Птица перепорхнула с руки на плечо и безбоязненно зарылась в шёлк чёрных волос.

— Кстати, об именах… моё имя…

— Я знаю, как вас зовут. Вы — Родомир. Предводитель кентавров из северной Феклисты. И вы тоже один из стражей тех таинственных захоронений, о которых я уже столько слышала.

— Да. Но боюсь, по примеру Матильды, и мне не долго хвастаться истинным именем. Как ты могла понять, наше капище тоже было потеряно — разрушено этим мерзким стервятником, Ониксом.

— Примите мои…

— Нет. Я виноват. Мои дети слишком ушли в себя, закрылись от остального мира, а я вместо того, чтоб образумить их — поддался общей волне отречения, забыл о старой клятве.

— Что вы теперь будете делать?

Родомир слегка дунул на увлёкшуюся пичугу. Та спорхнула и неожиданно для Фелиши села ей на автоматически открывшуюся ладонь.

— Это соловей, — сказал кентавр и принцесса поняла, что странная логика в разговоре вообще присуща всем нелюдям. — Не смотри на его невзрачное оперение. Это лучший певец в нерреренских лесах. Да и Феклиста с Говерлой вряд ли похвастаются кем-то более голосистым. Ты бы слышала его песни в конце весны, когда зацветает черёмуха, когда зарёй окутывается Мать Земля… — кентавр мечтательно прикрыл глаза, оживляя в памяти соловьиные переливы. — Но до тех пор, пока его голос не разольётся рядом с лесным ключом, сливаясь с водой в единую хрустальную трель, ты не поймёшь, не поверишь, что есть в этом мире подобная сила — чистая и всепоглощающая.

— Простите, я вас не понимаю, — осторожно заметила Фелиша, когда кентавр с по-прежнему закрытыми глазами слабо улыбнулся видению прошлого.

…Всё же это слишком ненормальный народ, они действительно чересчур глубоко ушли в себя… и заблудились…

— Видишь ли, феникс Фелишия, — всё так же не открывая глаз, заговорил Родомир, — когда-то давно мне в руки попался редкий свиток, выписка из некой книги "Воины-фениксы. История", — принцесса скривилась, но кентавр этого не видел. — Там есть интересные строчки: "Когда корень огненного рода и венец его воссоединяться — узрит земля мощь великую, силу невиданную, огненную". Думаю, мы вправе ждать от тебя великих деяний, венец огненной крови. Вся сила твоего племени бурлит в тебе, не зря ведь тебе подчинился корень рода — золотой дракон…

ЖЗла надрывно дзенькнула и лопнула, оставив на память о себе небольшой порез на пальце. Фелиша зашипела, прижимая кровоточащую ранку к губам.

— И зачем, спрашивается, надо было вредить моей лютне? — насмешливо донеслось из угла.

Принцесса ойкнула, дёрнулась и бросилась вон из палатки. Но полы драного плаща предательски зацепились за всё ещё возмущённо гудящую лютню. Бум!

— Нет, ну я знаю, что ты меня не любишь, но вот инструмент-то тебе чего сделал?

Архэлл за локоть поднял упавшую девушку, отряхнул пыль со спины и безрадостно склонился над разбитой лютней.

— Прости, я не хотела, — Фелиша присела рядом, неуверенно тыкая пальцем в отколовшийся гриф.

— Я тоже не хотел, — принц потянул её руку на себя. — Да не дёргайся так, всего лишь на рану посмотрю, — бросил он.

— Ничего особенного, — она постаралась высвободиться, но юноша хмуро цыкнул и потащил собеседницу к графину с водой. — Мне, правда, не надо.

— Глупая, твоя кровь слишком ценна, чтоб вот так просто её разбазаривать, — усмехнулся Архэлл, тщательно вымывая порез и искоса поглядывая на заживающие царапины на шее. Потом приложил чистую мягкую ткань. Тряпица тут же набухла кровью. — Ну вот, пожалуйста. Тут же даже раны как таковой нет, а глядишь ты, кровит.

— Это после ожога рука никак не отойдёт, — Фелиша отняла ветошь и по-простому облизала палец, втайне надеясь, что принца передёрнет и он постарается поскорей избавиться от её общества. Ничего подобного! Молодой человек спокойно смотрел ей в глаза и, кажется, даже не заметил недостойной принцессы выходки… гад.

