Лео повалился на стул. Он так тяжело упал на сидение, что голова его мотнулась назад. На изжелта-бледном лице начали проступать красные пятна. Одна рука беспомощно поднялась к груди и тотчас же беспомощно повисла. Казалось, он пытается что-то сказать: рот его открылся, и на шее медленно задвигался кадык, но он не произнес ни слова. Он не издал ни звука, слышно было только его дыхание. Он дышал носом, медленно, тяжело сопя.

— Ты пойдешь с нами, папаша, — оказал розовощекий. — Ну-ка, подымайся.

Лео сидел тихо, привалившись боком к стулу. Глаза его закрылись, потом медленно открылись и закрылись снова. Губы не шевелились, но кадык продолжал двигаться; казалось, Лео старается что-то проглотить.

— Вставай! — сказал розовощекий. — Пошевеливайся!

Официант прирос к полу между кухонной дверью и людьми с обрезами. В одной руке он держал тарелку с супом, в другой — мокрую засаленную салфетку. Один из посетителей выскочил из-за столика и так крепко прижался к стене, словно хотел вдавиться в нее. Двое мужчин и женщина, казалось, приросли к стульям. Мужчины, не шевелясь, смотрели на женщину, а та сидела, зажмурив глаза, далеко закинув голову и судорожно зажимая руками рот. Мальчишка-кассир исчез. Раскрытая книга осталась на конторке. Из-за конторки не доносилось ни звука.

— Вставай, пошли! — розовощекий помахал обрезом. — Вставай, вставай! — закричал он и ткнул Лео в плечо. — Вставай, не то хуже будет!

От толчка Лео медленно сполз со стула на пол. Казалось, он падает во сне. Он лежал на боку, подогнув ноги в позе сидящего человека.

Розовощекий от неожиданности отскочил в сторону. Он толкнул стол, и стол отлетел назад и задел Бауера. Бауер вскочил на ноги. Сзади него загремел опрокинутый стул.

— Вы этого хотели! — крикнул Бауер. Он кричал, широко открыв рот, и слова трудно было разобрать.

Дикими глазами он огляделся вокруг, ища Лео, и увидев его на полу, наклонился к нему, вытянув шею.

— Вы сами этого хотели! — закричал он. Слова нечеловеческим воплем вырывались из широко открытого рта. Он шагнул вперед, мимо Лео, и внезапно весь затрясся. Шатаясь, он сделал шаг, два шага и замер на месте; ноги у него подкосились. Он упал на колени, сжался в комок и закрыл глаза.

Розовощекий смотрел на Бауера, пока тот трясся и падал, потом обернулся к своему спутнику.

— Помоги-ка мне справиться с этим, — сказал он, указывая на Лео.

Третий гангстер отошел от двери и, подняв обрез, молча стал лицом к посетителям. Розовощекий перешагнул через Лео и положил обрез на пол.

— Форменный цирк, — сказал розовощекий. Он просунул Лео руки под мышки. — Берись, — сказал он второму гангстеру, белобрысому юноше с рыжеватыми ресницами и веснушками на бледном лице. Тот с хмурым видом взял Лео за ноги.

Голова у Лео разламывалась от боли. Ему казалось, что она набита раскаленными стеклянными осколками. Он видел и понимал все, что происходило. Если не считать боли в голове, он чувствовал полнейшее успокоение. По всему телу разливалось блаженное ощущение тепла и лени. Он знал, что лежит на полу, но это его нисколько не беспокоило. Он лежал и думал, что это странно и что нужно бы подняться, но ему хотелось только одного — не двигаться. Пол не казался холодным, лежать на опилках было мягко. Лень обволакивала его тело, как тина.

Даже желание унять боль в голове появилось у него не сразу. Это была острая, пронизывающая боль. Она жгла, резала, ломила, раскалывала голову. Лео лежал тихо, в ленивой дремоте, и чувствовал боль, и думал о том, что нужно как-нибудь унять ее. Противоестественно — не хотеть унять боль, и все же он не мог заставить себя хотеть этого.

В конце концов он решил поднять руки и прижать их к голове. Он медленно принял это решение. Сначала подумал, что это надо сделать. Потом стал думать о том, как он это сделает, и, наконец, попытался осуществить свое намерение. Одна рука не двигалась.

