Открыл торжество Андрей Турков. Выступал Евгений Рейн, как всегда увлечённо и по существу. От МСПС выступил поэт Глан Онанян, с глубоким уважением к юбиляру рассказал о его творческом пути, о том, сколько труда он вложил в переводы национальных поэтов. Вслед за ним на сцену с полиэтиленовым пакетом в руках поднялся также сотрудник МСПС Альфред Поганян. Это было крайне неудачное выступление, удручающее своей заискивающей, если не сказать лакейской, манерой. Он стал перечислять множество имён переводимых Синельниковым поэтов с некими двусмысленностями, увёртками, с весьма неуклюжим преподношением каких-то подарочков из полиэтиленового мешка. В общем, стыд.

Вышла поздравить поэта и Турсунай Оразбаева. Вместо чтения всяких там адресов и лишних слов она без музыкального сопровождения исполнила на казахском языке арию Татьяны из «Евгения Онегина». И получилось хорошо.

На юбилее мы были с Галиной. Она сказала, что вечер удивительный — ни слова в осуждение прошлого нашей страны, ни слова о героях с портретов, а только о творчестве, о поэзии.

20 ноября. Ко мне в кабинет пришла Турсунай, попросила помощи в проведении запланированного нами в ЦДЛ вечера «Пушкин — Абай».

Я похвалил её за вчерашнее пение.

— Что вы, Иван Иванович, это произошло потому, что я забыла очки. И не могла прочитать ни послание юбиляру Союза писателей Казахстана, ни собственное стихотворение в переводе Михаила Синельникова.

— Видите как? Хорошо, когда у человека есть запас, — сказал я.

22 ноября. Несколько дней назад завершили показ «Тихого Дона», у которого, на мой взгляд, не было режиссёра. Не знаю, почему создателем фильма называют Сергея Бондарчука, — не его это работа, по крайней мере, не такая, как его другие фильмы. И дело даже не столько в подборе исполнителей, сколько в скудости событий и плоскости их подачи. Удался Дон, его берега, воды, небеса над ним. Но ведь всё это существует и без фильма! Есть и другие маленькие удачи, в их числе — исполнитель роли отца Григория. Всё остальное натужно, неестественно, словно бы не по роману. Нет смысла сравнивать этот фильм с фильмом Герасимова — там жизнь, любовь, борьба; там мировой сдвиг, трагедия великого народа. А здесь — мелкие интрижки, да и те как будто невсерьёз. Не зря Герасимов просил Бондарчука при его жизни картину не снимать. Бондарчук и не снимал.

Вместе с тем правильно сделали, что выпустили и показали. Полезно для опыта: кто будет делать новый фильм по «Тихому Дону», обязательно учтёт все удачи и недостатки предыдущих картин. Я же с ещё большей симпатией и ностальгическим чувством вспоминаю геров из фильма Герасимова — Аксинью (Элина Быстрицкая), Григория (Петр Глебов), Наталью (Зинаида Кириенко), маму Григория (Елена Максимова). И подступает чувство жалости к ярким, красивым людям, брошенным в хаос жизни, в пекло Гражданской войны. Испытываю глубокое уважение к изумительной женщине, актрисе Элине Быстрицкой. Она одна из тех, кто в перестроечное время, когда многие её коллеги побежали за невесть откуда взявшимися властями, чтобы лизнуть им задницу и лишний раз поскулить, как им было плохо в советскую эпоху, сохранила чувство собственного достоинства и благодарность стране, в которой стала народной артисткой Советского Союза. Господь Бог увидел это и сохранил ей на всю жизнь красоту.

26 ноября. Пока Галина и Ольга готовили ужин, мы с внучкой вышли погулять. Направились к школе. У хоккейной коробки увидели нескольких родителей с детьми. Маша сразу устремилась к ним, а ей навстречу, раскинув руки для объятий, бросилась девочка в красном пальто, ровесница или чуть старше. Я думал, радуется новой подружке, а вышло иначе. Эта несмышлёная кукла укусила Машу за щёку, и Маша от неожиданности и боли медленно опустилась на землю.

Отец девочки закричал: «Ах ты дрянь! Я тебе покажу кусаться, ты уже не первый раз!» — и ударил её ладонью по губам.

Я остановил его: это дети, у них всякое бывает. Что-то ещё говорил, но папаша меня не слушал. Дёргал дочку за руку, тащил к выходу и называл собакой.

