У жителей Ирама была одна странность, которую я начал замечать совсем недавно: их взгляд оставался тусклым и ничего не выражающим до тех пор, пока речь не заходила о деньгах. И не важно, о чем они говорили — о художественных достоинствах нового сеннаарского блокбастера, убранстве асгардских дворцов, вкусе тортугского рома или летных качествах бойцовских драконов — все и всегда сводилось к деньгам. К стоимости, цене, бюджету, арендной плате, подоходному налогу и чистой прибыли.

Братья Хастуриды не были исключением. С одобрения Юсуфа, они подписали со мной разовый контракт на перевозку товара через пустыню Руб-эль-Кхали, после чего перевели на мой счет двадцать тысяч дирхемов для закупки верблюдов, продовольствия, воды и рабов. Из них десять тысяч я тут же потратил на страховой полис с суммой покрытия в полмиллиона дирхемов, которые будут выплачены торговому дому «Хастур и сыновья» в случае гибели каравана. После этого Халид и Малик утратили всякий интерес к беседе. Мне выписали доверенность и накладную на получение со склада сотни зенитно-ракетных комплексов «Стингер», пожелали удачи и выставили за дверь, на солнцепек, где бурлило и клокотало людское море ирамского Базара.

Верблюдов Фуад держал в огороженном загоне по левую руку от своего шатра, а драконов — в крытом сеткой вольере прямо у входа.

— Вы только посмотрите на этого красавца! — вкрадчиво прошептал Фуад, придерживая меня за локоть. — Из личного улья далай-ламы Шангри-Ла! Четыре метра в холке, а размах крыльев…

Дракон был золотистый, с зелеными кошачьими глазами и муаровыми узорами на чешуе.

— Мне нужны верблюды, — сказал я.

Фуад разочарованно зацокал языком.

— У меня давно никто не берет верблюдов… С тех пор как Дети Самума — пусть кутрубы вырвут их гнилые сердца, а гули обглодают кости! — начали грабить караваны в пустыне, я не продал ни одного верблюда! И тут такой уважаемый человек, как вы, Раххаль ат-Танджи, отказывается от дракона императорской породы…

Я подошел к верблюжьему загону и облокотился на забор. Ближайший верблюд лежал на песке и тупо перемалывал челюстями свой вчерашний обед.

— Пятьдесят верблюдов. Дромадеры. Не старше трех лет. Пищу, воду и упряжи. Десять погонщиков. Рабов, желательно из Астлана. Охраны не надо. Оплата в дирхемах.

Фуад нахмурился. Невысокий, коренастый, с выдубленной на солнце кожей и изрезанным морщинами лицом, седыми усами и мохнатыми гусеницами бровей, Фуад был разительно непохож на обычных ирамских торгашей и уже одним этим был мне симпатичен. А если еще и учесть, что в молодости он повидал даже больше миров, чем я…

— Не обижайся, Фуад, — сказал я и хлопнул его по плечу. — Я обязательно куплю у тебя дракона. Но в другой раз. Сегодня мне нужны верблюды…

— Покупатель всегда прав, — развел руками Фуад. — Хотя сдается мне, что вы повторяете мою давнюю ошибку, уважаемый Раххаль… Пойдемте в мой шатер и подпишем бумаги. А вечером приходите ко мне в гости, я угощу вас пахлавой и попытаюсь отговорить от задуманного.

Когда мы проходили мимо вольера, золотистый дракон поднял свою большую красивую голову и посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.

Далеко не у всех вольных торговцев Ирама были офисы с кондиционерами, как у дома «Хастур и сыновья», и только единицы, вроде Фуада, могли похвастаться обширными загонами для зверей на окраине Базара; большинство торгашей ставили свои палатки где придется, и особо престижным считалось место у подножия одной из тысячи колонн. И хотя колонны эти были столь велики, что у основания каждой могло разместиться до сотни торговых шатров, все пространство между колоннами было заполнено лотками и развалами, где покупали и продавали, воровали и обманывали, заключали сделки на миллион и прокручивали аферы на миллиард, ссорились и дрались, ударяли по рукам и отмечали удачные контракты, кричали и торговались, сплетничали и рассказывали анекдоты, просили милостыню и срезали кошельки, обводили вокруг пальца и попадали впросак, обвешивали и обсчитывали, гадали и наводили порчу, удовлетворяли половые потребности, ели, пили, спали и справляли нужду не отходя от лотка — другими словами, вели коммерческую деятельность более пяти миллионов человек.

