– Как вкусно пахнет! – Она смешно, по-девчоночьи втянула носом воздух. – Что-то итальянское?

– Лазанья.

– Ух ты! – Лицо ее осветилось улыбкой. – Впечатляет!

Шон невольно улыбнулся в ответ.

– Вы обо мне слишком высокого мнения. Лазанью приготовила моя мать. Мне осталось только выложить ее на сковородку и разогреть согласно инструкции.

– У вас очень заботливая мать.

– Боится, что без ее забот я умру голодной смертью. И, возможно, она права.

– Похоже, вы сейчас, переживаете не лучшие времена, – тихо заметила Лия.

Шон метнул на нее быстрый взгляд, и девушка смутилась.

– Трудно поверить, что вы не умеете готовить. Вы выглядите таким… таким самодостаточным.

Он был изумлен ее проницательностью и, должно быть, от потрясения ответил искренне:

– Бывали дни, когда я не находил в себе сил одеваться и умываться, не то что готовить еду.

Фиалковые глаза ее заволоклись состраданием, и Шон понял, что сказал лишнее. Еще не хватало открывать ей душу! Нет, нужно срочно перевести разговор в безопасное русло.

– Так что теперь мне готовит мама. Вон там… – он указал на холодильник в дальнем конце кухни, – припасов столько, что можно накормить целый батальон!

К его облегчению, она продолжила в том же духе:

– В такую погоду только и остается, что есть до отвала. А снег все идет?

– Еще как! Машину уже почти замело. Хорошо еще, что мы успели добраться до дома.

– А как мне повезло, что вы проезжали мимо! – вздрогнув, заметила Лия. – Спасибо, что не оставили меня в беде.

– Ну, не мог же я вас там бросить… – проворчал Шон.

С каждой минутой ему становилось все труднее поддерживать беседу. Чем вежливее становились их реплики, чем сердечнее они улыбались друг другу, тем сильнее бушевал у него в груди опустошающий пожар.

Каждая клеточка его тела остро ощущала присутствие девушки. Голос ее звучал словно пение флейты; и Шон готов был слушать его всю ночь. Пальцы ныли от желания прикоснуться к ее белоснежным плечам, скользнуть в пушистые волосы. Он погибал от неутоленного желания, а она, казалось, ничего не замечала.

В этом-то все и дело, черт возьми! Как она спокойна, как холодна! Хоть бы вздрогнула или отвела глаза, хоть бы показала – взглядом ли, жестом, дрожью в голосе, – что тоже томится по его ласкам!

– Все равно я благодарна вам за помощь.

– Да, право, не за что.

Он рассеянно потер ладонью ноющий шрам.

Лия проследила за его движением.

– Я, кажется, понимаю, почему вам было так плохо, – тихо сказала она, а затем перевела разговор на другое:

– Послушайте, давайте я чем-нибудь помогу.

– Если хотите, можете налить выпивку. Вон там, в буфете. Мне – вина, вам – на ваше усмотрение.

– Мне того же, что и вам.

Лия достала из буфета бутылку и пару бокалов. Шон следил за ней напряженным взглядом. Зачем она старается вызвать его на откровенность? Снова игра? Или…

– Вы правы. После аварии я впал в уныние. Я был разочарован, и все стало мне безразлично.

Шон не мог поверить, что произнес эти слова! До сих пор он не откровенничал на эту тему ни с кем, даже с братом…

– Разочарованы? Странно… – Она протянула ему бокал. – Я бы поняла, если бы вы сказали «я был в отчаянии» или «впал в депрессию», но «разочарован»…

– Если бы вы знали всю историю целиком… – проворчал Шон.

Черт бы побрал его длинный язык! Теперь она скажет: «Так расскажите мне эту историю!». А он не рассказывал ее никому.

Но Лия не стала цепляться к случайно вырвавшемуся слову. Она нахмурилась, озабоченно вглядываясь в лицо Шона.

– Когда это случилось? Шрам выглядит совсем свежим.

– Еще бы! – горько скривился он. – Я вышел из больницы два месяца назад. Провел там две недели.

– Тогда понятно.

Кивнув, она отвела взгляд от его изуродованного лица.

– Так вы будете пить или нет?

Шон протянул руку, пальцы их соприкоснулись, и Лия поспешно отдернула руку.

– Думаю, со временем он станет менее заметен.

