Мне отвели номер в лучшей гостинице города. Забросив туда вещи, я немедленно отправился к брату, с которым мы не виделись без малого двадцать лет. За это время он успел заново жениться, и мне предстояло впервые увидеть свою невестку. Николай обосновался в Тбилиси задолго до революции и работал строительным инженером. Руководил строительством нескольких плотин, гидроэлектростанций и ирригационных каналов. После революции его уволили со всех постов, но держали в качестве консультанта. В 1931-м арестовали вместе с группой других инженеров, обвинив в саботаже. Сидя в тюрьме, он продолжал руководить незавершённым строительством какого-то важного объекта. Когда стало ясно, что без его непосредственного участия объект к сроку не сдать, Николая под конвоем доставили к месту ведения работ. После успешного завершения строительства освободили и больше уже никогда не арестовывали.

В Тбилиси я провёл несколько дней и успел сполна вкусить знаменитого кавказского гостеприимства. На одном из бесчисленных застолий меня представили Лаврентию Берии – первому секретарю ЦК коммунистической партии Грузии, близкому другу Сталина. О его злодеяниях и бесславном конце мир узнал лишь во времена Никиты Хрущёва. Со мной он был предельно обходителен (даже, пожалуй, ласков) и спросил, где кроме Тбилиси мне хотелось бы побывать на Кавказе. Я признался, что с детства мечтал увидеть Чёрное море. «Сейчас организуем», – сказал Берия и немедленно приказал кому-то из сидящих за столом этим заняться. Я стал возражать, уверяя, что через несколько дней мне необходимо вернуться в Москву, чтобы не опоздать на берлинский поезд, но Берия лишь отмахнулся: «Успеете».

Постоянно действующего аэропорта в Тбилиси не было, но за мной прислали одномоторный открытый военный самолёт, и через два часа я и приставленный ко мне соглядатай высадились в Сухуми на берегу Чёрного моря. Местные власти были уже предупреждены о нашем приезде, поэтому обильные застолья продолжились и там. Два дня спустя нас отправили на автомобиле в Сочи, а оттуда обычным пассажирским рейсом в Москву.

В Москве у меня состоялось ещё несколько встреч с представителями Наркомата связи на предмет возможности приобретения у RCA телевизионного оборудования и услуг по его установке и обслуживанию. Затем я выехал в Берлин.

За время моего пребывания в СССР меня ни разу не спросили, почему я покинул родину. Враждебности как к белоэмигранту я не ощущал. И всё же, попав в комфортное купе международного вагона, вздохнул с облегчением. Провожали меня сёстры, несколько инженеров, с которыми я успел познакомиться в Москве, и мой неизменный сопровождающий. У всех почему-то была уверенность, что скоро мы опять свидимся.

Чувство опасности вернулось ко мне при прохождении таможенного контроля. Я уже упоминал о памятке с перечнем объектов, которые запрещалось фотографировать, и о том, что мой фотоаппарат (новенькая «Лейка») был вписан в декларацию. При выезде мне надлежало предъявить его пограничнику, чего я сделать не мог, ибо, прощаясь, подарил его своему племяннику. Только тут я удосужился прочесть правила вывоза «задекларированных предметов», перечисленные на обратной стороне декларации. В них говорилось, что в случае отсутствия какого-либо предмета, необходима бумага из милиции, подтверждающая его утерю. Нарушителю грозило три месяца тюрьмы и штраф в размере до трёх тысяч рублей. Сердце ёкнуло, когда я подал свои документы пограничнику. Он шлёпнул штамп на мою выездную визу в паспорте, затем пробежал глазами декларацию и попросил предъявить фотоаппарат. У меня не повернулся язык сказать, что он остался у племянника, поэтому я стоял и молчал. Тут взгляд пограничника упал на кожаный футляр коробки со слайдами, которые я привёз для показа на лекциях. Очевидно, решив, что фотоаппарат в футляре, он налепил на него какую-то бумажку и махнул рукой, чтобы я проходил.

