Литмир - Электронная Библиотека

Рыбаков высадили на траулеры на рейде, чтобы не иметь с ними неприятностей на чужом берегу. Пока новые экипажи на них принимали суда, все члены экипажа пассажирского судна побывали в городе. Затем, опять же на рейде, рыбаки старых экипажей были размещены на «Петропавловске», и судно снялось в рейс. В городе, рядом с которым пять месяцев работали экипажи, рыбакам побывать так и не удалось: власти не любили развращать своих людей чуждыми капиталистическими ценностями.

Неделю спустя судно подошло к островам Фиджи. В небольшом стольном городе Сува было очень тепло, ласково светило солнце, благоухали цветущие тропические растения, в которых утопал город. Улицы города заполнились группами российских моряков. На этот раз их было в четыре раза больше. Рыбаки за пять месяцев каторжного труда получили неимоверные суммы: каждый имел по 320–350 фиджийских доллара, что составляло почти 200 американских! За эти деньги можно было купить не только платье для жены и ползунки для сына, но и еще несколько грампластинок, да еще и на пиво оставалось.

Впрочем, приобретение записей англоязычных песен сурово пресекалось, а ввоз грамзаписей в Россию считалось злостной контрабандой.

Вот эту контрабанду и попросили Мишу Стрельцова надежно спрятать знакомые рыбаки. В пассажирской каюте что-либо спрятать от всевидящего наметанного ока таможни было нереально.

Автор мог бы назвать укромное местечко, куда Стрельцов определил более сотни грампластинок, однако из уважения к работникам таможни, которых каждый нормальный человек любит всей душой, умолчит: жизнь в России еще по всякому может повернуться, но работникам российской таможни ничего не грозит: только в России этой организации предоставлены неограниченные полномочия. Она зверствовала при монархии, о чем можно прочитать у Куприна, совсем озверела при коммунистах, зверствует и поныне. Ни в одном иностранном порту моряков не подвергают подобным унижениям. Стыдно за Россию.

По возвращению в родной порт, Стрельцов ускользнул из-под власти помполита, списавшись с судна по собственной инициативе. Несколько лет он скитался по Дальнему Востоку на различных судах пароходства.

Однажды, во время стоянки во Владивостоке, Стрельцов забрел в ресторан.

– Миша! – к Стрельцову приближался улыбающийся Игорь Маркевич.

Они радостно приветствовали друг друга.

– А я тут один скучаю в пустом ресторане, и вдруг такая встреча! – Говорил Игорь, весело сверкая глазами.

– Ты рано пришел, вечером тут будет не продохнуть. Я очень рад тебя видеть, Игорь, и скучать тебе не дам.

– Да уж постарайся, а пока давай выпьем за встречу.

За разговором время летело незаметно. Они рассказали друг другу об общих знакомых и друзьях.

– Саша Лебедев женился на своей Надежде, уехал в город Пушкин. Я был на его свадьбе с Рекуновым и Ботовым, – сказал Миша. – Рекунов тоже женился, с флота ушел. Где Ботов сейчас, не знаю.

– Ботов работает на плавмастерской, Кочкин на «Слаутном», а Марина так и осталась на «Петропавловске».

– Замуж не вышла?

– Увы, насколько я знаю, нет, не везет девушке, – ответил Игорь.

– Наливай еще, выпьем за их удачную дальнейшую судьбу, потом о себе расскажешь.

– У меня, Миша, дочь родилась, год назад.

– И ты молчал! Как назвали?

Маркевич работал на лесовозе «Зеялес» уже два года. Его жена Аня получила крошечную комнату в девять квадратных метров, в которой и ютилась семья.

– А сейчас подыскиваю работу на берегу, – закончил свой рассказ Игорь. – А теперь давай о себе, и подробно, мы ведь никуда не торопимся.

– Ладно. Не зря говорят, что жизнь полосатая, как матросский тельник, – начал Стрельцов. – Вот в одну из темных полос я и попал. Однажды на восточном побережье во время шторма я набил себе шишку на лбу. Шел по коридору злой на весь свет по этому поводу, навстречу попался стармех. Что-то сказал мне, слово за слово, я нагрубил ему. Он обиделся, стал караулить каждый мой промах, чтобы ткнуть носом. Я на такие вещи чувствительный, мне это быстро надоело, и по приходу в порт я списался с судна. Это был «Иван Тургенев». Спустя четыре дня он ушел в Японию, а я попал в резерв. Целый месяц ходил каждый день отмечаться, наконец, вручают направление на «Вулканолог». Знаешь, наверно это судно. Весь набит аппаратурой, тесно как в консервной банке, но рейс предполагался очень интересный: в район Бермудских островов для научных исследований. Я обрадовался, как щенок болонки. Отработал я на этом судне в общей сложности два дня. Судно принадлежало институту, а экипаж пароходский. Что-то вулканологов не устроило, и они от услуг пароходства отказались.

