Кусая себя за губу, она кивает. Одинокая слеза срывается с ее длинных ресниц и падает на джинсы.

 У меня сдавливает грудь. Что за черт?

Я смотрю в другую сторону, позволив ей побыть немного наедине с собой, пока она руками вытирает свои влажные глаза.

И еще для того чтобы избавиться от этой тупой идиотской боли в груди.

— Мия, пойми, не все мужики такие мудаки.

 Какого? Черта?

Не все мужики мудаки. Святой Боже, Метьюс. Да мы все поголовно мудаки. Просто делимся на разные категории.

Я мудак. Такой мудак, который никогда, конечно, не поднимет руку на женщину, и я презираю тех, кто себе такое позволяет. Зато я без каких-либо угрызений совести могу подцепить девчонку, трахнуть ее и тут же позабыть о ее существовании буквально через секунду после того, как вытащу из нее свой член.

 Вот, к примеру, как-там-бишь-ее-звали? Ту, с которой я вчера расстался? Воот, я уже даже имени ее не помню. Это показывает, насколько я конченый мудак.

 Очень странно... но мне не хочется, чтобы Мия думала, что я подлец. Я хочу нравиться ей.

Скорее всего, я так веду себя из-за стресса. Так и есть. То, как она позаботилась о Дозере, то, как она была нежна с ним. Наверно, это все заставляет меня так к ней относиться.

 Это все вытворяет со мной какую-то хрень.

Я осторожно бросаю на нее беглый взгляд, и ее огромные блестящие голубые глаза смотрят на меня в ответ. Длинные изогнутые ресницы обрамляют эти глаза.

 Боже, она прекрасна.

 Она облизывает губы и поджимает их. Мой взгляд задерживается на ее губах.

Я хочу их поцеловать.

 Ее поцеловать.

 Везде.

Провести языком по каждому миллиметру ее мягкой шелковистой кожи.

Готов поспорить, что по вкусу она напоминает ваниль. На вкус она такая же, как и запах, исходящий от нее.

Я хочу развести ее ноги в стороны и погрузить свою голову между ее бедер. Облизывать ее, пока она не начнет выкрикивать мое имя. Затем засунуть свой член в нее и трахать, пока нам обоим не сорвет крышу от наслаждения.

 Я еще даже и не целовался с ней, но уже совершенно точно знаю, что секс с Мией Монро будет просто охренительным. У меня чутье на такие вещи.

 Да, я знаю, сейчас абсолютно неподходящее время думать о подобных вещах, но люди в стрессовых ситуациях ищут поддержку, ведь так?

 Дозер меня поймет. Этот пес такой же озабоченный засранец, как и я. Он отымел почти что всю мебель у нас в доме. Однажды я застал его, делающим подобные непотребные вещи с деревянным столом у нас в саду. Чертов пес так сильно хотел кончить, что даже не побоялся получить себе кучу заноз в самом чувствительном месте. Надо будет найти ему сучку для спаривания.

 Черт! Дозер ведь девственник.

 Это просто настоящее преступление.

Клянусь Богом и всеми святыми прямо вот тут на этом месте, что, как только Дозер поправится, я сведу его с самой горячей сучкой, какую только смогу найти. Не то чтобы я разбирался в горячих сучках.... Ну, вы меня поняли, у меня такое же обалденное чувство юмора, как и моя внешность. В общем, я думаю, что какая-нибудь милая собачка вроде пуделя или что-нибудь в этом вроде однозначно понравится Дозеру.

— Итак, Джордан, — то, как звучит мое имя в ее устах, невероятно меня заводит, — Дозер не совсем обычное имя для собаки. Почему его так зовут? — ее губы складываются в улыбку, и мой член тут же на нее реагирует.

 Она решила сменить тему разговора, и я совсем не против. Я усмехаюсь и отвожу от нее свой взгляд, чтобы не сделать какую-нибудь глупость, как, например, вообразить себя Дозером и начать заниматься сексом с ее ногой.

— Дозер был бездомным щенком. Я обнаружил его на пороге нашего дома, когда он был еще совсем маленьким. Он был очень голоден, поэтому мы занесли его внутрь и накормили. Потом мы развесили по округе объявления, но никто за ним так и не пришел, поэтому мы оставили его себе. За первую неделю жизни с нами он сломал кучу вещей — вазы, тарелки, стаканы, даже окно.

