Мои молитвы были услышаны, а риск оправдан, на третий день болезнь медленно, но верно начала отступать. Девочка пошла на поправку. Когда на пятый день я дала ей последнюю капсулу, Мари уже с аппетитом кушала и даже пыталась встать с кровати и побегать по комнате, что было строго пресечено Розалиндой. Моя горничная смотрела на меня как на божество. Безусловно, она ничего не знала о таблетках – малышка Мари сдержала обещание, данное Белой Фее. Рози, полагаясь на чутье матери, сделала вывод, что именно я спасла ее ребенка.

Итак, я могла записать на свой счет один хороший поступок – спасение жизни Мари, точнее, это сделала моя забывчивость, лекарство осталось в сумочке. Дай бог, чтобы это не изменило ход истории! Хотя как знать…

После выздоровления мы с Мари продолжали хранить тайну о волшебных бобах. Я строго-настрого запретила девочке пить холодную воду и носиться по дому, иначе Фея рассердится и не принесет чудодейственного лекарства. Так оно и есть. В этом мире не существует антибиотиков.

Время потекло дальше, и более ничего стоящего внимания не происходило.

Я каждый день подолгу гуляла с миссис Альварес по парку. Внимательно оглядывалась по сторонам в надежде найти поворот на ту лесную тропу, где растет цветущий (о чем я? конечно, уже давно отцветший) куст дикого боярышника. Но все тщетно: вблизи поместья не было соснового леса, а те сосны, что я видела из окна спальни, росли слишком далеко – пешком или верхом на старушке Марте я боялась отправиться туда одна.

Во время прогулок моя верная спутница Фрида быстро уставала, и нам приходилось присаживаться на скамейки, чтобы пожилая женщина перевела дух. Мы вынуждены были не слишком отдаляться от дома и гулять по ближайшим аллеям.

Парк в это время года был сказочно красив. Каждый раз, погружаясь в заросли его тенистых аллей, я думала: «Какое же счастье жить в земном Эдеме!» Когда Фрида не могла составить мне компанию, я позволяла себе прогулки в одиночестве, но опять-таки лишь вблизи поместья. Боялась удалиться от дома и заблудиться в тисовом лабиринте. Торнбери служил единственным убежищем в то смутное время.

Сидя на притаившихся в зарослях плюща скамейках, я представляла себя не случайной лазутчицей из будущего, а знатной дамой, имеющей возможность наслаждаться богатством и всеобщим уважением. Я ловила себя на мысли, что чувствую себя в прошлом как дома. Сумасшедший ритм, что диктовал двадцать первый век, безвозвратно канул в Лету. Я радовалась царящей вокруг красоте. И если бы не отчаянная тоска по ребенку, то, каюсь, уже не решилась бы оставить этот чудесный, пронизанный птичьими трелями парк, благоухающий розами сад, дом, который не пугал размерами, а восхищал величием и покоем. Я благоговела перед гением зодчего, создавшего одно из лучших классических творений. Торнбери отвечал мне взаимностью. Чувствовал мое восхищение и любовь, поэтому не пугал ни треском половиц по ночам, ни скрипом дверей, ни завыванием сквозняков. Дом принял меня.

Посещение богатейшей библиотеки, собранной несколькими поколениями семьи, и продолжительные беседы с кормилицей хозяина не давали моему разуму уснуть. Фрида Альварес была образованной дамой, что удивительно для начала позапрошлого века. Женщины обходились лишь необходимыми знаниями по кулинарии, домоводству, шитью или живописи. Редко кто умел достойно музицировать или говорить на иностранных языках. Фрида же не только преуспела в «женских» дисциплинах», но и обладала необходимыми знаниями в области математики, физики и химии. Она так же отменно знала историю, начиная от древних до нынешних времен, и свободно изъяснялась на французском. Мне доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие общаться с ней. Контроль над ответами выработался к тому времени на подсознательном уровне и не утомлял.

И все же несколько раз я позволила себе в рассуждениях заглянуть далеко вперед, но Фрида не подала виду и не стала задавать вопросов. Она удивлялась моей образованности, но ни словом, ни жестом не выдавала себя, терпеливо ожидая, когда ко мне вернется память и я поясню, отчего верю в будущее человечества в окружении механических монстров, а не в удалении к природе.

