Когда мы прибыли, на баррикаде скучало чуть больше десятка старожилов. Возглавлял их нескладный лопоухий очкарик с такой же, как у сотника, бело-сине-красной повязкой на рукаве. Пару минут спустя он простился и отбыл в штаб, переподчинив своих бойцов новому командиру. А мы начали знакомиться друг с другом, обживаться и осматриваться.

С баррикады было хорошо видно, насколько разношёрстная толпа собралась на площади. Перемещение групп людей вокруг Белого дома скорее напоминало броуновское движение, чем манёвры сил самообороны. Ещё больше было тех, кто пришёл просто потусоваться. Побродить, пошуметь, поскандировать лозунги... Совсем как на обычный митинг гобачевского периода. Примерно каждый сотый нёс в руках флаг или транспарант. Больше всего было петровских триколоров, превратившихся за последние недели в символ новой российской власти. Но хватало и партийных знамён. Со своими флагами пришли на митинг анархисты, социал-демократы, кадеты. Общины - под национальными флагами: армянскими, азербайджанскими, литовскими. Невдалеке мелькнул флаг чешского землячества - я с этими ребятами на одном из митингов познакомился. А чуть дальше под двуглавым орлом столпились казаки: их фуражки и лампасы ни с чем не спутаешь. Рядом с ними ещё какие-то военизированные граждане в черной форме с аксельбантами. Совсем как у каппелевцев из фильма "Чапаев". В толпе часто мелькают ирокезы панков, кожаные куртки металлистов. Вся арбатская тусовка здесь. Интересно, сколько их останется ближе к ночи?

Через пару часов стало ясно, что продукты и курево я прихватил зря. То с одной, то с другой стороны к баррикаде подходили люди, передавали нам сигареты, хлебные батоны, пирожки и ещё многое другое. Одна бабулька отдала пакет с пятнадцатью стаканчиками мороженого. А парочка средних лет - литровую банку черной икры, из которой получилась целая гора изумительно вкусных бутербродов. Сказали, что они приехали на рынок торговать. Из Астрахани. А потом подумали и решили пожертвовать на защиту демократии.

Многие, подходя к баррикаде, говорят, что принесли деньги на нужды обороны. Этих мы направляем к столику, за которым идёт запись в следующие сотни защитников. Там рядом, у трибуны, ближайший ящик для сбора пожертвований.

12.

Постепенно народу на площади становится всё меньше. Ближе к ночи - не больше семи тысяч. Наша сотня тоже поредела. От неё к полуночи осталось чуть меньше половины. Периодически баррикады обходят представители штаба. Уточняют численность отрядов. Просят не расходиться. А я и не собираюсь. Ночь - самое время опасное. Особенно для такой самопальной обороны, как наша.

- Как думаешь, Саша, нас завтра днём отпустят покемарить часов несколько? А то больше двух суток без сна мне не выдержать. - Спросил сосед по баррикаде, тот самый, со стальными зубами.

- Да не волнуйся, Коля, мы завтра днём на две смены разделимся, одна утром спать уедет, вторая после обеда. Так, командир? - я перевёл взгляд на сотника.

- Конечно, разделимся. - Ответил он. - Это ты хорошо придумал!

- А нас обратно на баррикаду пропустят?

Мы с сотником дружно улыбнулись. Николай боится, что на входе документы попросят предъявить, а у него всех бумаг - справка об освобождении. Не успел её на паспорт обменять. Вчера только вернулся, пошёл по городу гулять, на митинг попал случайно. Послушал и остался.

- Надо будет утром договориться, как и где проходить через оцепление, если его выставят, - подал голос Василий Степаныч, подтянутый и седовласый ветеран войны, с наградными колодками на потёртом пиджаке.

Мы согласно закивали головами. Тема была закрыта. Народ перешёл на анекдоты, а я постарался максимально сосредоточиться на своих внутренних делах - смещении вероятностей. Если об этом забыть, может произойти отскок в обратную сторону.

