— Но это же невообразимо! — Ее негромкий, нежный голосок прозвучал по тихой улице, как музыка.

«Тоже из себя что-то корчит, — возмутился Иган. — „Неваабазимо“. Ее интеллигентный вид также казался ему дерзостью. „Неваабазимо! Неваабазимо!“ — кипел он. — „Ваабазите, как Неваабазимо, эх, ты, воображала!“

Враждебность Игана к Делиле не была врожденной. Если на то пошло, он даже любил кофейный цвет кожи. Тем не менее эта враждебность, из-за сложного комплекса чувств, воспитанных в нем обществом, в котором он работал, стала почти инстинктивной и никогда не вызывала в нем никаких сомнений.

Подъехал автобус, и он записал в своей книжке: «Особа женского пола, низенькая, толстая, в сопровождении негритянки высокого роста, цвета мокко, ваабазите!» Водитель автобуса выпрямился. Кондуктор застыл на подножке. Иган вычеркнул «ваабазите», написал «шлюха» и ухмыльнулся.

Когда Иган поднял голову, то увидел в нескольких шагах от подозрительного дома Бауера, таращившего на него глаза. Бауер словно окаменел. Иган не успел составить о нем мнения. Едва он взглянул на него, как позади себя услышал быстро приближающиеся шаги, и обернулся. Низенькая, тучная, совсем черная негритянка мчалась к нему со всех ног.

— Вы автобусная компания, мистер? — спросила она еще на ходу. — Правда?

Иган чуть не расхохотался. До чего она боялась его упустить. Она остановилась перед ним, и ему показалось, что сразу стало тихо, словно ветер улегся.

— Да, мэм, — ответил Иган, — не сомневайтесь. Вам, что, желательно купить автобус?

— Ничего нет смешного. — Она тряхнула головой. Глаза ее так налились кровью, что их трудно было отличить от кожи. — Я имею важную жалобу, и нечего тут смеяться.

Иган уголком глаза заметил, что Бауер все еще стоит на прежнем месте и напряженно прислушивается к разговору.

— Я вовсе не смеюсь, — сказал он.

— Мои деньги не хуже других. Мои деньги такого же цвета, как ваши.

— Совершенно справедливо, мэм. Вы на это и жалуетесь?

— Если вы автобусная компания, зачем вы со мной так говорите, смеетесь и нахальничаете? Я ничего такого не сделала, чтобы надо мной смеяться только потому, что вы очень белый.

Бауер нерешительно приближался к ним.

— Я не смеюсь, сестричка, — сказал Иган. — Я бы рад выслушать вашу претензию, но пока от вас ничего не слышу. В чем дело? Я вас слушаю. У нас так заведено: прислушиваться к жалобам, а потом исправлять все, что плохо.

Женщина вдруг оробела.

— У меня болят ноги, — сказала она. — Я всегда езжу на автобусе. Даже когда пройти всего два шага, плачу десять центов. Я хорошая пассажирка автобуса.

Бауер подошел вплотную. Вобрав голову в плечи, скосив глаза и дрожа всем телом, он напряженно прислушивался.

— Что вам нужно? — спросил его Иган.

— Вы от автобусной компании? — Бауер говорил тонким, срывающимся голосом.

— Именно, — отрезал Иган. — Что вам нужно?

— Кому… мне? — Лицо Бауера задергалось от резкого окрика Игана. — Мне? Я тоже пользуюсь автобусом каждый день, два раза в день, а обслуживание… Вот об этом я и хотел вам сказать.

— Станьте в очередь. Вот за этой дамой, она пришла первая. Скажете после нее. — Иган повернулся к женщине с любезной улыбкой.

— Я живу тут рядом, за углом, — начала она. — Вон где я живу, — и она показала пальцем. — Когда я уезжаю из дому, мне неважно, где остановка. Тут под гору. Я и под гору не могу ходить, как все, но все-таки это не то, что в гору. Но когда я еду обратно, мне почти всю дорогу до дому нужно идти в гору, а я не могу, у меня ноги болят. Разве это справедливо, мистер, я плачу десять центов, еду всего два квартала, а потом должна идти целый квартал пешком, да еще в гору. Это несправедливо.

Иган смотрел на нее с сочувствием. Этой негритянки ему бояться нечего, это не то, что Делила. Эта необразованная. Она не пыталась сбросить с себя бремя белого человека, она позволила ему раздавить себя.

