— Хватит, наездились. Времени пятый час… Давай на Московский, потом Советская. И на базу!

— Понял. Сделаем! — лихо вывернув с заправки, сержант прибавил газу, и ревущая машина из последних старческих сил заторопилась по пустынному шоссе в сторону города.

— Не курите? — водитель беззастенчиво подлизывался, чувствуя вину и пытаясь прощупать, ограничится ли дело отгремевшими матюгами или капитан все-таки заложит батальонному начальству… Оно, конечно, того стоило, но Виноградов и средь бела дня особой мстительностью не отличался, был скорее отходчив, чем принципиален, а уж под конец бессонной ночи, когда все душевные порывы вянут, морщатся и хочется только закрыть глаза на минутку, чтобы…

— Приехали, товарищ капитан!

«Уаз» забрался колесами прямо на огромный поребрик, почти уткнувшись лупоглазой раскрашенной мордой в витрину: в этот раз объектом проверки был круглосуточный продовольственный магазин — то ли финский, то ли итальянский. Виноградов извернулся, достал с заднего сиденья папку с журналом и ведомостями. Надел берет. Навалился на ручку двери и, кряхтя, выдавил себя наружу.

Так уж было заведено: каждую ночь с двадцати двух до шести один из офицеров штаба Отдельного оперативного отряда милиции объезжал на специально для этих целей выделяемой машине славный град Петров. Считалось, что данное мероприятие позволяет обеспечить эффективный контроль «за несением службы личным составом на охраняемых объектах и в местах концентрации материальных ценностей». И скорее всего поначалу толк был; пить на службе милиционеры, во всяком случае, опасались, девок не водили и даже более-менее соблюдали форму одежды… Но со временем и к этой напасти народ служивый приспособился: экономные на бензин и моторесурс водители катались только по выверенному до литро-километра кратчайшему маршруту, проверяющие им не перечили, стремясь поскорее изобразить на бумаге требуемые подписи и отправиться досыпать в кабинет, командование делало вид, что ничего не замечает… А милиционеры, помахав вслед удаляющимся габаритным огням машины, вновь спокойно укладывались спать. Толстенные контрольные журналы распирало от многочисленных начальственных автографов; комбаты и «лица, их замещающие», ротные, взводные… Если верить всем их закорючкам, можно было подумать, что офицерский состав отряда ночи напролет, сломя голову носится по улицам в поисках служебных упущений вверенного личного состава!

Рассказывают, что как-то летом страдающий старческой бессонницей майор из Управления сдуру ввалился на один из охраняемых бойцами объектов. Совершенно бестактно перебудил мирно отдыхавший наряд и возжелал, естественно, в письменном виде зафиксировать свое неудовольствие. Каково же было его удивление, когда, открыв журнал, бедняга не нашел в выделенной на текущие сутки странице ни одной свободной строки: и ночи, и даже еще не наступившее утро были на совесть исписаны уполномоченными на то лицами. Более того, уверенный почерк командира взвода Репейкина утверждал, что в данный момент именно он, Репейкин, а не приблудный майор осуществляет контроль за несением службы, причем «замечаний нет, оружие в наличии»…

Вернувшись «с ковра» в Главке, полковник Столяров ласково собрал офицерский состав Отряда и устроил ему некую воспитательную процедуру, с легкой руки одного из инспекторов вошедшую в милицейский эпос под названием «Утро стрелецкой казни». В итоге все завершилось одним увольнением, тремя выговорами и очередным больничным замполита, но… еженощный контроль переложили на сотрудников штабных отделений, а без того замотанные службой строевые командиры перестали тратить силы на имитацию работы, наведываясь на объекты по мере надобности. Решение это было смелое, по меркам ГУВД даже слишком, но Столяров своего добился — «липы» стало меньше…

— Ну да! Ты еще стрельни в меня… — После улицы свет в торговом зальчике больно резанул по глазам, но Виноградов успел углядеть руку, метнувшуюся к распахнутой кобуре. — Вы что, и покупателей так принимаете? А? — О, Владимир Са-аныч! — Капитан мгновенно очутился в мощных объятиях давнего приятеля еще по пресс-группе Виктора Баркова. Порадовался, что удалось уклониться от скупых мужских поцелуев; в последнее время обычай при встречах мять друг друга и троекратно лобызаться перекочевал из чисто бандитской среды в отношения между сотрудниками правоохранительных органов. — Рад видеть!

