Всемогущество Творца — это всемогущество Любви. Ни одно Слово не может рассматриваться в отрыве от всего прочего. Первое слово о Боге — это «сотворил» и «сказал», первое слово — это: «Бог» сотворил Любовью «Свободу». Мы обязаны провозглашать это ввиду Его Славы, Его Величия, Его любви, ввиду Истины. Потому-то и оказывается истинным потрясение, связанное с Грехопадением, как истинны гвозди и кровь Христа.
Но нерушимое всемогущество Бога не менее истинно, чем потрясение, связанное с Грехопадением. Бог не исчерпал Свою силу в Сотворении мира. Его могущество, Его любовь, Его провидение неисчерпаемы.
Вот почему внутри сотворенного Им мира Он, Трансцендентный, мало-помалу берется за восстановление справедливости и истины, за то, чтобы вывести всё и вся за пределы ловушек лжи, страха, неразумной гордыни и смерти.
Его могуществу суждено явить себя поразительно малыми средствами. Искупление, эта другая сторона Сотворения мира, самым разительным образом контрастирует с этим последним. Мы видели далеко идущий умысел любви, прикрытой могуществом; нам предстоит увидеть далеко идущий умысел могущества, прикрытого любовью.
Время истинно. Так было угодно Богу. Истинно всё сотворенное Богом. Грезы зарождаются в нашем мозгу. Из Слова Божьего не рождается ни грёз, ни суетных надежд. Он рек — и бысть свет. Время столь истинно, что божественное Слово без колебаний использует временную последовательность — как если бы Сам Бог был подчинен времени. На деле Он ему не подчинен. Бог наделил временем всё тварное и надеется высвободить нас из ранящей нас временной протяженности. Однако Бог использует временную последовательность с тем, чтобы мы могли уяснить себе его умышления. Вот почему Он позволил записать семь раз: «И увидел Бог, что это хорошо (весьма)».
Нам вновь придется быть очень внимательными к временной последовательности по выходе из сада Эдемского. Для любого умеющего читать Библию ясно, что Искупление начинается как раз с Грехопадением. Повествование о Грехопадении останавливается в стихе 21 главы 3 и возобновляется в стихе 23. История же Спасения по-настоящему берет свое начало в стихах 22 и 24.
В моем толковании Библии стих 3: 22 книги Бытия занимает почти такое же место, как и стих 1: 4 (посвященный Свободе).
Да, в саду ведь есть еще одно дерево. После дерева познания — древо Жизни. Если бы человек поел от него, то жил бы вечно — вечно вдали от Бога; поесть немедленно, поесть неосторожно — значило бы превратить смерть телесную, смерть во времени в смерть вечную, в окончательный отход от Бога.
Вот почему стихи 22 и 24 знаменуют резкое изменение в характере рассказа. В течение всей драмы Грехопадения Бог выглядит опечаленным и держащимся в отдалении зрителем. Поставив «херувима и пламенный меч обращающийся» (3: 24), помешав Адаму вторично протянуть ему руку, Бог действовал молниеносно, «рукою крепкою и мышцею высокою». Бог никогда не станет упразднять свободу, но он остается хозяином сферы ее проявления; и Он предотвращает космическую гибельность вечной смерти, взяв под свою охрану некое пространство высшей благодати в сфере Сотворения мира. Поставив пределы распространению зла, Бог, действуя через посредство временной протяженности, принимается за кропотливый труд Повторного завоевания.
Искупление сталкивает нас с терпением Бога, поражающим еще больше, чем Его Величие или Его Способность действовать без промедлений.
Терпение Бога: такое выражение само собой сходит с пера. На мой взгляд, оно довольно хорошо выражает то, что мы пытаемся уловить: двойную информацию — ту, что приходит к нам от природы, от чувства и от разума, — и ту, дополнительную, которая поступает к нам от того древнего Священного Предания, в котором, как нам кажется, мы обнаружили Слово Божие.
