Во времена предшествующие Кальмарской унии, на территории скандинавских государств появилось огромное множество рыцарей из северо-германских княжеств, которые готовы были продать свой меч тому, кто больше заплатит — датчанам, шведам или ганзейским купцам. Кроме того, у каждого короля или крупного феодала, (а король также являлся таковым, поскольку клановость и семейственность была очень сильна, и король выражал прежде всего интересы своего клана), имелись и свои вооруженные отряды. Они могли объединяться в общее войско и сражаться вместе против, к примеру, датчан, или враждовать между собой. Вместе с тем, немецкие рыцари, прибывшие в Скандинавию, ассимилировались с местным дворянством, отстраивали замки и обживались на новых землях. Особенно этот процесс активизировался в годы правления в Швеции Альбрехта Мекленбургского, Эрика Померанского, Кристофера Баварского, Кристиана Ольденбургского[302]. Сами за себя говорят их титулы германских княжеств, откуда они были родом. Тогда же в Швеции и возникают новые кланы — Тоттов, Горнов, Флемингов, Крейцов и других. Их отряды наводнили страну, подчиняясь лишь своим командирам, их обеспечение ложилось непосильной ношей на крестьян. От этих вооруженных шаек нужно было избавляться.
В войне Швеции и России 1495–1497 гг. из 1400 рыцарей, принявших участие в первом походе, 500 были немцы. Сбор войска проходил крайне медленно. В результате Выборг, как "щит Финляндии" остался без внешней помощи, и вся надежда возлагалась на саму крепость, которая выстояла лишь благодаря умелым действиям гарнизона. Успешная оборона крепости могла иметь стратегическое значение, повлиять на весь ход кампании, предоставляла возможность нанесения контрударов. Однако, неудачная переправа шведов через Ботнический залив сыграла свою роль и более 400 рыцарей просто покинули войско, а отступление русских от Выборга вместо развития успеха вызвало "бурное ликование" и празднования в стане Стена Стуре, как отмечает Рифмованная хроника[303]. Скованность русских войск осадой не была использована шведским командованием.
Последующий поход русских через всю Финляндию не был, не предвиден, ни своевременно обнаружен — русские брали город за городом, а шведы не могли оказать им достойного сопротивления. Перехватить русских и навязать им сражение не удалось. Точно такая же ситуация повторилась и на северном направлении — вторжение русских снова было неожиданностью для шведов — они не успели (не сумели) дать отпор[304].
И хотя эти недостатки были слегка компенсированы блестящим контрударом по Ивангороду, но попытки Стена Стуре закрепить и развить этот успех, организовав новый поход, потерпели неудачу. Войско просто разбежалось, видимо посчитав, что добычи взятой в Ивангороде достаточно, или наоборот, что подобная военная операция не принесет особых барышей, потому что целью любой войны средневековья, точнее тех отрядов, которые принимали участие в походах, были нажива и грабеж. От подобного способа комплектования войска необходимо было отказаться.
Долгая двадцатипятилетняя война с Россией подтвердила правильность избранной Густавом Ваза системы поместного рекрутирования или вербовки солдат. Вечно нуждавшийся в деньгах, король был не в состоянии содержать огромные полчища наемников, как это практиковалось в Европе, поэтому он определил, что в случае необходимости, все мужчины, годные к службе, в возрасте от 15 до 50 лет, должны прибывать на призывной пункт своей области, где по жребию они попадали в армию. Как правило, забирали каждого десятого, и служить уходили пожизненно.
Чем дальше от дома шла война, тем меньше крестьян выражало желание попасть под жеребьевку, а значит и в армию. Попытаться избежать попадания в рекруты, было практически невозможно, намного проще было дать взятку судебному приставу или офицеру-вербовщику. Зато абсолютно законным было то, что девять мужчин складывались и нанимали десятого идти на войну вместо них. Зажиточный хозяин, способный экипировать и передать в армию хорошую верховую лошадь мог рассчитывать на то, что его земельный надел будет освобожден от податей, а сам он, а в дальнейшем и члены его семьи, освобождались от воинской повинности.
В промежутки между войнами часть пехотинцев, что не была задействована для гарнизонной службы в крепостях, разбредалась по всей стране, устраиваясь на постой в крестьянские хозяйства или в дома бюргеров. Вряд ли хозяева этих домов смотрели на солдат, особенно из числа иностранных наемников, которые также набирались на службу в добавок к рекрутам, как на желанных гостей.
Поколение "Долгого лихолетья" — так называли в Швеции и Финляндии ту войну с Россией, в своей юности еще могли припомнить несколько мирных лет. Но последующие поколения уже настолько привыкли к непрерывности военных действий, что воспринимали войну, как нечто обыденное. Но бесцеремонное поведение солдат, расквартированных в деревнях, а также непрекращающиеся наборы новых рекрутов вызывали проклятья крестьян и грозили всеобщим взрывом, что и привело в Финляндии к восстанию осенью 1596 года[305].
В Швеции дела обстояли спокойнее, однако и в метрополии тяготы войны ложились на плечи крестьян, составлявших 95 % населения страны[306]. Основные реформы армии произойдут намного позднее, в следующем веке — при Густаве II Адольфе и Карле XI. Пока что в Швеции сохранялся тот же принцип комплектования войск, что и был: конница — за счет дворян, это являлось их прямой обязанностью, частично за счет богатых крестьян, таким образом освобождавших себя от податей, пехота — из крестьян, нанимавших кого-то служить за себя, и наемников.
Причем почти полностью пришла в упадок служба дворян в коннице. Карл IX несколько приостановил этот процесс, но и он не мог ничего сделать против всевозраставшего отвращения дворянства к личной службе в рядах королевского войска. Ему пришлось идти даже на то, что дать все дворянские привилегии лицам, недворянского происхождения, несшим конную службу.
По прежнему вынуждены были держать наемников. Так в царствование Эрика XIV в Швеции было 6 шотландских пеших знамен[307] (полков) и 2 конных. Юхан III добавил к ним еще одно знамя (полк) английских всадников. Карл IX содержал нидерландскую конницу и один французский полк.
Вместе с тем, шведы, будучи ближе связаны с европейскими странами нежели Россия, быстрее перенимали все особенности тактических боевых порядков, применяемых там. Из наиболее подходящих на их взгляд была тактика, авторство которой приписывают принцу Морицу Нассаускому или Оранскому[308]. В Европе это была первая регулярная армия, тактической единицей которой был полуполк — 250 мушкетеров и 250 пикинеров. По центру строились пикинеры — 10 шеренг по 25 рядов, по флангам вставали мушкетеры, по три прямоугольных коробки в 10 шеренг и 4 ряда каждая. Общее построение армии было в три линии — каждая линия шесть тактических единиц. В основе такого построения был заложен принцип сильной взаимной поддержки отдельных тактических единиц[309]. Маневр на поле боя становился одним из главных условий тактического успеха. Одновременно, разукрупнение больших пехотных масс приводило к уменьшению потерь от артиллерийского огня. В тоже время уходило в прошлое, когда кавалерия безраздельно царствовала на поле боя и являлась главной и решающей силой в сражения. На первый план выдвигалась пехота с ее огнестрельным оружием и артиллерия. Огонь пехоты, ее маневренность, наряду с наличием пик и копий, позволяли спокойно отражать атаки тяжелой кавалерии.
