- Сегодня дивизия сбила тридцать один самолет противника, подбила десять, - сообщил он. Чуть опустив крутую лобастую голову, добавил негромко: - Своих потеряла пять летчиков и десять самолетов... Завтра с рассветом - в воздух. Вопросы?

Все молчали. Вопросов не было.

- Первая эскадрилья готова в бой? - вскинул голову командир.

- Готова!

- Вторая?

- Так точно!

- Третья?

- Да.

Ответы были такими же, как и вчера. Суровое лицо подполковника тронула едва приметная улыбка.

- Добро, соколы, добро. Пойдемте поужинаем.

Мы направились к выходу, уступая дорогу командиру. Неожиданно зазвонил телефон. Мельников взял трубку:

- Да! Какая новость? Ну-у?! Спасибо. Передам... Обмыть? Найдется чем...

Мы слушали разговор Евгения Петровича. Его лицо заметно повеселело. Чему это он радуется? Долго ожидать не пришлось. Положив трубку, он сказал:

- Ну, Чубчик, - это относилось ко мне (ребята иногда называли меня так), поздравляю! Командир дивизии только что передал: тебе присвоено звание лейтенанта. Приказ получим на днях.

Меня начали поздравлять - тормошить, пинать кулачищами, теребить за. уши и волосы.

- Имениннику! - поддал в бок Иван Федорович Балюк.

- С очередным! - хлопнул по спине Петр Денисович Ганзеев.

- Ну будет, будет вам, - хохотал Евгений Петрович. - Парень и так едва на ногах стоит. Пошли в столовую, выпьем за нового лейтенанта.

За столами уже сидели летчики. Весть о присвоении мне очередного звания каким-то образом дошла и до них.

- Товарищи бойцы и бойцысы! - вскочил Генка Шерстнев, поднимая консервную банку, наполовину наполненную водкой. Все засмеялись. Шерстнев всегда называл девушек бойцысами. - Я поднимаю тост за гвардии лейтенанта - Якова Даниловича. Чует мое сердце - быть ему когда-нибудь гвардии полковником...

- Вот трепло, - перебил его Саша Денисов.

- Почему трепло? - не унимался Геннадий. - Остается каких-нибудь пять очередных званий. Чепуха!

В столовой раздался дружный смех. Иван Федорович Балюк бросил в мою кружку две маленькие звездочки:

- Пей, Яша. Так положено но доброй офицерской традиции.

Мы чокнулись, выпили.

Подполковник Верещагин о чем-то пошептался с Мельниковым и, достав из кармана новенькие погоны, подал их мне.

- Кстати о погонах. Знаете ли, друзья, когда они появились в русской армии?

- А как же, - выскочил Сашка Денисов, - шестого января сорок третьего года.

- Так это же не в русской, а в Советской Армии, - улыбнулся Верещагин. Впервые в России погоны были введены в тысяча семьсот тридцать втором году.

Денисов чуть присвистнул.

- Да, - продолжал начальник штаба. - А носились они сначала на одном плече - на левом, и только с тысяча восемьсот второго года - на обоих плечах мундира. Так-то, товарищ Денисов.

- Ты уж им заодно расскажи и об офицерском звании. А то ведь опять тот же Денисов скажет, что введено это звание в январе сорок третьего, - постукивая корочкой хлеба, сказал подполковник Мельников.

- Что ж, можно, - согласился Антон Васильевич. Это было интересно для всех нас, молодых офицеров, не очень-то хорошо знавших историю чинов, орденов, погон и прочих регалий.

- Офицерами стали именоваться войсковые командиры с возникновения постоянных армий, - начал рассказ начальник штаба. - Как правило, офицерские должности занимали лица, имевшие офицерские патенты, которые в некоторых западно-европейских армиях продавались и покупались.

- Ого! - удивился кто-то. - Там можно было сразу стать полковником.

- А присваивались офицерские звания, - продолжал Верещагин, преимущественно лицам дворянского происхождения.

- Значит, Яшка теперь дворянин! - вставил Денисов.

- Не мешай, - шикнул на него Шерстнев.