Я снова в резерве, каждое утро отмечаюсь, как метроном, но однажды задержался и пришел к обеду. Прихожу, а начальник резерва чуть ли не с кулаками: «где ты был? мы тебя по всему городу искали!»

Оказывается, только что инспектор искал меня, чтобы вручить направление на «Алексей Смирнов», который работает в Италии. Кроме меня в резерве не было ни одного судового электрика.

– И что теперь делать?

– А теперь вот тебе направление на «Усть-Большерецк», будешь торчать в ремонте вместо того человека, который сейчас на пути в аэропорт.

Приезжаю на это корыто, а там полная разруха. В каютах переборки выломаны, по коридорам не пройти, в машине черт ногу сломит. И экипажа – никого. Думаю «ну попал». Нашел сонного матроса, спрашиваю:

– И надолго это? Срок окончания ремонта хоть известен?

– Может кто-то и знает, но нам ни черта не говорят.

– А работы хоть какие-то ведутся?

– Да вот сами кое-что ломаем, что скажут, а заводских работяг я здесь еще не видел.

Две недели я там продержался, ничего не сдвинулось, отправился в кадры просить пароход.

Инспектор полистал карточки.

– На «Байкаллес» пойдешь?

– Пойду.

Я прибыл на судно на рейдовом катере, отдал направление второму механику, а он говорит: «А что это они электрика прислали? Мы просили моториста».

– Так вам электрик не нужен?

– Нет.

– Ну, тогда я поехал.

– Куда же ты поехал, если катер уже ушел.

– Подожду следующего.

– А мы уже машину прогрели, вот тебя только и ждали.

– Так я же не нужен.

– Мотористом пойдешь.

– Куда идем то хоть?

– Лес везем на западное побережье.

«Ну, влип, это же месяца на три, да еще и работа нелюбимая», – подумал я. Так и оказалось, проторчали три месяца на побережье, наконец, выгрузились, и пошли во Владивосток. Я запросил замену на переходе. Пришли в порт, выдали нам зарплату, мне прислали замену, а вернуться домой предложили на «Ржеве», в составе экипажа. Иду по порту к этому «Ржеву», смотрю – стоит мой «Усть-Большерецк». Чистенький, покрашенный. Захожу. Оказывается, его поставили на линию Находка – Япония.

Но это еще не все, на второй день возвращаюсь из города, зашел на «Байкаллес», а ревизор еще на трапе: «Зря ты ушел. Завтра мы грузимся лесом и идем в Японию. На линию нас ставят, по крайней мере, до весны. Вот такая цепочка неудач, – закончил свой рассказ Миша.

– Ну что же, как сказал бы Жеванецкий, «но опыт есть», надеюсь, что следующие подарки Фортуны, благодаря этому опыту, ты уже не упустишь. Гм, звучит как тост, тебе не кажется?

– А на «Ржеве» давно? – спросил Игорь, вылавливая что-то в тарелке.

– Уже почти год, и весь год паршивое настроение, хотя пароход хороший и работа интересная, каюта отдельная – я тут старшим электриком. Вот с тобой хоть посмеялся от души.

– А на трубе играешь?

– Иногда беру в руки, только одно расстройство от этого.

– Почему же?

– Ты же знаешь, на ней нужно играть хотя бы пару часов в день, чтобы она звучала.

По дороге в порт они вспоминали свой оркестр, который так их всех сблизил, и сожалели, что он распался.

На «Ржеве» у Стрельцова была любовная связь с буфетчицей Ларисой, которая почти каждую ночь приходила к нему. По приходу в Петропавловск с судна списалась уборщица, и ей на замену прислали девушку, которую Миша хорошо знал. Ее звали Надя, раньше она работала на «Петропавловске». Еще тогда у них была обоюдная симпатия, и встреча на «Ржеве», их обрадовала. Вечером Надя зашла поболтать в его каюту, ее визит затянулся, и в результате ушла она от Миши только утром. Вроде бы никто ничего и не заметил, тем более что Лариса ночевала дома на берегу. Тем не менее, после ужина Лариса устроила Мише скандал. Неведомый доброжелатель зафиксировал время прихода и ухода Надежды с точностью до минуты.

7
{"b":"285002","o":1}