Тем временем Далия открыла выставку в Германии. Галерея сейчас уже закрыта, а Далия, скорее всего, ужинает с организаторами. Brava, brava!

Но всё-таки хорошо, что она не смогла прийти на мой день рождения.

Когда я нахожусь в одном пространстве с Далией, я выгляжу словно половая тряпка. Ничего собой не представляю. Когда мы с Далией вдвоём, это не настолько замечается. Я сосредотачиваюсь на теме разговора и иногда даже забываю, с кем разговариваю. В центре внимания — тема. Но когда нас окружают другие люди, центром внимания обязательно становится Далия! Все хотят услышать её мнение. А если говорит кто-то другой, то обращается к ней одной. Некоторые с начала до конца не отводят глаз с её лица, другие время от времени, на короткое мгновение, посмотрят и на остальных присутствующих, чтобы сразу вновь вернуться к её глазам. Меня не восхищает роль невидимки, но не могу не признаться, что в наблюдении подобного спектакля испытываю и определённое удовольствие. Этот взгляд, полный неловкости, сопровождает тень, которая на миг спускается на лицо беседующего. Могу биться об заклад, что он себе говорит: «Нельзя! Нехорошо по отношению к другим!» И хотя старается быть одинаково вежливым со всеми, он опять теряется в глазах Далии. Она, как и обычно, не делает ничего, чтобы завоевать этого — либо какого-нибудь другого — человека. Не стараясь привлечь внимание, она привлекает внимание всех собравшихся. Всегда и везде. Я, наоборот, если не приложу усилий, остаюсь совершенно незамеченной. Несколько раз мне говорили:

— А вот на днях мы собрались у друзей, и я говорю Далии…

— Знаю, я там была.

— Да? Действительно?

Я что — пустое место?! Дело ведь не в том, нравлюсь я мужчинам или нет. Всё значительно глубже, то, о чём я говорю затрагивает саму суть человека!

Конечно, нравится ли человек противоположному полу, в жизни также играет немаловажную роль. Кто говорит: «Мне наплевать!» — врёт, как сивый мерин! В молодости это чуть ли не важнее всего остального. Важнее, чем оценки, важнее, чем отношения с родителями. Если тебя заметил тот, кто тебе нравится, — о-о-о, ты на седьмом небе от счастья!

Потом меняются приоритеты, более важными становятся карьера, место в обществе и многое другое. Перестаёт быть концом света, если не все влюбляются в тебя с первого взгляда и вусмерть. Оно… приятно, если в тебя влюбляются с первого взгляда и вусмерть, но по сравнению с подростковой порой это перестаёт иметь такое значение. Те, кто не привлекает внимания яркой внешностью, бывают признаны и желаемы благодаря интеллекту. Про меня, например, не скажешь, что непривлекательна: ухажёры как были, так и по сей день замечаю на себе однозначные мужские взгляды. Под конец школы и в университете я была очень закомплексована, поэтому училась больше всех и закончила с красным дипломом — одна я в нашей группе. Потом я начала работать — и работала опять прилежнее всех! Если меня обгоняли в знаниях, мне было обидно, я завидовала и корпела над книгой круглые сутки, потому что терпеть не могу, когда кто-то лучше меня. И подолгу в чьей-то тени я не оставалась!

Но то, что я чувствую по отношению к Далии, — это другого сорта. То, что она получила с рождением, нельзя превзойти круглосуточной учёбой. Люди это либо имеют, либо не имеют. Далия имеет. Я не имею. Конец истории. Большинство людей этого не имеют, и для них на этом история заканчивается. На нет и суда нет! Но я, к несчастью, из тех, которые не мирятся с поражением. А, к ещё большему несчастью, единственный человек, который у меня вызывает не проходящий комплекс неполноценности, — это именно моя ближайшая подруга. Встаёт вопрос: как можно дружить с человеком почти тридцать лет и таить такое уродливое чувство? А ответ непростой.

Далия всегда очень много делала для меня. Пока я была гадким утёнком, она изо всех сил старалась убедить меня в том, что я выгляжу хорошо.

— Дэвушка, у вас зэркало есть? Нет, ты посмотри на себя! Я ещё не видала таких волос! Посмотри, какие они пышные! Вот моя коса — едва половина твоей! Можешь рекламировать шампунь. А заодно и пасту для зубов. И уж точно колготки! Посмотри на манекенщиц: даже в телике не выгуливают такие ножки, какие у тебя! Я дохну от зависти! Если бы у меня были такие ноги, я бы не носила ничего, кроме мини-юбок. Ни за что в жизни не ходила бы в брюках.