Прежде чем вернуться в США, я заехал в Лондон, откуда сразу же позвонил Капице по его кембриджскому телефону. Мне сказали, что Капица всё ещё находится в СССР, где ему отказывают в выездной визе. Я также выяснил, что в Англии уже несколько лет живёт профессор Айзенштейн, но мои попытки связаться с ним в тот приезд не увенчались успехом.

Выступив с докладом в Институте инженеров-электриков, я отбыл на пароходе в Нью-Йорк.

Вернувшись из СССР, Зворыкин первым делом отчитался о визите леред Дэвидом Сарновым. Желание Наркомата связи закупить телевизионное оборудование для телестудии в Москве вызвало у руководителя RCA живейшую заинтересованность. После недолгих переговоров по официальным каналам через посольство СССР в Вашингтоне RCA и советское правительство заключили контракт. А уже через два года члены советской закупочной комиссии приехали в Камден инспектировать оборудование, приготовленное к отправке в СССР.

Национальная вещательная компания (National Broadcasting Company, NBC) была создана Дэвидом Capновым как одно из подразделений RCA для распространения эфирного сигнала. Первая экспериментальная телетрансляция с построчной развёрткой состоялась 7 июля 1930 года. В том же году экспериментальная телестудия переехала из парка Ван Кортланд в Бронксе в здание театра «Нью-Амстердам» на Бродвее.

В июне 1931 года инженеры RCA-NBC установили телевизионный передатчик на вершине Эмпайр Стейт Билдинг. Начались регулярные трансляции в тестовом режиме. На протяжении следующих лет построчная развёртка сигнала увеличилась сначала до 120, затем до 240 и, наконец, до 343 строк.

29 июня 1936 года NBC провело испытания полностью электронной телевизионной системы, разработанной Зворыкиным. Приём сигнала осуществлялся на экспериментальных телеприёмниках в разных концах Нью-Йорка. В 1937 году развёртка достигла 441 строки.

Дэвид Сарнов объявил о начале новой, телевизионной эры в истории человечества 30 апреля 1939 года на Всемирной выставке в Нью-Йорке. В официальной церемонии принял участие Президент США Франклин Делано Рузвельт.

С начала 1930-х годов компания RCA – обладательница ключевых телевизионных патентов и лицензионных соглашений – стала центром притяжения для многих зарубежных учёных, занимавшихся проблемами телевидения. В Камден на консультации к Зворыкину стремились попасть инженеры из разных стран. Зворыкин также много путешествовал по миру, читая лекции и обмениваясь опытом. Сотрудничество RCA с различными лабораториями в Европе продолжалось вплоть до начала Второй мировой войны.

В десятилетие, предшествовавшее началу Второй мировой войны, гонка за первенство в телевизионном марафоне вышла на финишную прямую. Кто раньше запустит в ход действующую модель телевидения? На главный приз претендовали США, Англия, Франция и Германия. За ними, не отставая ни на шаг, следовала Япония. За исходом этого состязания теперь следили не только специалисты. Благодаря многочисленным публикациям в прессе, широко освещавшей всякое новое открытие в области телевидения, даже далёкие от техники люди влились в ряды «болельщиков».

В 1934 году состоялось моё второе европейское турне. По возвращении я уведомил Сарнова о наметившейся тенденции: исследования в области механического телевидения повсеместно сворачивались. Преимущества электронной модели стали очевидны для всех. Однако если в Америке всё – от технологических разработок до экспериментов с вещанием – производилось исключительно силами (и на средства) частных компаний, то в странах Европы прогресс был невозможен без участия государства. Лишь технологии были отданы на откуп частному сектору. Но всем остальным – от строительства телебашен и залов для телевизионных просмотров до контроля за телевещанием – ведали чиновники. В некоторых странах (например, в Германии) правительство увидело в новинке не только возможность развлекать и информировать, но и влиять на массы. Немцы с самого начала намеревались использовать телевидение в пропагандистских и военных целях.