Порой на Фриду накатывала ностальгия, и она начинала вспоминать маленького Фитцджеральда, его проказы, его слезы и обиды, его детские болезни. Я восхищалась этой женщиной, через всю жизнь пронесшую любовь к своему воспитаннику, к приемному сыну, и была уверена, что любовь эта взаимна.

Иногда она говорила о помолвке сэра Фитцджеральда с леди Анной Мортон, и тогда выражение ее лица менялось – я не понимала почему, но избранница сына была ей явно не по душе.

– Безусловно, она хорошая девушка,  – твердила, будто стараясь убедить сама себя, Фрида.  – Она скромна, хорошо воспитана, происходит из очень достойной семьи. Соединить два рода и два дома было давним решением господ Коллинз и Мортон. Будущее детей решилось, когда они были еще совсем маленькими и не догадывались о замыслах родителей. Но, мисс Элен, мой Фитцли – он живой, он веселый, он вечно ищет приключения и любит быть героем, защитником слабых и несправедливо обиженных, он благороден, как истинный рыцарь, он идеальный! Кабальеро! А мисс Анна – не поверите – в ней нет жизни. Да, она красива, подобно фарфоровой статуэтке, она не менее благородна и, полагаю, по-своему любит моего мальчика, но между ними не горит огонь, нет страсти. А мне ли, испанке, не знать, что такое вспыхивающая искра между мужчиной и женщиной?! Они проживут долгую спокойную жизнь, но будет ли она счастливой?

«Огонь и лед. Что я могла ей ответить? Что и через две сотни лет я буду полностью с ней согласна и поддержу ее точку зрения! Что без пламени, согревающего человеческие души, ничто не вечно!»

Мне все сильнее хотелось посмотреть на избранницу хозяина и составить собственное мнение о ней. А если получится, то и понять – какие чувства связывают будущих молодоженов.

Настоящую любовь увидеть, пощупать, даже на подсознательном уровне, легко. Я ощущаю нарастающее в груди тепло, губы растягиваются в глупую улыбку. Неважно, при виде молодой пары, воркующей друг с другом словно голубки, или при виде убеленных сединами старичков, молча взявшихся за руки. В этот момент я стараюсь отвернуться, чтобы не мешать им, не разрушить очарования.

Время шло, и моему невольному желанию познакомиться с леди Анной суждено было сбыться. Оскар Уайльд оказался прав, сказав: «Будьте осторожны со своими желаниями, они имеют привычку исполняться…»

Только он забыл дополнить фразу – «исполняться неожиданно».

Вот в чем фокус!

Через несколько дней после откровения Фриды я заметила изменение в поведении слуг. Они стали суетливы, взволнованны, беспокойно переговаривались друг с другом, метались по углам. С утра до вечера они тщательно убирали каждый сантиметр дома. В воздухе повисло напряжение и неясное ожидание какого-то события. Тайну открыла, как обычно, Розалинда, пришедшая поболтать после завтрака:

– Мы готовимся принять новую наемную прислугу, мисс, а также слуг хозяина из лондонского дома, потому что позавчера утром пришло известие о его возвращении, и не одного, а с целой компанией гостей, в числе которых будет его невеста – Холодная Луна, леди Мортон. Сами ее увидите!

Сначала я почувствовала огромную радость, что увижу хозяина поместья. После рассказов Фриды я была готова взглянуть на сэра Фитцджеральда совершенно другими глазами. Его молчаливость и замкнутость, которые я принимала за надменность и холодность, более не отпугивали. Он был зеркалом Фриды – женщины, посвятившей ему всю свою жизнь; он отражал ее черты характера, которые мне так же поначалу казались неприветливыми и невежливыми, что на самом деле было только защитной оболочкой для тонкой и ранимой души.

Но постепенно радость от ожидания встречи сменилась грустью. С ним прибывает его будущая жена! Желание познакомиться с леди Анной поближе сбывается на глазах! То, что она приедет, было несомненно – слуги только и говорили, что хозяин дал распоряжение подготовить все свободные комнаты для приема гостей. Он устраивает пышный бал в честь своей избранницы, в связи с чем разослал приглашение ближайшим соседям и родственникам семьи Мортон. Я предвкушала интереснейшее зрелище. Присутствовать на балах мне не приходилось. Читать о них в книгах или видеть на киноэкране – одно, а почувствовать вживую – настоящая удача! Пожалуй, не стоило в этот момент вспоминать о выпускном вечере. Спустя пару сотен лет изысканное светское мероприятие превратится в смешное подобие, в фарс.