Она просто не двигалась, и все. Лео подумал, что, должно быть, он лежит на ней. Он ее не чувствовал. Тогда он дотянулся до нее другой рукой, нащупал ее, схватил, поднял. Рука приподнялась. Ну, ясно, она просто онемела, оттого что он лежал на ней, вот и все. Когда Лео поднял эту руку, в ней заструилось что-то от кончиков пальцев к плечу, что-то густое, мягкое, теплое, пронизанное, — как бывает пронизан луч света — искорками и мириадами крошечных жгучих уколов. Это было очень смешное ощущение — смешное а приятное. Лео поднял руку выше и почувствовал удар по скуле. Боль от удара прошла, как игла, сквозь боль в голове.

— Руки по швам! — сказал розовощекий. Это он ударил Лео кулаком.

Потом Лео почувствовал, что его поднимают. Он подумал о том, что у него, вероятно, раздроблена скула. Он хотел потрогать ее рукой, но не мог. Рука не двигалась. Он даже не мог нащупать ее другой рукой. Она не была ему видна в том положении, в котором его несли, и он не знал, где она. Он подумал, что, может быть, рука у него отвалилась, и обнаружил, что это тоже нисколько его не беспокоит.

Гангстер, поднимавший Лео за плечи, закряхтел от натуги. Он сделал шаг назад и наткнулся на Бауера. От испуга он чуть не выронил Лео, обернулся и увидел на полу скорчившееся тело.

— Уйди к черту с дороги, — сказал он.

Бауер медленно раскачивался из стороны в сторону. Он, казалось, не слышал.

— Вставай, сволочь! Живо!

Гангстер лягнул ногой и угодил Бауеру в голову. Каблук глухо щелкнул по черепу. Бауер повалился на бок, но тут же, скользя и хватаясь руками за пол, стал подниматься. Он был похож на собаку, у которой лапы разъезжаются на льду. Его колени и пальцы скользили по полу, он дышал тяжело и хрипло.

Встав на ноги, он начал визжать. Он визжал очень громко, широко раскрыв рот. Вытянувшись во весь рост и вздрагивая, словно его дергали за ниточку, он визжал и визжал, а потом вдруг пустился бежать. Он стоял лицом к двери и побежал прямо на нее, на цыпочках, повизгивая, как животное.

Гангстер, стоявший в дверях, испугался. Он отступил в сторону и пропустил Бауера. Бауер с разбегу налетел на лестницу. Он споткнулся о ступеньку, тяжело рухнул и так и остался лежать, растянувшись во всю длину. Очки его разбились, и оправа глубоко врезалась в надбровье.

Гангстеры пронесли Лео мимо него. Бауер стонал. Стоны непроизвольно вырывались из его широко открытого рта. Третий гангстер подобрал обрезы с пола и, пятясь, вышел из ресторана. Автомобиль стоял наготове с открытой дверцей и включенным мотором. Уолли, далеко высунувшись из автомобиля, смотрел на Бауера.

— Пристрелите его! — крикнул он гангстерам.

Гангстеры запихнули Лео в машину. Они свалили его на пол и перешагнули через него. Уолли повернулся к ним.

— Он спятил, — сказал Уолли. Вытянутой рукой он указывал на Бауера. — Вы что, не видите, что он спятил? Мы влипнем из-за него.

Полисмен за углом слышал, как завизжал Бауер. Полисмен стоял в подъезде и, когда услышал крики, побежал в ту сторону, откуда они неслись. Добежав до угла, он приостановился, потом медленно обогнул угол и увидел автомобиль, стоявший перед рестораном, и двоих гангстеров, тащивших Лео по лестнице. На улице было Несколько прохожих. Они не смотрели на полисмена. Они смотрели на автомобиль, на гангстеров и на Лео, который покачивался между ними, неестественно подогнув ноги. Полисмен повернулся, юркнул за угол и побежал к телефону на следующем перекрестке, чтобы вызвать подкрепление.

Третий гангстер, пятясь, поднялся по лестнице, держа два обреза под мышкой и сжимая третий в руке. Уолли выскочил из машины.

— Пристрели его! — крикнул он. — Он знает меня.

Гангстер обернулся и увидел Уолли, который стоял на тротуаре и указывал на Бауера.

— Ты что, не видишь, он все расскажет! — крикнул Уолли.

Гангстер быстро шагнул к автомобилю, и когда он поравнялся с Уолли, тот выхватил у него из под мышки обрез и сбежал по лестнице. Глухие низкие стоны вырывались из открытого рта Бауера. Уолли приставил ему дуло обреза к уху, зажмурился, нажал на спуск и разнес Бауеру голову.