Маргарет Белман решила устроить себе отпуск и провести его в приличном месте. Свои соображения по этому поводу она изложила в письме мистеру Ридеру:
«В мире есть только два места, где я могу чувствовать себя счастливой и в безопасности, – написала она. – Первое – Лондон и второе – Нью-Йорк, там на каждом углу стоит полицейский и собраны вместе все развлечения. Поэтому я прошу Вас найти время и побывать со мной в театрах, перечисленных в конце моего письма, а также в Национальной галерее, в Британском музее, в Лондонском Тауэре (хотя нет, подумав, я исключаю из списка Тауэр, он такой средневековый и страшный), в Кенсингтонском саду и в других местах, где очень весело. А если серьезно, дорогой Д. Г. (я знаю, Вы поморщитесь от моей фамильярности, но я решила отбросить всякий стыд), я хочу стать частью большой, здоровой толпы, мне так надоело быть одинокой истеричной женщиной».
И письмо продолжалось в подобном духе. Мистер Ридер достал записную книжку, с помощью синего карандаша прошелся по списку ожидающих его дел и написал ответное письмо, такое осторожное и напыщенное, что читая его, Маргарет смеялась про себя.
Она не упомянула Ричмонд-парк и хорошо сделала, поскольку поздней осенью, когда его продувают холодные ветры и олени уходят на зимние квартиры (если существуют зимние квартиры для оленей), этот парк может доставить эстетическое удовольствие только взору тех, кто защитил свое тело теплым шерстяным нижним бельем.
И все-таки в один скверный пасмурный день мистер Ридер заказал такси и торжественно уселся рядом с мисс Маргарет Белман в машине, которая по скверной ухабистой дороге добралась до парка и въехала на его территорию через чугунные ворота.
Они вышли на заросшую травой и кустами лужайку, где летом цветут рододендроны. Тропинка привела их к склону, там они сели, постелив коврик, причем мистер Ридер пробормотал что-то о ревматизме.
– Но почему Ричмонд-парк? – спросила Маргарет. Мистер Ридер прокашлялся.
– С Ричмонд-парком у меня связаны... гм, романтические воспоминания. Он напоминает мне о первом аресте, произведенном мною...
– Хватит о мрачных делах, – предупредила Маргарет. – Не вижу ничего романтического в воспоминаниях об аресте. Поговорим о чем-нибудь более веселом.
– Тогда будем говорить о вас, – осмелел мистер Ридер. – И именно намерение поговорить о вас, моя дорогая... гм, мисс Маргарет, привело нас в Ричмонд-парк.
Он взял руку девушки так бережно, как будто это было бесценное произведение искусства, и неуклюже стал перебирать ее пальцы.
– Дело в том, моя дорогая...
– Не говорите «мисс», – попросила Маргарет.
– Моя дорога Маргарет, – с трудом продолжал мистер Ридер, – я пришел к выводу, что жизнь слишком коротка и нельзя больше откладывать осуществление моего намерения, которое... – И он безнадежно застрял в бесчисленных «гм», иногда переходящих в «э-э».
Следователь сделал новую попытку:
– Человеку моего возраста и с моими особенностями следует быть более серьезным, но как ни странно, суть заключается в том...
Суть, какой бы она ни была, не находила выражения в словах.
– Суть в том, – спокойно сказала Маргарет, – что вам кажется, что вы влюблены.
Мистер Ридер согласно кивнул, но затем энергично затряс головой.
– Мне не кажется, я уже прошел этап предположений. Я уже не слишком молод... я превратился в закоренелого... нет, не в закоренелого...
– Вы считаете себя закоренелым холостяком, – подсказала Маргарет.
– Нет, не закоренелым, – твердо сказал он.
Маргарет повернулась, положила руки на плечи мистеру Ридеру и посмотрела прямо ему в глаза.
– Дорогой мой, – сказала она, – вы надумали жениться, и вы хотите, чтобы кто-то вышел за вас замуж. Но вы считаете себя слишком старым и не хотите испортить ее молодую жизнь.
Мистер Ридерн молча кивнул.
– Речь идет о моей молодой жизни, дорогой? Если так, то...
– Да, о вашей, – голос Д.Г. Ридера совсем охрип.
– Пожалуйста, испорти мою молодую жизнь, – сказала Маргарет Белман.
И впервые мистера Ридера, видевшего в жизни так много и, в основном, мрачного, поцеловала женщина.
– Боже мой, – переведя дух, сказал мистер Ридер. – Как хорошо!