Из всей этой многоликой и алчной толпы в данный момент мне нужна была только одна женщина, известная на Базаре как ведьма Лайла.

Бизнес Лайлы (весьма далекий, несмотря на ее прозвище, от обычных ведьмовских промыслов вроде гаданий на хрустальном шаре) приносил ей доход, достаточный для того, чтобы вместо палатки обитать внутри полой Башни Мертвых Имен — циклопических размеров сооружения, стены которого от основания и до самой вершины были покрыты непонятными петроглифами.

Никакой вывески над входом в Башню не было; те, кто прибегал к услугам Лайлы, и так знали, что они могут здесь получить и сколько за это придется заплатить. Хрустальных шаров, приворотных зелий и амулетов внутри тоже не наблюдалось; зато здесь были сеннаарский ноутбук, цветной лазерный принтер, сканер, ксерокс и древний каменный алтарь с разложенными на нем каучуковыми заготовками для печатей и набором скальпелей.

— Мне нужен сертификат конечного пользователя на партию оружия, — сказал я вместо приветствия. — На гербовой бумаге с государственной печатью. Импортер — любой, кроме Астлана, Монсальвата и Ангкор Шаня. Экспортер — торговый дом «Хастур и сыновья». Тип товара — зенитно-ракетные комплексы «Стингер» с боекомплектом. Количество — сто штук. Дата выдачи — месяц назад. Срок действия — год.

Пальчики Лайлы забегали по клавиатуре ноутбука.

— Когда Раххаль желает получить заказ?

— Завтра утром.

Ведьма наморщила лобик.

— За срочность я плачу отдельно, — добавил я.

Лицо Лайлы — бледный треугольник, очерченный туго затянутым черным хиджабом, из-под которого выбивалась непослушная прядь огненно-рыжих волос — просветлело. Умные глаза хищно прищурились.

— Раххаль желает также получить контракт между домом «Хастур» и покупателем товара?

И в бизнесе, и в постели Лайла оставалась расчетливой и дальновидной стервой.

— Два экземпляра с живыми печатями, плюс пакет нотариально заверенных ксерокопий, — сказал я. — И еще мне нужен новый паспорт.

Лайла встала из-за компьютера и прошуршала в сторону сейфа. Когда она повернулась ко мне спиной, ее фигура — неплохая, в общем-то, фигура нестарой и вполне симпатичной (если вам нравятся акулы) женщины — полностью исчезла в черных складках бесформенной блузы и длинной, до пят, юбки.

— Гражданство? — спросила она, перебирая разноцветные бланки паспортов.

— Не имеет значения, но мне нужен безвизовый въезд в Астлан.

— Тогда Тифарет, и временный вид на жительство в Монсальвате. На имя Раххаля ат-Танджи?

Я покачал головой.

— Есть некий Джованни Ботадеус, — предложила ведьма. — И паспорт, и вид на жительство. Только переклеить фотографии, проставить печати и заменить ламинат.

— Устраивает. Сколько за все?

Когда Лайла прикрыла на мгновение свои темно-синие глаза, ее лицо стало похоже на восковую маску покойника. Закончив вычисления, ведьма сказала:

— Полторы тысячи дирхемов.

Я бросил на стол мешочек с авигдоровым золотом. Кредитных карточек, как и долгих прощаний, Лайла не признавала.

— И я заберу свой свинцовый ящик, — сказал я.

Зверинец Фуада располагался на окраине Базара. Старый охотник поставил свой шатер так, чтобы до него не доносились ни гомон Базара, и ни запахи зверей, а из входного проема была видна пустыня.

Это всегда поражало меня в пустыне — она начинается вдруг. Вот ты сидишь в шатре, пьешь чай с пахлавой, а выйдешь наружу и зайдешь вон за тот бархан — и все, ты уже посреди нигде, и вокруг нет ничего, кроме песка, неба и солнца… Солнце садилось, и барханы были розовыми в его косых лучах. Сквозь откинутый полог шатра прокрался прохладный ветерок и принес с собой ласковый шепот остывающего песка…