– Менее ужасен, вы хотели сказать? – рявкнул Шон, разозленный не столько ее словами, сколько реакцией на его прикосновение. – Не хочется вас разочаровывать, дорогая, но я никогда больше не буду похож на инспектора Каллендера! А на «Божий дар для женщин» – тем более!

– Я совсем не это хотела сказать! – воскликнула Лия. – Впрочем, следовало догадаться, как вы истолкуете мои слова. Ведь лицо – ваше главное достояние, не так ли? Как, должно быть, ужасает вас перспектива выбыть из обоймы телевизионных красавчиков! Страшно подумать – вас больше не назовут секс-идолом! В самом деле, есть от чего прийти в отчаяние и спрятаться от всех в этом уединенном местечке!

Шон судорожно сжал в руке бокал – еще немного, и хрупкое стекло лопнет. Ему казалось, что устами Лии говорит ненавистная Марни.

– Я, кажется, просил вас не путать меня с моими экранными персонажами, – ответил он ледяным голосом. – И, к вашему сведению, я ни от кого не прячусь. Еще до аварии я решил взять двухмесячный отпуск, чтобы как следует отдохнуть перед новыми съемками.

С этими словами он повернулся, чтобы поставить еду в духовку.

– Минут через сорок будет готово. Теперь, если не возражаете, я приму душ и…

Он обернулся – и слова застыли у него на языке. Пока он говорил, Лия встала и подошла к огромному дубовому шкафу, занимающему почти всю стену. Что-то на открытой полке привлекло ее внимание, и Шон догадался, что именно.

«Идиот проклятый! – мысленно выругал он себя. – Ну что стоило убрать эту фотографию?»

Лия взяла фотопортрет в рамке, повернула его к свету, чтобы рассмотреть получше. Шон молча следил за ее движениями. Он слишком хорошо знал, что она там увидит.

Фотография сделана прошлым летом. Пит стоит под цветущей яблоней: светлые волосы взъерошены ветром, лицо сияет счастливой улыбкой. Шону ничего не оставалось, как ждать, что будет дальше.

Несколько секунд она рассматривала фотографию. На лице ее вспыхнула и пропала слабая улыбка – словно в ответ на улыбку незадачливого жениха. Но вот она повернулась к Шону, и тот замер в предчувствии неизбежного.

Он догадывался, что она сейчас скажет. Знал это так точно, словно уже слышал эти слова. Вот почему оказался совершенно не готов к тому, что сказала Лия на самом деле.

– Симпатичный парень, – спокойно заметила она. – Кто это?

Обычный вопрос из любознательности, не более. Что же сотворили с Шоном эти два коротких слова? Судя по его лицу, можно было подумать, что Лия изрекла ему смертный приговор!

Он побледнел – Лия не могла понять, от гнева или от ужаса. Кожа на скулах натянулась, и багровый шрам резко обозначился на белой щеке. Синие глаза вспыхнули холодным пламенем.

– Кто это? – повторил Шон, словно не веря своим ушам. – Что за вопрос?!

– Самый обыкновенный вопрос, – недоумевая, ответила Лия. – Мне просто стало интересно… О, простите! Понимаю, вы не хотите, чтобы я лезла в вашу личную жизнь…

Быстрый, опасливый взгляд ему в лицо – и Лия сообразила, что ее догадка неверна.

– Какого черта вы спрашиваете о том, что и так прекрасно знаете?!

– Но откуда мне знать?

У Лии голова шла кругом. Должно быть, не стоило пить: бокал вина в сочетании с усталостью и пережитым потрясением подействовал на нее не лучшим образом. А может быть, от близости Шона она потеряла способность ясно соображать и не понимает, чего он от нее хочет?

– Если бы знала, не стала бы спрашивать! – Снова взглянув на фотографию, она заметила в лице незнакомого юноши некоторое сходство с Шоном. – Это… ваш брат?

Шон мрачно кивнул, скривив рот в ухмылке.

– Будете утверждать, что угадали случайно?

– А как же иначе, если я никогда прежде его не видела? Впрочем, отгадать нетрудно. Волосы у него светлые, но лицом он очень похож на вас: тот же рот, те же глаза…

Впрочем, сейчас сходство казалось чисто внешним. Младший из братьев широко, заразительно улыбался – старший зло сжимал губы. Синие глаза младшего сияли смехом и весельем – взгляд Шона был холоден как лед.