О чём я? А, про тату… ещё что-ли сделать? Наверное!

Первую свою татушку я набила в пятнадцать лет, когда увлеклась всерьёз панк-роком и прочими тяжелыми радостями. Такой маленький, едва заметный иероглиф «PND» (панкс нот дэд) на шее, под тонкими волосиками, где сексуальная ямочка, чтобы мама не заметила. Купила косуху, подрубила инет для тёрок на нефер-форумах, искромсала волосы и джинсы. Тогда же страстно возмечтала про «Харлей». Ну, хотя бы «Урал». Все мы детьми были, чего уж там. А папа с мамой запретили напрочь. Разобьёшься – и точка! Гроб, мол, на колёсиках! А хрена я так уж им стопудняк должна разбиться?? Чё за тупизм? Нет, так и не подарили. Никакие умоления и обещания не помогли. Потом уже была прекрасная возможность свои бабки накопить, и купить. Теперь хватит на что угодно, папа процент отсчитывает, и пока на самообеспечение не перейдёшь – типа там на работу к ним выйдешь, и все дела – то пожалуйста, потроши свой счёт, покупай что хочешь, взрослая уже. Но… на сегодня уже спилась, и курю так, что лёгкие скоро отвалятся. Страшно кататься! А главное – уже поздно. Мне это уже не надо. Отгорело. Не вернуть… По этой же причине и тачку не заимела ещё. Потому как после универа никогда не знаю, куда понесет нелегкая-удалая. А вы говорите – деньги, деньги… не в них счастье, хоть и пошлая фраза. Ветра не купишь…

Вот Гоблин пусть катает меня теперь, раз подвязался! Хороший мальчик, покладистый – хочешь трахаться – пожалуйста! Хочешь выпивки – «Поехали к тебе!» Безотказный, как шлюха с наивными щенячьими глазами.

Вот, катаемся значит, с Гоблином. Вечер уже, довольно поздний, я подмерзаю, к нему, тёплому дураку, жмусь. Бли-нн, надо было по-любасу джинсы напялить, хоть и грязные, как была в юбке – так и погнали. Похомячили вкусных слоеных пирожков и запили пивом. Тошнит…

Ну, приехали на Пятачок – ветром занесло. Гоблином, не Ветром. Могла бы думать, подумала бы, что никого там нет! Не смешно? А я всё едино ржу.

Короче, в этот раз там сидели постоянные обитатели: пьяный Бормотун – 1 шт, Крис-и-Антихрист – 1 шт, тож пьяный. Маша-Король с какой-то пьяной мужицкой мордой, Зоська (она-то здесь откуда?) и какие-то пацаны – 2 шт. Выпала я из тусовки, никого не знаю уже! Сели, принялись курить Гоблинские сигареты. Мы ржём, остальные поудивлялись и тоже развеселились. Хорошо так стало – ни Гдетыгдеты тебе, ни Ветра. Класс!!

И вдруг:

– Народ! Тсс! – поднимаю вверх пальчик: вроде байк поёт где-то недалеко, во дворах. У меня слух от дыма всегда обостряется. Зрение – другое дело, раз туман пополз, значит, приход. Но, да ладно, не о моих особенностях пяти чувств речь. Все затихли, а я тычу:

– Во! – выруливает между домом и магазинчиком байк: у всех челюсть до полу, глаза в пять копеек екатериниских: «Харлей»! Настоящий, хромированный, блестящий, сексуальный… Ва-аще! Не то, что мы тут на «Уральчике», патриоты бедные… У-у, какие у Гоблина глазки стали – козёл позавидует! Сами прикиньте. Когда все малость очухались, можно было и на седока перекинуться – тоже есть на что пообалдевать, само достоинство и простота, так ловко замешанные в одном байкере! Он поздоровался и с каким-то непонятным интересом уставился на меня: оглядел обстоятельно, деловито – не как женщину, а как некий говорящий предмет, пока все его байк щупали и охали. Хотя он больно-то не позволял, бросая свысока:

– Но-но! Не бескультурствуйте!

А мне просто кивнул, глядя странноватыми тёмными глазами прямо в глаза:

– Шут!

– Дика! – а руки не подал, и я убрала протянутую было ладонь. А ресницы-то у мальчика шика-арные! Над такими дивными и пугающими глазами…

– Дикая! – положил мне лапу на плечо Гоблин. Меня это укусило – смотри-ка, хозяин, блядь! Только я всмотрелась что не так с парнем, а он… с меня эти глазюки большие, холодные все веселье согнали. Наркоман что ли? Героиновый видно, тени на веках, волосы длинные как прутья, ирокез выбрит, а кожа пересохшая, какая-то серая. Белки глаз желтоватые, а зрачки широкие—широкие, и не поймешь, какого цвета. Губы сильно шелушатся – а катаешься без шлема, мальчик! Гоблин, конечно, давай с ним чё-то забодяживать о своём железном. Шут охотно отвечает. Потом смотрю, уже не знает как отклепаться от него. Просто в игнор, встал в полный рост, и перекрывая общие вялые базары, ни на кого не глядя всё так же пусто, объявил:

– Народ! Завтра в девять в «Экваторе» концерт наш, новая группа «Дети Смерти», так всех вас ждем! Вход бесплатный! Будет круто, халявное пиво, замогильный угар и вонь разложения, в том числе и морального, обещаем стопудово!

