не хватает, чтобы Сеян был назначен соправителем?» Он жаловался и на отца, пеняя ему, что при живом сыне Тиберий венчает другого человека помощником императора.^{507} При личных встречах с Сеяном Друз не скрывал своей неприязни и не стеснялся в способах ее выражения. Однажды между сыном принцепса и префектом возник спор. Человек резкий, временами и грубый, крайне вспыльчивый от природы Друз в разгар словопрений замахнулся на Сеяна. Тот, однако, как бы не замечая крайней раздраженности оппонента, продолжал настаивать на своем. Тогда Друз вновь поднял руку и на сей раз всерьез: Сеян получил удар по лицу. Оскорбление было жестокое, и примирение сторон после этого едва ли представлялось возможным. Понятно было, что такое противостояние не могло слишком затянуться. Стоя перед выбором между единственным сыном и даже наивернейшим помощником, Тиберий рано или поздно предпочел бы Друза Сеяну. Это был бы естественный выбор. И дело не только в отеческой любви, но и в защите интересов только-только складывающейся династии. Сеян оказался в сложнейшем положении, но все разрешила внезапная, непродолжительная, но тяжелейшая болезнь Друза, приведшая к его уходу из жизни. Болезнь и смерть Друза, который был мужчиной в расцвете сил и только достиг середины четвертого десятка жизни, выглядела никак не менее странно и загадочно, нежели смерть Германика. Для Тиберия это был просто сокрушительный удар, для Сеяна — спасительное событие. Ведь, как рисовалось ему будущее, останься Друз жив? В одном случае, сын Тиберия добился бы все-таки отстранения префекта, что стало бы концом его карьеры навсегда. В ином случае, пусть Тиберий вопреки желанию сына и сохранил бы Сеяна на его должности, но ведь старик не вечен. Ему уже хорошо за шестьдесят. Пусть пока он не жалуется на здоровье, но годы все равно возьмут свое. А уж, когда принцепсом станет Друз, то Сеян лишится не только должности, тогда и жизнь-то сохранить надежды мало. Перспективы, что и говорить, наибезрадостные.

Именно поэтому трудно не поверить в причастность Сеяна к смерти Друза. Ведь это совсем не та история, что случилась с Германиком и Гнеем Кальпурнием Пизоном. И там, и там — лютая взаимная ненависть. Но Пизону смерть Германика никаких выгод не сулит, а скорее грозит обвинением в причастности. Здесь же положение другое. Смерть Друза для Сеяна спасительна. Кроме того, если у Пизона и Планцины и возможности отравить Германика не было, то у Сеяна подобная возможность была. Согласно утверждению Тацита, Сеян стал любовником жены Друза Ливии Ливиллы. Сеян, дабы возлюбленная не сомневалась в глубине его чувств, удалил из своего дома законную свою жену Апикату, мать троих его детей. Свидетельство наиубедительнейшее, только вот куда же смотрел Друз? Неужто сын Тиберия был совсем уж недалеким мужем? Получается, что так. Впрочем, любовники могли достаточно хитроумно маскироваться, почему Друз и не придал значения странным переменам в семейной жизни ненавистного префекта.

Сеян еще ранее пытался установить и законную связь с семьей императора. Он сумел сосватать свою малолетнюю дочь за Друза Клавдия Нерона, сына брата Германика, носившего имя Тиберий Клавдий Нерон Друз Германский, а обычно именуемого просто Клавдий. Под этим именем ему и суждено было войти в историю. Помолвка состоялась, но жених, в отроческом возрасте пребывавший, через несколько дней умер. Старания Сеяна так или иначе породниться с императорской семьей пропали даром. А вот с Ли-виллой, пусть и незаконно, у Сеяна все получилось. Смерть Друза же открывала перспективы и на возможность законного союза с сестрой Германика и племянницей, а поскольку Германик был усыновлен Тиберием, то как бы с дочерью принцепса. Но вот какое отношение имели Сеян и Ливия Ливилла к преждевременной смерти Друза?

Обвинение об их участии в отравлении сына Тиберия появилось лишь спустя восемь лет после падения Сеяна, когда бывшая жена префекта изобличила Сеяна и Ливиллу. Об этом известно из сообщения Диона Кассия.^{508} Тацит приводит подробный рассказ, как Сеян и Ливилла с помощью личного врача Ливии Эвдема отравили Друза. Врач искусно подобрал яд, чтобы он действовал не сразу, но создал впечатление болезни. Непосредственно яд дал Друзу евнух Лигд.^{509} Подробности разоблачения виновных в убийстве, приведенные Тацитом, утрачены. Светоний так описывает обстоятельства, при которых Тиберий узнал о действительных причинах смерти сына: «Сначала он думал, что Друз погиб от болезни и невоздержанности; но когда он узнал, что его погубило отравой коварство жены его Ливии и Сеяна, то не было больше никому спасения от пыток и казней».^{510} Источник сведений об отравлении и отравителях Светоний не указал. Иосиф Флавий просто пишет о Друзе как об умершем, никаких причин этого не указывая. Сообщает он лишь о горе самого Тиберия, запретившего друзьям своего недавно скончавшегося сына показываться ему, чтобы вид их не взывал в нем горестных воспоминаний.^{511} Получается, что единственный источник, сообщающий обстоятельства разоблачения Сеяна и Ливиллы, это «Римская история» Диона Кассия. Но здесь обнаружилась следующая неточность: историк сообщает, что Апиката написала письмо Тиберию, увидев тела своих казненных детей. Но это сообщение противоречит известным документальным данным о самоубийстве Апикаты сразу после казни старшего сына и за два месяца до убийства младших детей по приговору сената.^{512}

Это уточнение, впрочем, не заставляет усомниться в наличии самого письма Апикаты Тиберию с обвинениями в адрес Сеяна и Ливии Ливиллы. Она могла его написать действительно сразу после гибели старшего сына. Дожидаться решения судьбы младших детей ей уже не имело смысла. Потому не стоит подвергать сомнению главное в сообщении Диона Кассия: именно Апиката, имевшая все основания ненавидеть Ливию Ливиллу и не простившая Сеяну измены, видя гибель старшего из детей и не имея надежды на лучшую судьбу младших, зная свою обреченность, решилась на письмо — возмездие перед тем, как покончить с собой. Эвдем и Лигд дали под пыткой признательные показания. Насколько они достоверны — определить, понятное дело, невозможно. Потому нельзя исключать, что Друз и на самом деле мог умереть от болезни, причиной которой стала его невоздержанность в употреблении вина. Такое случается и с нестарыми людьми.