Очнулась я от чувства жжения в спине, будто под ней сковородка. Оказалось, я заснула. Даже не надев трусов на горячей чердачной трубе. Села на ветровой куртке, оделась. В промежности – жуть, все сухо и противно. Пыли, наверное, набилось… Не к добру это! Поморщилась, огляделась – Ветер сопит на грязнющем полу у моих ног. Мне это показалось забавным, я тихо рассмеявшись потрогала его босой ногой.

– Вот, Ветерок, теперь и ты моя рабыня! Валяешься в пыли у ног Госпожи Дики, по всем правилам садизма!

Он недовольно заворочавшись, резко скинул с себя мою ножку. А вот это обидно! Посопев, я встала и обувшись, пошла исследовать наше сегодняшнее пристанище. Темнотища, пылища – жуть!

– Блядь!! – это я башкой обо что-то долбанулась.

Вдруг стало страшно, и я почти бегом, на ощупь выставив руки перед собой, помчалась назад, к Ветру. Там откуда-то слабенько свет сочится, и видно хоть что-то, силуэт Ветра. Он не проснулся. Я села на трубу, и надувшись, сложила руки между колен, смотрела на него. Ну как же так? И чем себя занять – мне ску-учно! От нечего делать, принимаюсь тихо насвистывать, желая разбудить Ветра, но не желая, чтобы это выглядело намеренным! Как раз верно вымеряла тональность – он нервно передернувшись, поворачивается ко мне личиком, и открывает любимые глазки. Я моментально замолкаю, с радостью выжидательно глядя на него. Он страшно недоволен, шипит:

– Ивана, ты охренела! Я спать хочу, как скотина рабочая! Мне на работу завтра…

– Сёдня… – механически поправляю. Ого, ничего же себе, на работу ему! А как же я? Опять в отстой?

– Всё, спи давай. Или сиди хотя бы спокойно!

– Ну… дай хотя бы сигарету, – ну и спи, урод!

Он долго шарится, матерясь полушепотом, протягивает сигаретку.

– А жигууу? – ною «очаровательным» женским голоском.

– Уф, блядь! – не выдерживает он. Но ничего, у меня настроение такое придурчивое. Прикурила, сижу. Я его хорошо знаю, сейчас присоединится. Если потревожишь – у него слетает с катушек сон. И точно, поворочавшись какое-то время – я не успела и половину скурить – шумно вздохнув, садится.

– Дика. Ты меня добила! Теперь и не уснуть нихрена…

Тоже закуривает. Ути, моя прелесть!

– Давай, споём тогда, дура ты моя!

– Давай!! – обожаю эти резкие перемены в его настроении!

Это сверхценные моменты – он никогда не поет, нигде и ни с кем, только со мной – и очень редко.

Так остаток ночи мы и просидели покуривая и попевая, на горячей трубе. Перед самым уходом случилась общая истерика – хохотали, как бешеные, чуть не упали с лестницы, а от чего, не знаю!

Ну, бывает…

Шла их универа ловить такси, вдруг остановилась дорогая, длинная чёрная тачка, прямо возле меня, стекло опустилось:

– Ивана? – красивый, стильно растрёпанный мальчик смотрел на меня с восторгом.

– Ринат?? – у меня глаза на лоб полезли – это ж моя «типа первая любовь», мой дебютный парень!

– Привет, чертёнок! – он распахнул дверцу: – Садись!

«Чертёнком» он называл меня за пристрастие к анти-гламуру «риал бэд гёрл».

– А ты помнишь, надо же! – села я рядом.

Он кивнул, слегка касаясь моих губ губами.

– А как же? Забудешь тебя! – и улыбнулся озорными чёрными глазами:

– Куда ты сейчас?

– Я в переход, на Горс!

– Ага, совсем не изменилась! Всё та же «бэд гёрл», и «Панкс нот дэд»?

– Да и ты, знаешь ли, всё тот же! – ответила я, рассматривая его: – Только, кажется, подрос немножко?

– Ну да, есть такое дело! – пожал он плечами: – А давай не поедешь ты к своим панкам, а рванём куда-нибудь, посимпатичнее, выпьем, побазарим!

– Давай! – моментально согласилась обожающая спонтанности я. Почему бы и нет?

