Визер, последняя нить, связывавшая нас с великим прошлым, большинству из нас казался надменным и недосягаемым господином. Он в то время только вернулся в университет с поста министра торговли в одном из последних правительств империи. Он читал лекции, опираясь на свою изданную перед самой войной Social Economics [Friedrich von Wieser, Theorie der Gesellschaftlichen Wirtschaft (Tubingen: J.C.B. Mohr, 1914), на английском языке Social Economics (London: Allen & Unwin, 1927; reprinted New York: Augustus M. Kelley, 1967) -- амер. изд.], которую, кажется, знал на память, -- единственный систематический трактат по экономической теории, созданный Австрийской школой. [Имеются в виду первое и второе поколения Австрийской школы: Менгер, Бем-Баверк, Визер и их современники -- амер. изд.] Читал он очень просто, но весьма внушительно и эстетически привлекательно, в рассчете большей частью на изучающих право, для которых этот обзор должен был стать их единственным погружением в экономическую теорию. Тем, кто, собрав все мужество в кулак, отваживался после лекции приблизиться к величественной фигуре, удавалось обнаружить бездну дружелюбия и благожелательства, а также получить приглашение на его малый семинар или даже на домашний обед.
В первое время у нас были еще два постоянных преподавателя экономики: марксист, занимавшийся историей экономики [это был Карл Грюнберг (1861--1940), который позднее сделался первым директором марксистского института социальных исследований во Франкфурте -- амер. изд.], и молодой, склонный к философствованию профессор Отмар Шпанн, который первоначально был принят студентами с энтузиазмом. Он достаточно интересно рассказывал о логике взаимосвязи между целями и средствами, но затем целиком перебрался в область философии, которая казалась большинству совершенно чуждой экономической теории. [Отмар Шпанн (1878--1950) был основателем "универсалистской" школы, которая противопоставляла "атомизированному" индвидуализму классической школы социальную "целостность". См. Edgar Salin, "Economics: Romantic and Universalist", Encyclopedia of the Social Sciences, vol. 5 (New York: Macmillan, 1957), pp. 385--387; and Earlene Craver, "The Emigration of the Austrian Economists", History of Political Economy, vol. 18, no. 1, 1986, pp. 1--32, esp. pp. 5--7 and 9--11. -- амер. изд.] Но его небольшой учебник по истории экономической мысли [Othmar Spann, Die Haupttheorien der Volkswirtschaftslehre (Leipzig: Quelle & Meyer, 1911); в 1949 году появилось уже 25-ое издание книги -- амер. изд.], который считали слепком Менгеровских лекций, для большинства из нас был первой книгой на эту тему.
Хотя к этому времени уже были учреждены степени в области политических и экономических наук, большинство из нас все еще ориентировались на диплом юриста, для получения которого требовалось очень незначительное знакомство с экономической теорией, так что профессиональные экономические знания приходилось добывать либо самостоятельным чтением, либо из лекций тех, кто читал их в свободное время из любви к предмету. Важнейшим среди такого рода курсов был тот, который читался Людвигом фон Мизесом [о Мизесе (1881--1973) см. главу 4 -- амер. изд.], но лично я познакомился с ним довольно поздно, и расскажу о нем потом.
Мне следует, однако, немного рассказать об особенностях организации университетов в Центральной Европе, особенно в Австрии. Специфику их организации обычно мало кто понимает, хотя она -- при всех своих недостатках -- сыграла важную роль в сплочении постоянных университетских профессоров и любителей, отдававших преподаванию свой досуг, что было столь характерно для атмосферы Вены. Число постоянных преподавателей университета (ординарных и экстраординарных) всегда было невелико; это положение люди получали, обычно, уже в сравнительно немолодом возрасте, как правило на 4 или 5 десятке. Но чтобы иметь право на такое назначение следовало сначала, обычно через несколько лет после защиты докторской степени, получить лицензию на преподавание в качестве приватдоцента, которым не полагалось никакого жалованья, кроме доли в той весьма незначительной плате, которую взимали со студентов за прослушивание определенных курсов. В естественных науках, где исследовательская работа возможна только в специальных институтах, приватдоценты обычно получали жалованье как ассистенты, что позволяло им целиком посвятить себя научной работе. Но во всех неэкспериментальных областях, каковы математика, право и экономика, история, филология и философия таких возможностей не было. До Первой мировой войны академическая среда пополнялась, как правило, выходцами из довольно состоятельных групп, которые разорились в ходе великой инфляции, так что единственный выход был в том, чтобы иметь какую-либо работу, а свободное время отдавать исследованиям и преподаванию. На юридическом факультете, который, как вы помните, включал и экономику, обычным выбором было место правительственного чиновника, либо, что было еще привлекательнее, место служащего в торговых или промышленных компаниях, либо юридическая практика; в области изящных искусств обычным было преподавание в средних школах -- пока не удавалось достичь желанного положения профессора, если это вообще удавалось -- приватдоцентов всегда было намного больше, чем профессоров. Видимо больше половины тех, кто стремился к академической карьере, так и оставались на всю жизнь внештатными преподавателями, которые учили всему, чего им хотелось, но не получали за это практически ничего. Постороннего наблюдателя, особенно иностранца, должен сбивать с толку тот факт, что спустя несколько лет приват-доцентов также стали именовать профессорами, но это никак не изменило их положения. В некоторых профессиях, как в медицине и в праве, престиж титула, действительно, мог иметь немалое значение, и получив право именовать себя "профессором" врач или адвокат получали возможность резко повысить свои гонорары. Только в этом смысле Зигмунд Фрейд, например, был профессором Венского университета.
Это не значит, конечно, что некоторые из этих людей не обладали столь же большим влиянием, как и действительные профессора. Еженедельные два или три часа лекций или семинаров позволяли одаренному педагогу оказывать большее влияние, чем имели его штатные преподаватели -- хотя монополия последних на прием аттестационных экзаменов серьезно ограничивала влияние совместителей.
Во всяком случае эта система была благотворна для юристов и экономистов не только тем, что все университетские профессора приобретали изрядный опыт практической работы, но и тем, что поддерживала тесные связи между академической средой и практиками. Многие из тех, кто никогда не сумел добраться до степени приват-доцента, помнили о возможности такой карьеры и посвящали некоторое время исследованиям. А это помогало сохранить традицию Privatgelehrte, частного ученого, которая была важна в XIX веке -- может быть в Австрии она не была так развита, как в Англии, но все-таки она сыграла большую роль. В нашей области можно привести интересный пример из 1880-х годов с авторами одной из лучших работ по математической экономике -- Теория цен [Rudolf Auspitz and Richard Lieben, Untersuchungen uber die Theorie des Preises (Leipzig: Duncker & Humblot,1889) -- амер. изд.] -- Рудольфа Ауспитца и Ричарда Лейбена, из которых первый был фабрикантом сахара, а второй -банкиром. Несколько подобных фигур было и после Первой /мировой/ войны, и по крайней мере один из них -- финансист Карл Шлезингер, написавший интересное исследование о деньгах [Karl Schlesinger, Theorie der Geld- und Kreditwirtschaft (Munich: Duncker & Humblot, 1914). Частичный перевод появился под названием "Basic Principles of the Money Economy", in International Economic Papers, Vol. 9, 1959, pp. 20--38 -- амер. изд.], и изобретший термин "олигополия" -- принимал участие в наших дискуссиях. Несколько крупных чиновников и промышленников, приобретших ранее имя в экономической науке, в эти взбаламученные послевоенные годы были слишком заняты, и могли только урывками погружаться в науку.