— Привет. Ты чего здесь? Тоже проверяешь?

— Ну в общем-то… — неизвестно чему ухмыльнулся Барков.

По схеме в магазинчике несла службу отдельная рота резерва, исполняющим обязанности командира которой он числился уже с полгода. Волокита с утверждением в должности тянулась сверх всех пристойных пределов. Пошли слухи, что на вакантное место прочат кого-то блатного из пожарников, Виктор вполне мог остаться с носом. Поэтому Виноградов подумал про себя, что приятель решил набирать очки с помощью служебного рвения.

В обычных условиях командиры без нужды старались себя и личный состав ночами не беспокоить.

— Все в порядке, пьяных нет! — с некоторой фамильярностью, отличавшей «резервных» головорезов, подал голос откуда-то из-за спины скуластый боец в накинутой поверх формы кожаной куртке. Виноградов вздрогнул от неожиданности и обернулся. — Здорово, капитан!

Владимир Александрович поморщился, но протянутую руку пожал: милиционер был из старослужащих, знакомый еще по Осетии, к тому же воспитывать его на темы субординации в присутствии непосредственного начальника казалось не совсем этичным.

— Доброй ночи.

— Да уж утро, пожалуй. — Появившаяся на шум откуда-то из магазинных недр девица зевнула и замерла, на полпути к кассе сообразив, что перед ней далеко не клиент. — Кофе? Ребята, будете?

— Безусловно!

На вид кассирше было лет двадцать: пухлые губки, бюст вполне пристойных форм и объемов, черная юбка, состоящая из сплошных разрезов с редкими вкраплениями ткани — фасон, известный в легкомысленных кругах под девизом «мужчинам некогда». Виноградов подумал, что у Виктора, помимо карьерных соображений, могли быть и другие причины, чтобы коротать здесь ночь.

— Я, может, тогда — того? Смотаюсь быстренько? — напомнил о своем существовании виноградовский водитель. Он переминался с ноги на ногу, загораживая собой дверной проем, и был здесь абсолютно не нужен.

— Давай! Туда-обратно… Пятнадцать минут хватит?

— Конечно! — донеслось снаружи.

— Вот ведь сукин сын! — под затихающий вдали шум двигателя покачал головой Виноградов. — Мало ему. Я ведь что до сих пор мотаюсь? Уже часа б два как харю плющил! Так ведь нет: водиле, видишь ли, понадобилось к полпервому на Московский вокзал, посылку от тещи встречать. Я, добрая душа, согласился, а поезд, как назло, опоздал чуть не на час… Прождали, забрал он все — ладно! Рванули на Маршала Захарова, не ближний свет, приехали — выяснилось, что балбес ключи от дома забыл. Представляете? Оставил их здесь, у Сенной, неподалеку!

Девица хихикнула.

— Вот именно! Мало того, проверили объект на Литейном — выяснилось, что бензин на нуле. На фиг, простите за жаргон! Пусть ключи свои привозит, меня в Отряд — и катается сколько угодно.

Незаметно для себя капитан очутился в противоположном, дальнем от входа конце зала, за белой пластиковой перегородкой, отделявшей некоторое подобие комнаты отдыха: диванчик, кухонная мебель, микроволновая печь, кофеварка.

— С молоком? Со сливками? — Это было сказано так, что Виноградову захотелось ответить чем-либо не менее эротичным.

— Ребят звать? — совладав с собой, поинтересовался он. В экстремальных ситуациях, когда он переходил от теории к практике, наработанный годами цинизм обычно вероломно покидал Виноградова, оставляя милицейского капитана одни на один с комплексами юноши «из хорошей семьи».

— Можно, — покладисто повела плечом девица и, склонившись над корзиной для отходов, явила взору Владимира Александровича нечто округло-соблазнительное. — Минут через пару.

Сдвинув что-то, отдаленно напоминавшее японскую ширму, он махнул издали обернувшемуся Баркову и, решив, что кричать через весь зал нет никакой необходимости, пошел мимо хрома и никеля прилавков, бутылочного изобилия, радужных шеренг всевозможных банок, баночек, бочонков…