— Мне казалось, что фениксы не обжигаются, — заметил Архэлл. Терпеливо подождал, пока вредная принцесса особенно смачно оближет царапину, всё так же не выдав омерзения ни словом, ни жестом.

— Мы и не обжигаемся. Просто этот ожёг мне достался от двух артефактов. Янтарин тогда едва залечил. Пальцы до сих пор толком не гнутся, вот и… я правда не хотела разбивать лютню, — она покаянно прикусила губу.

Архэлл мельком глянул туда, где ещё полчаса назад перебирал струны, подбирая на слух причудившуюся во сне мелодию. Зачем на стуле оставил? И почему сидел у входа? Обычно же забивался в самый глухой угол, чтоб никто из ребят не услышал. Одному только Феликсу и попался.

…потому что она подслушивала…

Пряталась за стенкой, тихонько хрупая ветками и сдерживая дыхание. Глупышка, лучше бы гупала, как дракон, тогда, быть может, он бы и не заметил. Маскироваться она, в отличие от брата, совершенно не умела. Тот же обладал поистине вампирской способностью подкрадываться бесшумно и так же бесшумно исчезать.

— Хочешь… хочешь, я отдам тебе Матильду?

Чуть кривая улыбка.

— Ты в праве распоряжаться жизнью дракона?

Вызывающе вздёрнула нос.

— Она не осмелится ослушаться.

Тонкие брови насмешливо выгнулись.

— Откупной? Интересно за что: за лютню… или за себя?

Принцесса нервно завозилась: смущать собеседника откровенными мыслями и неудобными вопросами было её прерогативой. Архэлл выжидательно прищурился. Рассмеяться и сказать, что это он так неудачно пошутил, он явно не собирался.

— Что ты делала в моей палатке?

Фелиша покраснела. Ничего она не делала. Точнее, не должна была. Просто, любопытная, как большинство женщин, хотела посмотреть на тот инструмент, который так печально пел в руках затаившегося в недрах палатки принца. В палаце её отца музыкой не увлекались. Не то, чтобы её не было совсем, но всё же пышных празднеств не устраивали, потому и музыкантов не держали. Даже, когда король Грэхем брал в жёны Милли, было всего несколько скрипок и флейт. И ни одной лютни.

— Ну?

Он не смог сдержать улыбки — пойманная на месте преступления девчонка залилась краской до корней волос. Приятно видеть — от злости она только бледнеет.

— Не скажу, — выпалила Фелиша и рванула на выход, а вслед ей со смехом неслось:

— Постой! "Не скажу" — это про палатку или про дракона?

За два дня в лагере принцесса успела перезнакомиться со всеми нерреренцами и завязать с ними дружеские отношения. Парни оказались такими же весёлыми и добродушными, как и ребята Диметрия, разве что мускулов имели поменьше, но подвигами бахвалились совершенно одинаково. Драконы целыми днями где-то пропадали, предпочитая держаться рядом, но не вместе. Прилетали поздно вечером чумазые и вонючие, наверняка крутились поблизости раскуроченного жальника, выискивая следы остаточной магии. Кентавры, хоть и пришли в лагерь вместе с людьми, предпочитали общество соплеменников или природы. Уходя в лес легко можно было наткнуться на кого-нибудь из них, отстранённо наблюдающего, например, за полётом бабочки. В тот же вечер появившиеся селяне подобно кентаврам держались отстранённо. Звать их с собой никто не звал, но и прогонять не стали. Будучи человеком достаточно общительным, Фелиша попыталась наладить отношения и с ними, но Хольт вовремя придержал — не стоит, уж слишком зло на неё и драконов смотрят. Сам он преданным псом след в след таскался за принцессой, раздражая навязчивой заботой. И удрать удалось лишь однажды — когда со злости подпалила охранничку штаны. Потом, правда, пришлось извиняться, но хотя бы немного вольным воздухом подышала.

А вот с Архэллом дела шли из рук вон плохо. Если не считать тот случай в палатке, с ним она ни разу и словом не перекинулась. Не то, чтобы эльфийский принц не хотел — янтарная принцесса удирала. Всякий раз, как он появлялся на горизонте, она находила повод, чтоб смыться и таки смывалась — бежала к кентаврам, если был — к Янтарину или шла к своим воинам и Хольту. А на горизонте он маячил практически постоянно. Если только не уходил в лес на охоту.