Года через два-три нужно вернуться к вопросу о мемориальной доске.
26 августа. Минск. Приехал к маме. Разговаривать трудно, она плохо слышит. Меня узнала, но не верит, что мне шестьдесят пять. Сказала, что я старик.
— Нет, мама, пока я твой сын, стариком быть не могу, не имею права.
— Ну да, я же старше тебя на двадцать шесть лет. Это я старуха. Загостилась я, пора домой.
Я сказал, что она дома: ухоженная, досмотренная. А что касается «дома», то там мы все окажемся, не надо торопиться.
— Ай, сынок, человек живёт, пока чем-то занят. А какая у меня жизнь, если я ничего не делаю? Не дай бог никому. Скорее бы попрощаться со всеми и в путь- дороженьку.
Меня, как, наверное, всех, смущают слова о смерти, особенно когда их произносит кто-то близкий. Стараюсь найти другую тему, и часто удаётся «поменять пластинку».
— Да, мам, чуть не забыл. Ты раньше умела толковать сновидения, может, и теперь объяснишь, что значит мой сон. Приблизительно, раз в три-четыре года во сне я оказываюсь голым на улице. Мне стыдно, неловко, закрываюсь руками, бегу дворами и даже еду в троллейбусе, представляешь! Люди смотрят на меня, иные отворачиваются, кто-то посмеивается, а я просыпаюсь и долго переживаю своё состояние. К чему бы такое?
— Живёшь не по правде, может быть, что-то скрываешь от жены. Живи так, чтобы нечего было скрывать.
— Но не может же душа быть нараспашку? Что-то должно оставаться личным, до чего никому нет дела?
— Тогда не удивляйся и не гадай, что тебе такое снится.
Дома у Аврутина встретился с Алесем Мартиновичем, Сергеем Трахимёнком, Александром Соколовым. Говорили о Президенте Лукашенко. У моих белорусских друзей есть понимание, что он сохраняет в стране всё лучшее, что было при советской власти.
Одно из отличий советской страны от нынешней России в том, что наша прежняя страна была страной коллективов, с коллективной идеологией, моралью и строгим отношением к труду как мерилу всех вещей. И гениальным по своей простоте и доступности лозунгом: «Кто не работает, тот не ест». Нынешняя Россия — страна групп и группировок, в которых мерилом являются деньги. Совсем другие люди. Подменённые. Их неозвученный лозунг: «Деньги есть — можешь не работать».
11 ноября. Петербург. Должен был состояться очередной арбитражный суд, но заседание перенесли на 19 января. Это уже 4-й суд. Первые три окончились неудачей для КУГИ. Судья Дудина сказала мне: «Иван Иванович, делайте что-нибудь, подключайте журналистов, общественность. Что же Вы проблему с вашим помещением взвалили только на меня?!»
Я поблагодарил её, но не стал объяснять, что все свои возможности в отстаивании нашего помещения мы исчерпали. Вплоть до встречи с губернатором. И никакого толку. Есть неузаконенная линия на развал творческих союзов.
Вместе со мной были поэт, капитан первого ранга Борис Орлов и прозаик, бывший таможенный генерал Валентин Аноцкий. Генерал высказал предложение выкупить у города помещение по его номинальной (не рыночной) стоимости. Он ездил в Гос. Думу, разговаривал с депутатом Валерием Драгановым о наших проблемах. Тот обещал помочь, а для этого подыскать спонсора.
Если бы такое удалось, возможно, руководителем писательской организации мог бы стать Аноцкий.
Скоро отчётно-выборное собрание, а я всё ещё не вижу будущего руководителя. Те, кто могут, не хотят. А тех, кто рвутся возглавить писательскую организацию, близко подпускать нельзя.
От переизбытка забот и постоянных стрессов, кажется, сойду с ума. Живу один. Полная депрессия, не могу написать ни строчки. И эти записи поверхностные, без проникновения в суть происходящего. Ещё никогда я не принадлежал себе так мало, как сейчас.