Дома при свете увидели у Маши на щеке две красные дуги от зубов. Ночью она проснулась, показывала место, которое укусила девочка, и жаловалась.

29 ноября. 15 часов. При ресторане, что работает на арендуемых у МСПС площадях (директор Гагик), открылось «Литературное кафе». Руководство и сотрудники МСПС приняли участие в этом торжестве. Ждали, что явится неформальный глава арендуемых у нас помещений — известный криминальный авторитет Аслан Усоян (Дед Хасан). Но не явился, у него много других важных дел. Дед Хасан — особая статья. Его я ни разу не видел, однако речь о нём, а также о некоем азербайджанце Давыдове часто заходит в приближённых к денежным средствам кругах. Если действительно со временем всё тайное становится явным, то есть смысл немного подождать. А там — узнаем.

На открытии кафе выступали: Гагик, Кузнецов, Бояринов. Тосты, речи, здравицы. Много пафоса, хвалы в адрес Гагика, восхищения его деловыми качествами и стремительной разворотливостью. Никто не вспомнил, что когда-то в этом помещении находилась церковь. Теперь кафе, хотя бы и «литературное».

Мы с Салтыковой и представительницами нашей бухгалтерии сидели в небольшой нише, чуть в стороне от основного зала. Я не собирался выступать, ощущая некую брезгливость к тому, что происходит. Но Салтыкова попросила сказать несколько слов или прочитать стихи, чтоб, уж если кафе «литературное», наше нахождение здесь имело хоть какой-то смысл.

Я начал с иронии — предложил открывающемуся кафе дать название. Например, «У музы». И создать специальный портрет женщины, якобы музы. Гости, занятые едой и питьём, не слушали. В большей степени для гостей нашего стола, чем для других, я прочитал первое пришедшее на ум стихотворение Глеба Горбовского:

Ты всё пытаешься объехать, опередить, обколесить,

обескуражить, — вот потеха: ведь не догонишь, волчья сыть.

Твои очки, твоя гримаска — лишь тучка пыли на глаза…

За что не любишь, мой прекрасный, ведь я такой же клоун сам?

Мы все уйдём домой с манежа.

Желтеет свет, угрюмей львы.

Аплодисменты реже, реже и троекратное — увы.

30 ноября. Вместе с Бояриновым и Кузнецовым провел встречу с группой молодых украинских писателей. Они, пока сидели в приёмной, между собой разговаривали по-русски, а после с нами — по-украински. Мы уважительно отнеслись к их желанию быть «особенными», во-первых, потому, что нам украинский понятен почти как русский, а мне, белорусу, он досконально понятен. Во-вторых, не каждый день тут услышишь мягкую украинскую речь (хотя с фонетикой у наших юных украинских друзей немалые проблемы). И, несмотря на их ершистость, идущую не от особенностей характера, а от тумана, который напустили им «незалеж- ники», мы тепло поговорили о жизни, о проблемах в экономике и в литературе.

Их ершистость, по-видимому, проистекает из давно и постоянно ведущейся антирусской пропаганды. При этом в головы юных и не только юных украинцев втюхивают мысль, что русский язык — это язык врага, оккупанта, «хозяина». И якобы незнание русского языка, его игнорирование делает тебя свободнее и культурнее, а значит, полезнее твоей Родине. Хотя для Родины, как я думаю, важнее не то, на каком языке ты говоришь, а что конкретно ты для неё делаешь. Но это так, между прочим.

Вспоминаю выездной секретариат Союза писателей в Крыму, в 2000 году. Встречались русские, белорусские, украинские и крымские писатели. Беседовали об издательских, переводческих, литфондовских проблемах. Были встречи с жителями Крыма. Одна из них — на всемирно знаменитом винном предприятии «Массандра», что рядом с Ялтой.

С нами провели экскурсию по подвалам, где покоятся гигантские бочки с вином. Познакомили с энотекой, в которой хранится около миллиона бутылок с коллекционным коньяком и вином различной степени выдержки — есть и двухсотлетней! Потом состоялась встреча с одним из главных специалистов этого сложного и красивого дела, доктором биологических наук, профессором (к сожалению, забыл его имя). Он рассказывал историю предприятия. Рассказывал по-русски. Не забыл упомянуть традиции и отметить успехи. Указал причины снижения качества вин, поступающих в торговлю (девять бутылок из десяти — подделка), всё, несомненно, было интересно каждому из нас — пьющему и непьющему.