 Я снова смеюсь, вспоминая как разозлился мой отец, когда Дозер бросился в окно с разбегу, головой вперед, надеясь поймать птичку, что сидела на веранде. Окно превратилось в кучу осколков.

— Другими словами, Дозер ломал все, к чему прикасался, и мой отец повторял, что этот пес, как бульдозер, рушит все на своем пути, и это имя как-то приклеилось к нему. Потом мы его сократили до имени Дозер. — Я улыбаюсь и смотрю в направлении операционной. — Он всегда казался мне неуязвимым.

— Он обязательно поправится, Джордан. У него всего лишь перелом лапы. Ну, то есть, я имею в виду, что не всего лишь, потому что перелом ноги — это очень болезненно, просто я...

Ее лицо залила краска. Она засмущалась. Так мило.

— Я знаю, что ты имела в виду, — я ей улыбаюсь.

На ее губах появляется крошечная улыбка.

— Кроме перелома ноги, я правда думаю, что тебе не стоит больше ни о чем переживать. — Она пальцами дотрагивается до моей руки. Это очень мимолетное прикосновение, едва уловимое. Но, несмотря на это, моя кровь начинает буквально закипать в жилах.

 Она убирает свою руку. На лице написано удивление.

 Удивлена, малышка? Ты в своем удивлении не одинока.

 Горячая лава, что струится по моим венам вместо крови, устремляется в направлении моего дружка в штанах, и я продолжаю чесать языком, чтоб развеять свое возбуждение.

— Значит, ты хочешь стать врачом, — говорю я, только что вспомнив эту деталь. Как вообще я умудрился об этом забыть?

Черт, она моя ходячая мокрая мечта.

— Я пока что только учусь, — тихо отвечает она.

— Где?

Она бросает на меня беглый взгляд.

— В Гарварде.

Ох, ну ни черта себе, Гарвард. Она не только удивительно красивая, но еще и умная.

В ней все кажется идеальным. Кроме того дебила, что был ее парнем.

— Лига плюща, круто, — киваю я.

В ответ она пожимает плечами и устремляет взгляд в пол, стуча своими кроссовками друг об друга.

 Значит, она из Бостона. Интересно. Я не помню упоминания этой информации на вчерашнем бланке регистрации, но, с другой стороны, я ведь был чрезвычайно занят раздеванием ее глазами, чтобы прочесть то, откуда она приехала.

 Какого черта она здесь делает, так далеко от дома? Могу предположить, что приехала на каникулы, но женщины так редко проводят свои каникулы в одиночестве, и они всегда путешествуют, заранее все спланировав до мелочей. А она так внезапно появилась у нас в «Голден Оуксе»... сразу видно, что это путешествие не было ею запланировано. И я руку даю на отсечение, что это все имеет какое-то отношение к тому ублюдку, что изуродовал ей лицо.

— Ты, получается, сама из Бостона?

Я вижу, как она замялась. Все ее тело снова напряглось.

— Да. Всю свою жизнь там прожила.

— А что тебя привело в Колорадо?

Она заерзала на стуле, немного отклоняясь в сторону от меня.

— Я пытаюсь, ээээм... — она прочищает горло. — Я приехала сюда, чтобы разыскать свою мать.

 Я совсем не ожидал подобного поворота событий.

— Тебя удочерили?

Я уже говорил, что у меня нет тормозов?

Она качает головой.

— Нет, мой отец... Я жила со своим отцом. Моя мать уехала, когда я была еще младенцем.

— Вот черт, — говорю я, — Твой отец ... он не против, что ты одна приехала сюда в поисках своей матери?

И почему это он не надрал зад этому мерзавцу, что подбил ей глаз?

— Мой отец умер.

 Чееееерт! Кажется, это и есть ответ на мой вопрос. Но что удивляет меня больше всего, так это равнодушие в ее голосе, когда она сказала, что ее отец умер.

 Смерть моей матери была огромным ударом для меня, не описать словами. Я обожал свою мать. Если бы я потерял отца... Мой мир разлетелся бы на мелкие осколки.

— Я очень тебе соболезную, — это, конечно, дерьмовые слова в подобных обстоятельствах, но что еще я мог сказать.

— Спасибо, — снова ноль эмоций. Странно.

Я разворачиваюсь на своем стуле в ее сторону.

— Значит, твоя мать живет здесь?