Живу памятью. Когда не пишется, лучше всего вспоминать… Помню: около 30 лет назад, когда на Лентелевидении создали фильм-спектакль по моей повести «Пробуждение», после просмотра первой серии ко мне подошла француженка (Аннет или Жаннет, она стажировалась по переводу русских фильмов на французский) и с некоторым сожалением сказала: — «Иван, не кажется ли вам, что вы в своей стране, в своих книгах и кинофильмах придаёте слишком большое значение теме войны и военных событий?» — «А вы у себя?» — «Нет, — сказала она, — мы во Франции если и показываем войну, то стараемся делать это легко, даже весело». — «Ну да, — сказал я, — как воевали, так и показываете».
Моя Аннет-Жаннет словно бы обиделась, а после второй серии сказала: «Я подумала и поняла: да, есть разница в нашей и вашей войне. У вас, наряду со взрослыми, воевали дети, а у нас нет. Поэтому ваши фильмы грустные». Тогда я назвал ей одного французского мальчика-воина — Гавроша! И она рассмеялась.
Мы потом с нею встретились ещё раз, когда фильм показали по телевидению. Она была одета в белую кофту с длинными рукавами и в чёрный костюм-комбинезон. Лицо без косметики, и, наверное, поэтому она казалась моложе своих 27 лет. Я думал, Аннет-Жаннет будет опять говорить о фильме, но она задала неожиданный вопрос: «Иван, вы женатый человек?» — «Ну да. А почему вы спросили?» — «Так, — сказала она. — Мне кажется, у вас в стране все мужчины женатые». — «А у вас?» — «Нет, у нас много холостых, и они не хотят жениться». — «Так заставьте», — сказал я. — «Но как это сделать?» — «Проще пареной репы: поманите пальцем понравившегося вам мужчину и спросите: «Родимый, у тебя паспорт с собой? Тогда пойдём распишемся!»
О, как она смеялась, эта симпатичная француженка! И сквозь смех пообещала так и сделать. Не знаю, сделала ли?
18 ноября. В Российской Национальной библиотеке (бывшей «Публичке») состоялось представление книги о Союзном государстве Беларуси и России. Огромный синий том, дорогое издание. Много выступающих, говорили о вечной и нерушимой дружбе двух народов, о взаимопроникновении и взаимообогащении культур. Мы сидели вместе с Аркадием Пинчуком, он и меня подталкивал выступить.
Перед традиционным на подобных встречах застольем я сказал, что хорошо бы в добавление к такому гигантскому тому, который возможно хранить лишь в кабинете или в читальном зале, выпускать малоформатные издания о Союзном государстве. Чтобы мальчик или девочка, заинтересовавшись этой темой, могли взять книжку и, прислонившись к стенке или присев на ступеньку школьной лестницы, перелистать её, а возможно, обнаружив в ней что-то интересное для себя, и почитать. А на такую неподъёмную книгу он просто не обратят внимания.
Кто-то кивнул, но уже внимание гостей было устремлено на столы, где призывно громоздились выпивка и закуска.
2 декабря. Мойка, 12. Отчётно-выборное собрание писательской организации. Прибыл из Москвы 1-й секретарь правления Союза писателей России Геннадий Иванов. Накануне он позвонил мне и попросил встретить его на вокзале с тем, чтобы побывать у Глеба Горбовского. С Горбовским он договорился о встрече, тот обещал передать ему рукопись для публикации в каком-то поэтическом сборнике.
Утром с вокзала мы поехали к парку Победы — там, на улице Кузнецовской, живёт поэт. Увы, никто нам не открыл входную дверь, и мы отправились в писательскую организацию. Отсюда я позвонил Горбовскому, он сказал, что перепутал дни, и попросил прощения. На собрании его не будет — болен. Я пожелал ему поскорее поправиться, угостил Иванова чаем, и мы отправились на Мойку.
Кворум есть. Из 256 писателей, состоящих на учёте в нашей писательской организации, на собрание пришло 167. Я коротко рассказал о том, что нами сделано за отчётный период, и сразу перешёл к вопросу о выборах правления и его руководителя. При этом сказал:
— На протяжении двух лет я подыскивал себе замену, разговаривал с Коняевым, Скоковым, даже с бывшим таможенным генералом, прозаиком Аноцким, т. е. с теми, кто мог бы повести нашу писательскую организацию дальше. И, наконец, остановился на кандидатуре Бориса Орлова. Он поэт, морской офицер и, думаю, справится с трудностями. Больше некому. Те, кто могли бы руководить, не хотят, а те, кто рвутся к руководству, не смогут. Так что Орлов. Надеюсь, вы его поддержите.