- В русской армии офицерские звания были введены в тысяча шестьсот восьмидесятом году, в стрелецких полках. Ну а до совершенства это дело довел Петр Первый. Чин поручика введен в тысяча семьсот тринадцатом году, майора восемь лет спустя, а еще через семь лет - подполковника. Несколько позже была разработана табель о рангах.

- Ты и. в самом деле целый доклад закатил. Зна-то-ок! - одобрительно прогудел командир полка. - Что ж, это полезно. Ну, товарищи офицеры, засиделись мы. Пора и честь знать.

Из столовой вывалили шумной, веселой толпой.

И на второй, и на третий, и на восьмой день стонала земля курская и орловская от великого ратного напряжения. Немецко-фашистское командование бросало в ревущее пекло все новые и новые войска - живую силу и технику, но какого-либо значительного успеха добиться не смогло. В восьмидневных непрерывных боях войска Центрального фронта измотали врага и остановили его натиск. Противник перешел к обороне.

Командир дивизии генерал-майор А. В. Утин собрал летный состав своих полков и зачитал обращение Военного совета 13-й армии Центрального фронта к летчикам нашей воздушной армии. В нем говорилось:

Бомбардировщики и штурмовики своими ударами наносили противнику чувствительные потери в живой силе и боевой технике, расстраивали его боевые порядки, содействовали нашим контратакам, сдерживали наступление немцев. Истребители, прикрывая боевые порядки, противодействовали бомбардировщикам врага, заставляли их сбрасывать бомбы вне цели. Военный совет 13-й армии просит передать летному составу горячую благодарность наших наземных войск за активную поддержку с воздуха в отпоре врагу{6}.

Мы гордились, что наша воздушная армия эффективно поддерживала войска Центрального фронта. Только 6 июля по наступающей группировке врага был совершен массированный удар силами 143 бомбардировщиков и штурмовиков, которые успешно применяли противотанковые осколочные и фугасные бомбы. Впервые примененные противотанковые бомбы с большим эффектом прожигали броню танков. Было сожжено более 10 танков и уничтожено много живой силы врага. В этот день летчики-истребители 16-й воздушной армии провели 92 воздушных боя, в которых уничтожили 113 самолетов врага{7}.

Обращение Военного совета 13-й армии взволновало нас. Каждому хотелось еще больше летать и бить, бить врага беспощадно, до полного его уничтожения.

На южном фасе Курского выступа сражение началось на сутки раньше, чем на северном. Там тоже на земле я в воздухе с ожесточенной яростью сталкивались стальные армады. Нас особенно интересовали действия собратьев по оружию летчиков. Оказывается, в первый же день наши истребители сбили в воздушных боях 173 вражеских самолета. Бомбардировщики и штурмовики успешно наносили бомбовые и штурмовые удары по фашистским танкам и мотопехоте.

С первого же дня битва на подступах к Обояни приобрела характер грандиозного танкового сражения. Немцы ставили на карту все и не считались ни с какими потерями: в случае успешного прорыва линии советской обороны и овладения Курском любые жертвы будут оправданны. В этих условиях нашей авиации придавалось особое значение. Пехотинцы, танкисты и артиллеристы ежечасно просили авиационное командование: Дайте самолетов! И самолеты шли эшелон за эшелоном с раннего утра и до позднего вечера.

Рядом с нами в составе Воронежского фронта воевали авиаторы 2-й воздушной армии. В воздушных боях 6 июля они уничтожили 114 самолетов противника.

О том, как они дрались с врагом, мы знали на примере героического подвига гвардии старшего лейтенанта А. К. Горовца. Встретив в районе Белгорода группу фашистских самолетов, состоявшую из двадцати бомбардировщиков Ю-87, Александр смело вступил в неравный бой. Направляясь к переднему краю, гитлеровцы шли плотным строем. Сомнений не было: они собирались бомбить наши позиции. Горовец бесстрашно врезался в самую гущу самолетов противника. Гитлеровцы растерялись от неожиданности. Молниеносные атаки Александра следовали одна за другой. И каждая атака - сбитый юнкерс. Горовец уничтожил в этом беспримерном в истории бою девять фашистских самолетов. Остальные, не сбросив бомбы, поспешно обратились в бегство.