Ф. Кузнецов после моего выступления рассказал, как ещё в советское время Нил Гилевич жаловался ему, что книги, издаваемые в Беларуси на белорусском языке, почти не пользуются спросом. «С этим нужно что-то делать, как-то исправлять такое положение», — говорил он. Но как исправлять, он не знает.

— А действительно, как исправлять? — спросил Кузнецов.

— Очень просто, — сказал я. — Писать по-белорусски так же хорошо, как писали в девятнадцатом веке русские писатели по-русски. Тогда весь просвещённый мир будет читать белорусских писателей не только в переводах, но и в подлиннике.

— Неплохой совет, — кивнул Кузнецов. — Стало быть, лишь советом он и останется.

С приёмом так и постановили и в тот же день наше решение объявили писателям Беларуси и Абхазии. И предложили им готовить документы на вступление в МСПС.

После секретариата В. Бояринов попросил меня зайти с ним в кабинет Кузнецова и там состоялся короткий, но важный для меня разговор. Кузнецов сказал:

— Когда Сергей Владимирович Михалков узнал, что вы в Москве, он попросил нас поговорить с вами. И предложить вам одну из руководящих должностей в МСПС, а именно — возглавить аппарат МСПС.

Бояринов добавил:

— От себя скажу, что сегодня в Москве мы не видим писателя, которого можно было бы рекомендовать на такую должность.

— Если вы согласны, — сказал Кузнецов, — мы поставим об этом в известность Сергея Владимировича и вопрос будет решён.

Лишь на мгновение вспомнил я данное самому себе обещание больше никогда не становиться литературным функционером, но мне это предлагали хороший русский поэт Владимир Бояринов и Феликс Кузнецов, которого я знал многие годы как талантливого учёного-литературоведа, исследователя творчества Михаила Шолохова. И не только они, но и Михалков.

— Ставьте, — сказал я.

Бояринов пошёл в бухгалтерию узнать, возможна ли моя будущая зарплата. Пока его не было, мы с Кузнецовым говорили о Петербурге, о «Пушкинском Доме», о его директоре Николае Николаевиче Скатове, который совсем недавно по состоянию здоровья вынужден был уйти с этой должности. И там сейчас накаляются страсти в спорах о будущем руководителе этого всемирно известного Института.

Вернулся Бояринов, бухгалтерия сказала — да.

25 января. Встретился с Валерием Г аничевым. Показал ему копию протокола отчётно-выборного собрания СПб писательской организации, на котором вместо меня избран Борис Орлов. Ганичев болезненно поморщился — ему уже звонили «доброжелатели» и весьма негативно отзывались о личности Орлова.

— Не поторопились вы с ним? Нам звонят и пишут ваши писатели, что и груб он, и заносчив, и ни с кем не считается.

— Я не знаю, Валерий Николаевич, кто вам звонил и писал, но, при всех недостатках, у Орлова есть одно несомненное достоинство — он чистоплотен. Русский морской офицер-подводник, капитан первого ранга, хороший поэт и, я убеждён, справится. После флота на протяжении многих лет он был главным редактором «Морской газеты», и я не назову ни одного питерского писателя, который бы не печатался в ней.

— Да, но там военная дисциплина, там проще. А здесь каждый писатель — адмирал.

— Будем помогать. И вас лично прошу поддержать его.

Я рассказал о вчерашнем секретариате в МСПС, о предложении Кузнецова и Бояринова. Г аничев (несколько смущённо) стал говорить о том, что «мы тоже как-то планировали просить вас помочь нам здесь, в Союзе писателей России». Поинтересовался, какую зарплату мне собираются назначить. Я сказал — десять тысяч. «Да, — кивнул он. — У нас вы получали бы вдвое меньше».

Я вспомнил, что мне звонил первый секретарь СП Беларуси Аврутин, и спросил у Ганичева, известно ли, кто едет в Минск.

— Ещё не принято решение, так как у белорусских писателей много проблем, — сказал он. — Но если ехать, нужно точно знать, какую линию нам вести. И с кем разговаривать, чтобы не усугублять положение.

Я повторил то, что вчера сказал на секретариате в МСПС. Кажется, Ганичев разделяет мою точку зрения.

