– Я… я – горский еврей?!! – побелел Берия. – Лазарь, ты думаешь, когда говоришь! Я грузин! Слышишь ты, жидовская морда?
– Как не слышать… Но что же я могу поделать, Лаврентий, если ты по всем признакам еврей? И зачем ты отказываешься, право, не понимаю. А как ты похож на еврея, как похож!.. Говорю тебе как еврей еврею, лицом ты – вылитый еврей. А как пенсне тебе идет! Как идет!.. Ну-ка, поворотись-ка, друг Лаврентий. Ну вот, так и думал! Долго не мог понять, кого ты мне напоминаешь? А теперь понял! Единоутробного брата моего покойного папаши, дамского портного дядю Зяму! Ну, поворотись-ка еще раз. Ну что я говорил, чистый дядя Зяма!
– Я убью тебя, Лазарь, – кипя злобой, прошипел Берия, – ей-ей убью!
– Руки коротки, Лаврентий Палыч. Жидовская вы морда!
… Сталин, наконец, закончил телефонный разговор и обратился к присутствующим:
– Звонил Ильич. Интересуется, как у нас идет подготовка к… – он покосился на меня и замолчал. Потом вдруг взорвался: – Вот он так всегда, этот наш «камень на камень, кирпич на кирпич» всеми любимый Владимир Ильич! На все готовенькое! Бродит, как призрак, по Европе, десятилетиями торчит в разных там Германиях и Швейцариях и в ус не дует. А нам тут, извините, в говне копаться… А потом прикатит на паровозе, вскарабкается на броневик и будет всех учить, как надо строить социализм. Будто мы сами не знаем! Будто мы тут сами без него не разберемся!.. Что он знает о России? Что он может знать, сидя в своих вонючих Альпах? Ах, как он далек от народа! Как далек! Сидел бы уж в своей сраной загранице да статейки пописывал. И что ему там неймется?! Не понимаю я его. Живет в благополучной буржуазной стране, живет хорошо… Говорят, пиво пьет, сосиски трескает… Опять же, Европа, культура…
– Там вообще давно все хорошо живут, – вздохнул Вячеслав Михайлович Молотов, многолетний сталинский министр иностранных дел, – и никто ни о каких революциях не помышляет. Зачем?..
– Действительно, зачем? – машинально повторил Сталин и спохватился: – Как это зачем?! У них это одно, а у нас другое… Совсем другое! У нас иначе нельзя… Так что же нам делать с Ильичем?
– А может, его – того?.. – подал голос Берия.
– Что значит – того?.. – не понял Сталин.
– Ну, того… как Троцкого…
– Ты что, с ума сошел?!
– А что тут такого? Очень даже просто. Обычное дело. С живыми всегда одна морока… Одних бумаг… А так тюкнуть его легонько ледорубчиком по маковке, а потом сказать, что, мол, того, зашибли бутылкой в пьяной драке, и дело с концом…
– Похоже, ты там у себя на Лубянке совсем умом тронулся!
– Товарищ Сталин, вы же сами говорили: «Нет человека – нет проблемы».
– Тебе, Лаврентий, дай волю, ты и нас всех на тот свет отправишь! – возмутился Сталин. Потом, подумав, сказал: – Хотя в предложении товарища Берии что-то есть. Что-то заманчивое! Скажу больше, оно заслуживает самого пристального внимания. Мы к этому вопросу еще вернемся и непременно его рассмотрим. Но не сейчас. Потом как-нибудь, позже. А в настоящее время нам дорог каждый человек. Каждая боевая единица на счету. Все пойдет в дело, все сгодится. А Ильич будет нашим революционным коммунистическим знаменем… А тебе Лаврентий надо бережней обращаться с кадрами…
– Он на евреев нападает, товарищ Сталин, – наябедничал Каганович, – а еврей – это звучит гордо, как сказал бы Максим Горький, если бы Лаврентий его не того…
– Значит, это ты, гнида, прикончил великого пролетарского писателя?! – изумился Хрущев.
– Нет, это он сам, – с сожалением сказал Берия, – товарищ Сталин запретил, помните, Иосиф Виссарионович? Вы еще тогда сказали, что он и так загнется, легкие у него, мол, ни к черту – курит много… А за гниду ты мне, Никита, ответишь!
– Да он это, он! Он и убил, кто, как не он! – одновременно заговорили почти все члены совещания. – Житья от него не стало, по ночам не спим. Все ждем, когда «воронок» приедет…
– У кого чистая совесть, тот спит спокойно… – проворчал Берия.
– Уснешь тут… Тебя, Лаврентий, когда ты в раж войдешь, и не остановишь, правильно товарищ Сталин сказал, дай тебе волю, ты бы нас всех перестрелял…
– Ну, всех не всех, а… – и Берия мечтательно уставился на Хрущева.
– Товарищи, – предложил Никита Сергеевич, – а что, если его самого, Лаврушу нашего, того?.. Ну-ну, Лаврентий, я же пошутил, ты ведь меня знаешь, я большой шутник…
– Не шутник ты, – со злостью сказал Лаврентий Павлович, – не шутник ты, Никита, а шут. И шут опасный…
– А может, Лаврентий, тебя, правда, того?.. – спросил Сталин, всматриваясь в глаза Берии.
– Товарищ Сталин! Я не пощажу… – зеленея лицом, приподнялся со своего места Берия.
– Это точно! Уж он-то никого не пощадит! – раздались голоса.
– Не пощажу жизни своей в борьбе с контрреволюцией! – преданно глядя на Сталина, сказал Лаврентий Павлович.
– Вот и Ильич советует мне тебя заменить – говорит, не подходишь ты для работы в органах – слишком мягок. А здесь требуется железная рука. Говорит, хорошо бы материализовать и воскресить Дзержинского.
– Час от часу не легче! – застонали те же голоса. – Мало нам одного Лаврентия, так еще и этого душегуба на нашу шею!..
– Нет, нет, Ильич правильно мыслит, реанимируем бескомпромиссного рыцаря революции, нашего железного Феликса… – с воодушевлением продолжал Сталин.
– Где же мы столько железа возьмем, товарищ Сталин? – взмолились все разом.
– Ну, все! Довольно! Поболтали, и будет! – оборвал всех Сталин, – я пригласил вас, господа-товарищи, чтобы сообщить, что объявляю поверку. Нам необходимо произвести предварительный смотр. Итак, начнем. Где товарищ Буденный?
– Он направлен в степи Калмыкии… – начал Берия.
– Кем направлен, – поморщился Сталин, – зачем направлен?
– Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный направлен в степи Калмыкии на заготовку конины, товарищ Сталин, – степенно сказал Каганович и пояснил: – стране не хватает мяса.
Сталин в ужасе посмотрел на Кагановича:
– Разве конина – мясо?! Кто ж ее жрать-то будет, вы что, тут все с ума посходили? И потом, продуктовыми заготовками у нас всегда занимался товарищ Микоян. Кстати, где он, почему я его не вижу?
Низкорослый, щупленький Микоян, протиснувшись между многопудовыми Кагановичем и Берией, бодро заявил о себе, выкрикнув:
