— Как?! — воскликнула Евгения Сергеевна.
— Вот так, — сказал Шутов. — Слушайте дальше. Когда услышали об этом, поняли все и решили рассказать честно то, что вам известно… Вы действительно могли не знать раньше Фатеева, как могли не знать и того, что Журавлев и Уваров — ссыльные и находятся под надзором. Не полностью доверяя вам, Фатеев не сказал об этом. Подчеркиваю: могли не знать. Хотя знали… — Шутов вернулся на свое место. — Выводы делайте сами. И вот еще один любопытный вопрос: могли ли вы, мать, не знать, что читает ваш сын и откуда он берет такие книги?.. Не правда ли, любопытный вопрос?..
— Значит, это были вы, — упавшим голосом проговорила Евгения Сергеевна.
— В данном случае — я, — признался Шутов. — Но мог быть и кто-то другой. У нас достаточно возможностей. Захотелось самому посмотреть, как вы живете, чем дышите, познакомиться с вашим замечательным сынишкой. Очень умный мальчик! Тем печальнее, что он читает врага Аверченко, а вы этому попустительствуете. Полагаю, не только Аверченко?.. Но мы опять можем допустить, что вы и этого не знали. Скажем, гражданка Володина, снабжая вашего сына вражеской, антисоветской литературой, научила его, как прятать книги от вас. Почему бы и нет?.. Вы хоть и попали в их поле зрения и показались им удобным человеком, да еще служащим в управлении лагерей, однако особенного доверия пока не вызывали. Вас потихоньку проверяли. Логично?..
— Более чем, — вздохнула Евгения Сергеевна.
— Как видите, из любого положения можно найти разумный выход. В том числе, из того, в какое попали вы по своей доверчивости и некоторой… неразборчивости в знакомствах. Важно, кто именно и с какой точки зрения посмотрит на факты. Вы образованная, интеллигентная женщина и должны понять, что для вас лучше — прикрывать затаившихся врагов, тем самым калечить и свою судьбу, и судьбу сына, а также усугублять вину мужа, или помочь нам окончательно разоблачить шайку изменников, жаждущих победы фашизма. Я не могу ничего обещать, но возможно, что ваша помощь нам облегчит положение мужа…
— Зачем вы говорите это? — тихо сказала Евгения Сергеевна. — Вы же знаете, что его давно нет…
— Пока мы наверняка знаем, что он не был расстрелян, — сказал Шутов. — Но сейчас это уже не имеет значения. Будем считать, что вам повезло. Мы вашего мужа выведем за скобки…
— За скобки?.. Что это значит?..
— Это значит, — улыбнулся Шутов, — что между вашим мужем и преступной группой, в которой оказались замешаны вы — не по своей воле, — никакой связи нет.
— Вы говорите так, словно наверняка что-то знаете о нем. Где он?..
— Выясняем. В ближайшее время…
— Я не верю вам, вы меня обманываете.
— Зачем мне вас обманывать?.. Согласитесь, что мне гораздо проще и выгоднее, если на то пошло, включить вас в группу. Основания имеются. — Шутов положил руку на папку, лежащую перед ним на столе.
— Но для этого вам нужны какие-то мои показания?
— Они нужны скорее вам, а не мне. Неужели вы думаете, что у нас уже нет изобличающих показаний?.. — Он похлопал рукой по папке, усмехнулся. — В таком случае спросите себя, откуда я знаю то, что знаю?.. Не стану скрывать, своими искренними, чистосердечными признаниями вы можете оказать нам помощь, но… Дело за вами, Евгения Сергеевна. Как говорится, ваша судьба и судьба вашего сына в ваших руках. — Шутов встал, одернул гимнастерку, согнал под ремнем складки с живота на спину. — Сейчас вы устали, у вас голова идет кругом, и вам необходимо разобраться во всем и спокойно подумать. Обратите внимание: я мог бы воспользоваться вашей усталостью, растерянностью, мог бы получить от вас любые показания — это несложно при вашем состоянии и при наших возможностях…
— Вы могли бы… — Она не закончила фразу, испугалась того, о чем подумала.
— Ну что вы! — сказал Шутов и махнул рукой. — Это сказки врагов. Мы не применяем физического воздействия. Идите работайте и хорошенько взвесьте все. Если кто-то заинтересуется, зачем вас приглашали, говорите, что возникли вопросы в связи с местонахождением мужа…
XXVIII
ГОЛОВА действительно шла кругом.
Не зная и не чувствуя за собой никакой вины, Евгения Сергеевна тем не менее понимала, что вина все-таки есть. Во всяком случае, доказать это не составляет труда. Все складывается один к одному, и все — не в ее пользу. Получается цепочка, отдельные звенья которой прочно связаны между собой. Словно кто-то специально провел ее по этой дорожке, хотя ничего подобного быть не могло.