Но в «Японике» мы сидели недолго – он заговорщицки подмигнув, предложил взять дешевого алкоголя, и завалиться в подъезд, поиграть в детство, посидеть на ступеньках, как мы любили делать подростками, в пику предкам! Ринатка ведь парень моего круга, по деньгам и образованию, и по возрасту. Мама была очень довольна таким «приобретением», думая, что я вращаюсь со своими «ровнями». А я вообще не понимаю, как наличие денег может делать тебе ровню из людей? Или напротив, не ровню. Вот его мамашка была чуть не в истерике, когда увидала меня! Я была маленькая, худенькая (это уж потом враз вымахала и растолстела в половину себя!), глазастая, стриженная лохмами во все стороны, жутко красилась, и вообще этакая «девочка-Сто-булавок». Но Ринатка ни в какую не желал бросить меня, молча снося истерики и бойкот мамочки. Даже думал жениться, и убежать в какую-нибудь Америку, где мы будем учиться в одном университете, и ходить на все концерты «Эксплойтэд» для меня и «Слипнот» для него! Он альтернативу очень любил, и до сих пор любит, потому и не чувствовалось расхождения во вкусах особого.

Вспоминая всё это на лесенке, мы смеялись, «плакали», курили.

– А помнишь, Иванка, как однажды двое суток проторчали в кино! – блестя глазами, и размахивая бутылкой, восторженно вопил Ринат.

Да уж, помню! Выбегали поесть, и если был перерыв между сеансами, то спали по часу-два в машине его, хоть он и был несовершеннолетний, но благодаря «Большому папочке» откупался всегда легко. Прогуляли сто шестьдесят тысяч… Клёво! Неповторимо!

– Эх, детство моё, любовь наша прошлая… – вздыхал он.

Он дарил мне чёрные розы, шипастые напульсники и сережки для пирсинга коробками! Потому что не знал, какие мне больше понравятся… А этот наивная наша, полудетская постель… И всё так радужно было, так юно и мило…. Не то, что с Ветром!

Только вот ноги затекли сидеть. Пригласила его домой, допивать, ведь торопиться ни ему ни мне некуда!

…Стакан скотча растянулся на несколько часов.

– Трахни меня, милый…

Он наклоняется, целует мои груди, упирается на локти, входит, и начинает двигаться. В самый ненужный момент мелькают образы Ветра, и… Да, я очень хочу, но почему-то не чувствую почти ничего…

– Нет, не так…

– А как? – немного приостанавливается, внимательный и нежный, как и прежде. Сердце тает от воспоминаний! Вот только немного переменим позу… это ведь тогда хорошо было по-простому. Сейчас же…

– Мне так не больно! А я хочу, чтоб больно!

– Ну давай! – он живо заинтересован, поднимается, пытаясь не выходить из меня. Я хочу закинуть ноги ему на плечи, и чтобы он так трахнул меня.

– О, Иванка, ты горячая киска! – шепчет он довольный.

– Ну, давай, грубее…

– Что?

– Грубее… ещё, мне так не больно, ну же! – я вся таю, горячая, как мороженое в чашке кофе, и скоро кончу…

Но этот дурак почему-то вместо того, чтобы ответить но мою простую просьбу, останавливается совсем!

– Ну что? – недовольно спрашиваю я.

– Ты… Ивана, извини…

– Он совсем обалдел – сбрасывает мои ножки со своих плеч. Садится на колени и складывает руки между ног.

– Чего? – я пытаюсь притянуть его обратно, но он не идёт ко мне! Блядь.

– Ты что, извращенка? – задаёт вопрос в лоб. Дурак!

– Чего? – совсем охрененно! Всё желание пропадает!

– А чего так вдруг подумал?

– Ну… ты боли просишь!

– Ну и что? Я так просто кончить не могу! – дуюсь уже. Козёл. В – чём трабл? – Но ведь скучно же просто так поелозить и всё Давай, неужели ты никогда…

– Что, Ивана, что ты мне сказать хочешь этим? Ты ведь не была такой раньше…

Э, да у него прямо истерика щас сделается! Вот ещё, каков!

– Да, это раньше было! Вспомнил, тоже мне!

– Тебе плохо со мной было, так? – начинает заводиться. А обо мне не подумал??

– Когда? Щас или всегда? То есть тогда? – я тоже не железо. Достал! Неужели интересно просто так трахаться?

– Извини, но если тебе так интересно – да, я извращенка! Если называть извращениями нормальное желание грубого, откровенного и горячего секса!! – почти проорала я ему в лицо. Вся пелена очарования спала. Он смотрел на меня как законченное быдло – удивленно и разочарованно, даже напугано. Что вы, мальчику предложили капельку реального секса, живого разврата, а это же… так страшно!! Господь с вами, куды там, сунул-вынул – и дрочить под немецкую порнуху! А в жизни мы не такие, мы культурные, бля, чистые!