— Видите, где автобус останавливается, когда едет назад, вон на том углу. — Она показала пальцем под гору, и Иган с Бауером посмотрели в ту сторону. — Видите? Я должна пройти целый квартал вверх. А мои ноги? А если я проеду дальше, остановка вон там, на горе. — Она снова показала пальцем, и снова мужчины посмотрели в ту сторону. — Тогда мне идти под гору, но это почти два квартала, а я не могу так далеко ходить, у меня ноги болят.

— Как я вас понимаю, мэм, — сказал Иган, — вы хотите, чтобы мы перенесли остановку?

— Ну, да. Я говорила водителю, почему он не может остановиться на этом углу, а не на том, чтобы мне с моими ногами не ходить в гору. Я говорила ему, у меня ноги болят, мне и стоять-то трудно, не то что ходить. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? Знаете? «Струкция» — говорит. Только и всего. Тогда я ему говорю — почему он не может остановить и тут и там? Пусть делает остановку, как всегда, а потом на углу, где я живу. Знаете, что он мне ответил, ваш водитель? «Струкция». — Она взглянула на Игана и сердито замотала головой, — «Струкция», говорит, нельзя останавливаться, где нет остановки. Какое он имеет право так говорить? Только потому, что я чернее его?

— Вы напрасно так думаете, мэм, — сказал Иган. Он знал, что если бы больная была белая женщина, водитель наверняка бы остановил автобус у ее дома. — Есть инструкции, которым он должен следовать, а иначе его уволят. Существует Управление коммунальных услуг. Оно указывает, где надо останавливаться, а где нет. Все тщательно продумано по всей линии для общего удобства, даже для тех, кто не пользуется автобусом. Словом, с учетом всего движения. Поверьте, мэм, вам куда легче переменить квартиру, чем передвинуть автобусную остановку.

— Нам нельзя переезжать. Дом принадлежит хозяину, где муж работает. Хозяин рассердится, если мы съедем с квартиры. Неужто вам так трудно снять дощечку «Остановка автобуса» и повесить ее тут? Уж если так трудно, муж сам сделает, когда придет с работы, а вы будете только сидеть и смотреть.

— Вы думаете, что все дело в дощечке? — Иган рассмеялся. — Управление коммунальных услуг…

— Мои деньги такого же цвета, как ваши. Я хорошая пассажирка. Всегда езжу на автобусе, пусть даже ходу всего два квартала, и всегда плачу свои десять центов.

— Знаете, что мы сделаем? — сказал Иган. — Я для вас, так и быть, постараюсь, раз вы такая хорошая пассажирка. Я все сделаю, что смогу, но обещать не обещаю. Вы дайте мне ваш адрес и фамилию, и я поставлю вопрос перед Управлением коммунальных услуг, а они уже вас известят, что можно будет сделать.

Он записал ее адрес и фамилию в книжку и повернулся к Бауеру.

— Ну, а теперь чем я вам могу быть полезен? — спросил он.

— А, черт! — Бауер с ожесточением махнул рукой. — Что к вам обращайся, что в муниципалитет, говори, не говори, все равно толку от крупных компаний не добьешься!

— Вы так думаете?

— Не думаю, а уверен.

— Ишь ты, молодой, а как разговаривает. — Иган с удивлением заметил, что Бауер действительно молод. Ему, вероятно, было не больше тридцати лет. Но на первый взгляд он казался намного старше.

— А-а, черт! — Бауер снова махнул рукой. — Все это ни к чему, — сказал он, быстро зашагал прочь и вошел в дом, где помещался банк.

— Он верно говорит, — сказала женщина. — Верно, верно. — Покачивая головой и что-то бормоча себе под нос, она медленно пошла к своему дому.

За следующие полчаса в дом, где помещался банк, вошло несколько человек, но насчет этих Иган уже не был так уверен. Он не сомневался лишь в тех преступниках, которые появлялись с воровским инструментом под мышкой. Джуса изобличил термос. Кубинцы принесли завтрак в кожаном чемоданчике, в котором когда-то носили ноты; их Иган тоже взял на заметку, как подозрительных.

К дому подкатила большая зеленая машина Лео. Эдгар с почтовой сумкой в руке выскочил из нее и быстро скрылся в подъезде. Иган понял, что служащих банка больше ждать нечего. В сумке, несомненно, были лотерейные билеты за весь день. Он посмотрел на часы. Два часа сорок минут. Для успешного налета небесполезно знать, когда лотерейщиков можно застать с поличным.