26 января. Позвонил В. Бояринов, сообщил, что Сергей Михалков рад моему согласию.

— Теперь нужно собрать секретариат, — сказал он, — и на нём утвердить ваше новое назначение.

«Когда же они соберут секретариат, если он только что прошёл?» — подумал я. А Бояринову сказал, что сегодня уеду в Петербург и, как только завершу дела, вернусь в Москву.

27 января. Петербург. Несмотря на то что я уже три недели не живу дома, звонки в питерскую квартиру следуют один за другим.

Звонил Юрий Красавин — благодарил (уже не в первый раз) за премию «Ладога» имени Александра Прокофьева. Эта премия по моей инициативе была учреждена Союзом писателей России и правительством Ленинградской области. В 1996 году в своём выступлении на выездном пленуме правления СП России в Омске я высказал предложение следующий пленум провести в Санкт-Петербурге, и пленум поддержал меня. Готовясь к нему, я в разговоре с Ганичевым и Лыкошиным обмолвился о том, что многие регионы имеют свои литературные премии, но их не имеют ни Питер, ни Ленинградская область. Учитывая, что знаменитый русский советский поэт Александр Прокофьев родился в Волховском районе, на Ладоге, следовало бы учредить премию его имени. И назвать: «Литературная премия «Ладога» имени Александра Прокофьева». Ганичев и Лыкошин обрадовались такой идее. Ганичев сказал, что посоветуется с В. Распутиным, В. Беловым и В. Крупиным и, возможно, осуществит с ними поездку в Петербург, где встретится с губернаторами Владимиром Яковлевым и Вадимом Густовым. Меня он попросил заранее переговорить с руководителями города и области и выяснить, готовы ли они принять писателей в ближайшее время.

Мне удалось довольно легко войти в контакт с обоими, и, к моей радости, Яковлев и Густов выразили заинтересованность в такой встрече. И вскоре мы с Глебом Горышиным встречали Ганичева, Распутина, Крупина и Белова в Питере, на Московском вокзале.

Обе встречи с губернаторами города и области состоялись в один день — благо здание областного правительства находится рядом со Смольным. Оба руководителя, словно сговорившись, подробно рассказывали нам о городских и областных делах, о планах на будущее и проблемах экономического порядка, которые приходится преодолевать с большим трудом. И тот и другой не забыли при этом сказать, что им хорошо известны имена посетивших Петербург писателей и они готовы пойти навстречу в решении возникших вопросов.

С Яковлевым договорились о проведении Пленума. Причём для его как формальной, так и неформальной части предоставить Смольный. И спустя три месяца на Пленум в Санкт-Петербург приехали более 150 русских и российских писателей, цвет современной литературы. К сожалению, произошла досадная накладка. Сроки проведения Пленума по просьбе Председателя Верхней палаты Федерального Собрания России Егора Строева пришлось перенести, чтобы писатели могли участвовать в Международном экономическом форуме, который должен пройти у нас на две недели раньше. Г аничев не смог отказать Строеву, и Пленум приурочили к форуму. Но в связи с громадным наплывом участников форума мы лишились гостиницы в Питере и были вынуждены поселить писателей в оздоровительном профилактории «Ольгино», что хоть и недалеко от города, но не совсем удобно. К тому же участия писателей в работе форума тоже не случилось — там решались вопросы, не совсем близкие литературе. Некоторые писатели жалели об этом — не удалось послушать выступление Президента Беларуси Лукашенко. Как нам сказали, ему участники форума аплодировали почти четверть часа.

Писатели остались довольны работой Пленума, шутили: «Смольный взят! Теперь дела в стране пойдут на поправку.»

Звонила Г. Максименко — заручилась моей поддержкой издания журнала «Творчество юных».

Звонил Игорь Кравченко — у него проблемы с литфондовской дачей.

Звонил Владимир Скворцов — привезёт мне свой журнал «Невский альманах», чтобы я показал его в Москве. Сказал, что в субботу в выставочном зале правительства Ленинградской области состоится представление свежего номера «Невского альманаха». Собирается пригласить Анатолия Аврутина из Минска для вручения ему Диплома и подарка; просит, чтобы и я был.