– Чё такое, чё играете? А кто? – народ малость оживился.

– Колбасим железный индастриал, я на ритме, Патрон Дурь – ну, вы наверняка не знаете! – с эдаким пафосом, тьфу! – Поёт, то бишь воет, и бас мучает, барабила Кайф и две девушки, – тут он сделал многозначительную паузу, – оч-чень красивые девушки – Айрин – соло, и Джойс – скрипочка.

– А Патрон… как? – подал голос Бормотун.

– Патрон Дурь, или Дурь Патрон.

– Да, вон он – кто? Чё-то не слыхал вроде…

– Дурь – Хозяин наш, – ответил Шут, и глаза его блеснули синими белками: – Старый-старый панк, ты знать не можешь, он давно-о в глубо-оком андеграунде тусуется. Ваще мутит щас интересную фишку втихаря, повезёт – ещё узнаете! – и зачем-то опять уставился на меня. А ночь сгущается, и так мне нехорошо от этих блестящих лихорадочных глаз… поспешно отвернулась – б-рр! – и наткнулась взглядом на Король. Она страшно побледнела, скорчилась, будто ей желудок свело, и смотрит в одну точку расширенными глазами куда-то в землю.

– Ну ладно, народ, всех жду в Экваторе, раздача пива начинается в восемь. Приходите, особенно вы, девушка!

Я чуть не подпрыгнула, когда он мне руку на плечо положил и наклонился лицом к лицу. Ужас, страшный какой вот так вблизи, стопудово наколотый!

– Вас я за кулисы проведу, только в семь на входе будьте!

Я зачем-то тупо кивнула – мама-бля! Да, конечно, тока вали скорее отсюда!

Он завёл мотор, я глубоко вздохнула, отходя от впечатлений, повернулась к Король – спросить, чего с ней, желудок? Сердце? Глядь, а её там нет, она уже возле Шута, за рукав его схватила, шепчет что-то, смотрит умоляюще, дёргается. Будто сейчас описается! Прокатиться, видно хочет.

– Слышь, а это не те Король и Шут, а? – кутая меня со спины в свою теплую, вонючую бензином косуху сказал прямо в ухо Гоблин. Я сморщилась, потрогала задетое в обострении ушко:

– Не знаю. Первый раз слышу.

– Такая парочка была, довольно известная, тока я смотрю – вроде она! А он – не он, колется чтоль? У неё ирокез был рыжий, а щас чёрная! А Шут че-то пару лет назад кажись, пропал куда-то летом, полгода обсуждали всей тусовкой, еле успокоились. Фиг знает, я на рожу-то его не помню, надо спросить у кого-нибудь!

– Нахер надо! – взбесилась я, тоже мне, интересно! – Мне пох, поехали давай!

Странно, но он не разозлился, а лишь немного понурившись, кивнул, и полез на байк. Шут совершенно плоско покивав на Машины умоления, скрылся. Она же бросив нам сухое:

– Пока! – пошла на остановку, звоня кому-то по мобиле. Этот пьяный чувила, что с ней сидел, ваще никак не прореагировал.

Да пес с ними, а мы поехали дальше. Гандон какой-то, всё настроение загубил! Или просто кумар слетел, но Шут этот – всё равно гандон! «Я вас проведу, бе-бе, ля-ля» – а мне это надо? Ещё с наркотищем связываться! Чё они там могут играть? Откуда вообще в Уфе индастриал?! Чё-то я афиш не видела, может и не будет ничего. И потом – ну не туфта – вход бесплатный! В «Экваторе», где мы на «Тараканах» по стодвадцатке за поллитра пива откидывали? Да пошёл он, глюконат на колесах! Везёт же уродам – такой Харлей! Эх… но с ним я бы и на Харлее прокатиться не согласилась, всего можно ожидать от такой рожи, причём непременно из гадостной области! Нет уж!

И вот, я стою в назначенное время, минута в минуту у «Экватора». Зачем? Хрен знает… сама никак не пойму! Что это со мной? Не собиралась категорически, а просто встала вдруг на лекции. Не знаю, и как в универе оказалась… и зачем попросила нового бой-френда меня домой вечером отвезти. Медовый месяц вдруг сдох сам собой. Гоблин слегка огорчился – пригрелся на моих теплых сиськах. С универа поехала домой, как сомнамбула, душ приняла тщательный, приоделась не глядя в зеркало в готический прикид – малоносимое, неудобное, но дико сексуальное настоящее средневековое платье (в Варшаве у пьяного по случаю родственной тусовки папы выпросила): шнуровка на талии, грудь открыта до самого неприличия, длинны такой, что пол метёт, рукава клешёные – красота!! Но красота пугающая, непанковская совсем, жаль будет такую суперскую вещь, если что! И осанку надо держать и за походкой следить. Ужас, короче! Я же панк-леди, а не херка какая-то. Под ним чулки и шортики – а чё вы хотите, холодрыга! Порывалась поверх этого великолепия натянуть старый добрый «косарь», но чё-то глюкнуло, и я достала ни разу не надеванную оригинальнейшую курточку из магазина необычных вещей в Лондоне – на замочках и шнуровочках, с капюшоном и меховой отделкой… ну, блин, вы сейчас скажете – вот ты баба, распалилась! А что делать, хочу, чтобы женская половина читающей эту муть братии заценила мой модный лук по-полной! Да и мужики, для кого рядимся-то?! А?!