Через полчаса к нашей баррикаде подошли трое серьёзных молодых людей с повязками. Судя по тому, как рванулся к ним навстречу наш сотник, большое начальство из штаба пожаловало. Выслушав указания, он созвал нас на собрание и задал вопрос:

- Офицеры в сотне есть?

- Какие? - отвечаю я ему вопросом на вопрос. - У нас в стране каждый инженер - офицера запаса.

- Нет, нужны те, кто в армии служил! - отвечает один из руководящей троицы.

- Ну, я в армии офицером был, - отвечаю. - А что нужно-то?

Больше из нашей сотни никто не откликнулся.

- Имя, фамилия, звание? - спрашивает другой представитель штаба, вытаскивая из карманов блокнот и ручку.

- Александр Серов. Старший лейтенант.

- Сейчас решается вопрос об образовании национальной гвардии. Вы сможете сформировать роту? Что вам для этого надо?

- Да, могу. Нужны люди, оружие и три месяца времени. Это - если по минимуму.

- А завтра к утру сможете?

- К утру можно сформировать толпу мужиков с автоматами. И толку от неё будет ещё меньше, чем от безоружной.

Руководящая троица одарила меня презрительными усмешками и удалилась, не прощаясь. Обиделись. Ну и хрен с ними! Не хотят правду слушать - их проблемы...

Зато Василий Степанович, улучив момент, когда мы остались одни, как бы мимоходом спросил:

- Что думаешь о нашей позиции, старлей?

- Василий Степанович, называйте меня лучше по имени. О баррикаде думаю, то же, что и вы: как декорация к фильму она бесподобна. А что в бою бесполезна, так ведь и мы для него не годимся. Не мы с вами лично, а подразделение в целом. Значит, и от хорошей баррикады толку не будет. А вы что не пошли в руководство? Глядишь, к вечеру бы до полковника дослужились.

- А я войну сержантом закончил. И вот что я тебе скажу. Этой ночью нас вряд ли потревожат. Будут ждать, что сами разойдёмся. А вот к следующей - не мешает подготовиться. Ты присматривай, не будет ли возможности пару ящиков картонных под баррикадой заначить. Поллитровки из-под лимонада в них складывать начнём. Я завтра канистрочку с бензином притащу. Она на пять литров всего, в сумке протащить можно. Снарядим с десяток бутыльментов. Ну, а ты принеси плёнку полиэтиленовую, ножницы... А ещё - ветошь или поролон на фитили. Нужно снарядить так, чтобы запаха не было. Чтобы оставалось только порвать плёнку и поджечь фитиль. Если заваруха начнётся, ты пару штук перебросишь через баррикаду, и уводите с сотником людей, чтобы их вояки дуриком не покрошили. А я прикрою. Мне уж и так к бабке своей отправляться пора.

Он выразительно приподнял большой палец к небу.

- Только языком зазря не трепи, - немного подумав, добавил ветеран. - А то уже сейчас каждые полчаса по динамику вещают, что мы должны оказывать невооружённое сопротивление! Если возникнет угроза штурма, таких как мы сразу анафеме предадут.

- Почему вы так думаете?

- Проходил уже в 41-ом: "На провокации не поддаваться. Огня не открывать..."

- Думаете, в этот раз так же будет?

- Саша, а вот как ты считаешь: наш Кобец[92] жить хочет?

- Разумеется!

- Тогда он постарается не только Ельцину угодить, но коллег-генералов сверх меры злить не станет. Если он призовёт к вооружённому сопротивлению, позволит нам защищаться всеми средствами... Его, в случае чего, первым к стенке поставят. Ещё раньше, чем Ельцына! А так, только посадят лет на несколько... - Василий Степанович пожал плечами, а затем поднял на меня глаза и чуть понизил голос. - Это в наступлении нужно строго выполнять приказы начальства. А в обороне каждый думает своей головой. Ну, что скажешь? Мы в доле? Или мне другого напарника искать?

- Да нет. Я согласен. Бензин ваш. Фитили за мной.

13.