Мир, всеохватность Сущего — достаточно трех слов — исходит от Бога, но мир вышел из Бога через акт Творения, то есть через процесс, оставляющий за миром очень большую свободу действий в том, что касается подчиненности законам и недетерминированности, а также, сказали бы мы, изначального умысла Бога и свободы.
Такая свобода, такая недетерминированность служит объяснением всему тому, что как в мире, так и в жизни может выглядеть неуспехом, незначительной накипью неуспеха на неистощимом потоке новых свершений. Именно в этом промежутке и располагаются Грехопадение и возмещающее действие Бога.
Как Грехопадению не дано уничтожить всё до конца, так и второму Сотворению мира не суждено повторить путь первого.
Место этого движения мы, в соответствии с Откровением, обнаруживаем в истории, в рамках которой совершается возмещающее действие Слова. Именно в этой сфере нам надлежит познавать его, ибо оно затрагивает нас через нее и в ней, главным образом, и проявляется; как бы там ни было, Слово Божие предназначается не для того, чтобы поучать нас и обогащать знанием, а для нашего Спасения; знание, которым оно наделяет нас, направлено на наше Спасение; нужно ли повторять, что Слово Божие призвано спасти нас?
Однако космические воздействия Грехопадения (Быт 3: 17) и космические вовлеченности Спасения (Рим 8: 19) не возбраняют полагать, что божественное Откровение доносит до нас ту часть умысла Бога во Христе, которая касается нас непосредственно. Ничто, однако, не мешает лолагать, что есть и такая часть айсберга, которую Бог оставил скрытой — или позволил увидеть лишь краем глаза.
Пока же я предлагаю, опираясь на Быт 3: 17 и на Рим 8: 19, сделать на этом пути краткую остановку. Ведь Слово Божие неисчерпаемо — подобно вселенной и еще больше, чем она. Это очевидно в повествовании о Сотворении мира. Я не стану повторять доказательства, которые я когда-то представил по поводу, библейского текста о Сотворении мира[XCVII]. Не имеют значения намерения тех, кто уже когда-то высказывались на эту тему. То, что они хотели сказать, не лишено значения полностью; много важнее — то, что теми же словами Бог сказал сменявшим друг друга поколениям людей.
Конечно, есть такие побочные вопросы Сотворения мира, которые на законных основаниях оставались и всё еще остаются в стороне. Бог направляет свет нашего внимания на вопросы важнейшего порядка. Некоторые высказанные там по ходу дела слова могли бы, в иные времена, вызывать неловкость, отвлекать внимание. Подобно Природе, Священное Писание — книга бескрайняя, обращенная ко всем поколениям, но так и оставшаяся неисчерпаемой для их вереницы, которая едва только прикоснулась к ней. Вопрос, который я задаю сегодня, — всего-навсего следующий: не содержатся ли в Слове элементы, связывающие его с нашим временем? Роль такого связующего звена играют те самые космические вовлеченности, пренебрегать которыми в наши дни не следует, даже если в какие-то моменты истории они и послужили поводом для неуместной игры воображения.
В последние годы меня часто волновало одно возражение, исходившее от искренних агностиков[XCVIII]: а вселенная? найдется ли у вас хоть одно слово о вселенной? Трудно сделать более жестокий и более несправедливый упрек. Учение о Сотворении мира — единственное содержащее логичный ответ на проблемы вселенной. Клод Тремонтан[XCIX] высказался по этому поводу, и я часто цитировал его почти дословно[C]. И всё же я вынужден, к своему глубокому сожалению, отметить наличие некоторых неувязок. Мы неубедительны. История человечества остается в своей нише… вселенная же лежит на совсем другой этажерке. Если Сотворение мира распространяется и на вселенную, если наиболее умные мыслители готовы принять это как логичную метафизическую гипотезу, а самые искренние среди них — как единственную логичную, то ни Грехопадение, ни, тем более, Искупление не выходят, пожалуй, за пределы сферы, в которой пребывает человек. В глазах кое-кого среди тех, кто искренне делится с нами своими недоумениями, это умолчание в вопросе о космосе оказывается преградой.