В пубертате меня замучили прыщики. Мне никто из мальчиков не нравился, так что проблема была не в том, что некрасиво смотрится (никто на меня и не смотрел), но они иногда так страшно вспыхивали, что лицо у меня прямо болело. Мать всегда только, проходя мимо меня, брезгливо подбросит:

— Господи, какой кошмар! Ты опять объелась шоколада!

Не стоит подчёркивать, что мать в тот период я избегала ещё больше. А благодаря маме Далии проблему с кожей я решила относительно быстро: она меня отвела к своей подруге-дерматологу, и после нескольких процедур и обучения, как правильно ухаживать за кожей, лицо у меня изменилось до неузнаваемости. С тех пор следую простым правилам и покупаю косметику в аптеке, где её готовят специально для меня. Дёшево, эффективно, и никакой погони за «ланкомами» и «лореалями».

Мне все женщины завидуют. И та же Далия сколько раз вздыхала:

— Боже, какая кожа! Мне бы такую…

И всё же я завидую ей. Помимо прочего — тому спокойствию, с которым она признаётся другой женщине, что у той что-то лучше, чем у неё. Я этого просто не могу произнести! Но, несмотря на то, что мои ноги длиннее и что мои волосы пышнее, мужчины всегда теряли голову не от меня, а от неё.

То лето не забуду никогда. После вступительных экзаменов мы с Далией провели две недели на море, в Черногории. Однажды Далия осталась в гостинице, а я на пляже познакомилась с двумя симпатичными студентами. Было очевидно, что им нравятся моя фигура и моё малюсенькое бикини, но они вели себя по-джентльменски, и в том, что у них сверкают глаза, когда они смотрят на меня, я не находила ничего оскорбительного. Узнав, что я приехала с подругой, они сказали, что вечером собираются в джазовый бар, и пригласили нас присоединиться. Несколько часов плавания и загорания в их компании прошли в очень приятной атмосфере (к тому же один из них был как раз моего типа!), так что вечером мы с Далией отправились в тот бар.

Мы ещё и не подошли к их столику, когда я уже начала жалеть о том, что мы пришли. Как только они увидели Далию, они больше не сводили с неё глаз. А мы же ещё и не уселись! Нельзя было тут же сказать: «Ну, давайте, пока!» — развернуться и уйти, так что я еле отсидела час, стараясь скрыть злость и отчаяние. Хотя и не было надобности что-либо скрывать: эти два не замечали битву, которая происходила во мне. Словно меня нет, они изо всех сил пытались привлечь внимание Далии. Будто она — Солнце, а они — подсолнухи, парни напряжённо следили за каждым её движением, за каждой переменой на её лице. То, что я чувствую себя крайне неловко, заметила одна Далия. Она ещё вначале упомянула своего молодого человека, который остался в Белграде, посылая таким образом сигнал, что им нечего ожидать. Но они продолжали глазеть на неё, как заколдованные. Они походили на цирковых пуделей, которые по команде женщины в сверкающем платье подпрыгивают на задних лапках. С той разницей, что на Далии не было платья в блёстках — у неё сверкали эти её угольно-чёрные глаза. И не каким-то особым соблазнительным блеском. Я знаю её почти тридцать лет и могу сказать, что ещё не встречала женщины, которая флиртует меньше её! И этих двух студентов на черногорском берегу она и не гипнотизировала, и не прельщала, как сделало бы большинство женщин. Она была просто Далией — одинаковой со всеми, всегда. И всё же, сколько бы я ни покачивала своими длинными ногами и ни взмахивала пышными волосами, созданными для рекламы шампуня, эти два парня до конца вечера так и не обратили внимания на меня.

До гостиничного номера мы с Далией возвращались в гнетущем молчании. Так, наверное, чувствовал себя Наполеон после поражения в битве при Ватерлоо. Загибаю? Нет, не загибаю — у него должно было быть такое же отчаяние, от которого я задыхалась. Мне в этот день был выставлен вердикт, что я непривлекательна. И Далия это понимала. Она было начала разговор о музыке в том клубе, но, увидев, с какой неохотой я откликаюсь, не настаивала на беседе, и до конца вечера мы не проронили больше ни слова.