Да, но она жила в колхозе, где находится в ссылке Дмитрий Иванович Журавлев, который направил ее в Койву и связал с Уваровым, а в Койве служит старший уполномоченный госбезопасности Фатеев, каким-то образом (преступным, разумеется, преступным!) связанный с ее арестованным мужем, и по его, Фатеева, рекомендации она поступает на работу в управление лагерей…
Именно Фатеев казался Евгении Сергеевне наиболее уязвимым местом во всей этой невероятной, но далеко не шуточной, как она понимала, истории. Если Шутов не лжет, что Фатеев арестован… Уж своего человека они зря не арестуют. Значит, за ним тянутся серьезные дела. А что, если раньше, в Ленинграде, он действительно был связан с мужем?.. Что, если знал его не после ареста, как сказал ей, а до?.. Но тогда получается, что и Вася виновен в чем-то?.. Конечно, быть такого не может, а все же знаю ли я, признавалась себе Евгения Сергеевна, чем он занимался, о чем думал, что носил в себе?.. Может, у него была вторая жизнь, в которую он не впускал меня хотя бы потому, что хотел уберечь от неприятностей?.. Ведь многих, очень многих жен, когда арестовывали их мужей, отправляли в ссылку или куда-то еще, а ее с Андреем не тронули и даже устроили эвакуацию, и нельзя теперь исключить, что устроили и все остальное…
От этого можно сойти с ума.
Любой аргумент, который Евгения Сергеевна мысленно приводила в свое оправдание, тотчас наталкивался на контраргумент. Таким образом, выходило, что Шутов абсолютно прав, говоря, что неважно, как было в действительности, а важно, кто именно и с какой точки зрения оценит факты.
А вдруг Василий и в самом деле жив?! В сущности, ничего невероятного в этом нет. Он был уверен, что его расстреляют, поэтому и прислал ту записку, а его почему-то не расстреляли, отправили куда-нибудь на Колыму или на Соловки, дали, например, десять лет без права переписки и засадили в секретный лагерь — говорят, есть такие лагеря, — потому-то и не разыскать его следов. Вполне возможно, что его влиятельные друзья из тех же органов упрятали его специально подальше. Кто-то же вел ее по жизни, помогая избежать участи других жен, и был ли это один Фатеев?
Евгения Сергеевна давно и окончательно смирилась с тем, что мужа нет. И вот ей снова подарили надежду, и еще не надежду даже, а так, крохотную возможность поверить, что не все потеряно, что есть шанс, хотя бы и один на тысячу. И радоваться бы ей, лелеять этот призрачный шанс, вынашивать в себе, как мать вынашивает будущего ребенка, мечту о счастливой встрече еще в этом мире, когда все разъяснится, и строить бы планы на будущее, на совместное будущее… Но не было ни должной радости, какую испытала бы любая женщина на ее месте и какую испытала бы она в другое время, ни суеверного языческого страха спугнуть явившуюся вдруг надежду… Куда там! Она думала, что лучше бы надежда не являлась вовсе, ибо дело, в которое оказалась втянутой и сама, получается серьезное, не обещающее ничего хорошего и мужу, если он вправду жив. А если учесть, что он уже осужден как «враг народа», что идет война… Они найдут его, куда бы ни запрятали его друзья. Найдут не только на краю света, но даже дальше…
Картина воистину вырисовывалась страшная, и не менее страшен был ее автор, Шутов, который — можно не сомневаться — доведет дело до конца. А конец так-же не вызывал никаких сомнений.
И вот вопрос, который мучил Евгению Сергеевну и который она избегала задавать себе: можно ли поверить в виновность Дмитрия Ивановича, Уварова, Фатеева, Надежды Петровны, этого… Семена Матвеевича, поверить, что они — настоящие враги и что даже теперь, когда идет война, замышляли что-то против Советской власти, против своего народа?.. Она избегала думать об этом потому, что не могла однозначно и убежденно; сказать ни «да», ни «нет». В сущности, что она знала об этих людях, с которыми судьба случайно столкнула ее?.. Ровным счетом ничего. Однако, если судить по разговорам и по тому, какие книги Надежда Петровна подсовывала Андрею, на уме у них могло что-то быть. Слава Богу еще, что Шутов не знает о разговорах, которые они вели, а она при этом присутствовала. Вот это был бы конец. Но каких же признаний он добивается от нее? Ага, он как раз и упоминал о разговорах, это для него важно. Естественно, пока они только и могли вести разговоры. Так все-таки знает Шутов или догадывается, что именно она слышала в доме Уварова?.. Нет, знать он не может, откуда. Да и не нужны бы ему были ее показания, если бы знал. Просто привлек бы и ее по этому делу. Правда, он намекал, что у него уже есть какие-то изобличающие показания, но это, скорее всего, обычное их запугивание. И вообще, почему при ней должны были вестись какие-то серьезные и тем более опасные разговоры, если она и знакома-то с этими людьми едва-едва? А с Семеном Матвеевичем и вовсе, можно сказать, не знакома, мало ли, что один вечер просидели за общим столом. Это ни о чем не говорит. В любой компании встречаются незнакомые люди. Враги не настолько наивны (об этом сам Шутов говорил!), чтобы, не зная хорошо человека, доверять ему и пускаться при нем в откровенные разговоры. А больше ее и обвинить-то не в чем. Конечно же не в чем! Она действительно ничего, совершенно ничегошеньки не знает. И с Фатеевым раньше не была знакома, пусть проверяют. Пусть представят свидетеля, хотя бы одного, который бы подтвердил обратное. А книга Аверченко, вдруг с радостью сообразила Евгения Сергеевна, и вовсе ерунда: она издана еще до революции, то есть до Советской власти, а потому не может быть антисоветской…
