— О, прости, я… я не хотел, — она вывернулась. Округлившиеся тинистые зелёные глаза несколько раз недоумённо моргнули, каштановые кудри упали на лицо, закрывая перебитый когда-то нос. А принц Нерререна кулём лежал на Фелише и, кажется, совершенно забыл, что вокруг роют копытами кентавры, ругаются селяне и заливается хриплым смехом тёмная дракониха Матильда. Он всё смотрел на прижатую к земле девушку — на её сочные рыжие волосы, в прошлый раз они не резали глаз таким огненным оттенком; малиновые в темноте леса глаза — раньше они были светло-карими, почти медовыми; шея вытянулась, плечи стали покатыми и хрупкими — совершенно не такими, какими он запомнил их. И совсем с братом не похожа, хотя раньше словно две капли были. А теперь: глаза, губы, талия… Глаза впились в острые ключицы и медленно опустились…

— А ну пшёл с меня! — кулачок безошибочно отыскал ребро и ткнулся костяшками, заставив бесцеремонного молодого человека скатиться со вспыхнувшего феникса. — Ещё только раз…

Архэлл мотнул головой, вытряхивая ненужные сейчас мысли, поискал глазами плеть.

— Потерял что-то? — черноволосый демонстративно щёлкнул кнутом перед носом юноши. Точнее — мазнул по щеке, оставив точно такую же метину. Кровь заструилась по щеке, тяжёлыми каплями скатываясь вниз.

Дракониха вытянула шею, втискиваясь между нахохлившимися драчунами.

— Ау, краса моя, улыбайся лучезарней, чтоб эти петухи вспомнили, как вести себя при дамах.

— Что она сказала? — одновременно выпалили кентавр и человек, не спуская друг с друга внимательных чуть надменных взглядов.

Фелиша медленно опустила глаза на ладони, с которых сорвалось несколько язычков блёклого полупрозрачного пламени. Всё горячей и горячей. Она и не заметила, как было холодно, пока внутри вдруг не вспыхнуло потухшее было пламя. Для пробы щёлкнула пальцами и залюбовалась чистым ровным пламенем, острым язычком лижущим лесные сумерки. Кентавр и человек на всякий случай отступили.

— Что поубивает вас к чертям, если собачиться не перестанете, — задумчиво вглядываясь в переливы огня произнесла принцесса.

Янтарин спрятал голову под повреждённое крыло и тихо сопел, растянувшись на сухой подстилке на окраине лагеря. Время от времени золотой глаз приоткрывался и бегло осматривал территорию, после чего веки закрывались и дракон опять засыпал. Дракониха, вопреки ожиданиям Фелиши, по возвращении в лагерь не умостилась вместе с Янтарином, а уползла в свой загон, долго там топталась, умащиваясь поудобней, но так и не заснула. Лежала свернувшись клубком и сверкала на нечаянно сунувшихся голубыми глазищами, ощериваясь всякий раз, как попадались совсем уж недогадливые.

— Что это с тобой? — спросила её Фелиша, безбоязненно входя в загон и без всякого страха пиная заворчавшую дракониху у основания хвоста. Та слегка отодвинулась, давая нахалке требуемое место.

— А с тобой что? Почему опять припёрлась? Шла бы к своему дракону, рядом с ним и теплее, и надёжнее — эвон какая махина, а мне здесь и самой места мало.

Принцесса привалилась ко впалому драконьему боку, зевнула в кулак.

— От него тухлятиной разит, мотался чёрт знает где, а мне теперь всю ночь нюхать, фу.

…Дракон бухнулся на поляну, стряхивая с себя зеленоватого Хольта и нескольких молодцев из его гвардии — тоже весьма впечатлённых первым (и, скорей всего, единственным) полётом на драконе. Как только договорились? Не обращая внимания ни на агрессивных селян, всё ещё требующих драконьей крови, ни на гарцующих кентавров, чхать хотевших на все требования людей, ни на нерреренцев, вытянутыми луками застывших по всей поляне, он бросился к застывшей в центре всего этого бардака девице, зачарованно таращащейся на пламя из собственной ладони. Когда в очередной раз сбитая с ног принцесса сквозь крики и улюлюканье присутствующих разъяснила начальнику тайной службы, что она не горит и огонь в руке — это нормально для феникса, вот тут-то она и почуяла, что от господина Хольта, мягко говоря, разит. Уже потом, когда они нестройной толпой топали в лагерь нерреренцев, до неё дошло, что разит, а точнее — безбожно смердит, от её собственного дракона. Янтарин хмурился, на вопросы отвечал невпопад и старательно затирал свои мысли, не пуская своего феникса дальше осознания, что он есть Янтарин, королевский дракон. Правда, в мыслях мелькали обрывки выпаленного города и раскуроченного могильника — большого и, судя по разваленным временем каменным обелискам — очень старого. Понятно, на какую "охоту" летал дракон. Ну и как рядом с таким спать?

— Ну да, лучше мне нервы трепать, это куда приятней, — хмыкнула дракониха, но точёная морда повернулась к засыпающей девчонке, окутывая озябшие плечи теплом дыхания.

Уже почти заснув, Фелиша услышала слабое бормотание такой же почти уснувшей драконихи:

— Ну да, я как всегда безотказная дура — вожусь с чужими птенцами, а потом что?.. кукиш под нос… я, видите ли… хранитель… тухлых жмуриков… сбежавших…

Когда Фелиша открыла глаза, было далеко за полдень. Лагерь шумел и жил своей жизнью. Где-то бряцали наново затачиваемые мечи, фыркали в загонах кони, шипела вода в забытом котелке, журчал ручей, пели птицы и ругались воины. Причём, ругались у самого входа в вольер…

— А я вам говорю, что никуда вы не пройдёте, разве только по указанному ранее маршруту. К девочке я вас, сир, не пущу, — знакомый хрипловатый басок. Хольт. Наверняка всю ночь торчал у загона драконихи, чтоб, не приведи боги, кто покусился на жизнь его принцессы.

— А я вам, уважаемый, ещё раз повторяю — валите с моего пути, пока я не пересчитал ваши рёбра, — рассерженный свист петли, точно обозлённая гадюка зашипела. Архэлл. Ну надо же — раньше он был более сговорчивым. В этот раз вряд ли удастся отделаться укусом.

— Остыньте, мальчики. Я уже проснулась, — Фелиша выбралась наружу. Полюбовалась картиной: один дурак втаптывает в пыль второго — оба чумазые, словно чушки, по всему видать, втаптывают друг друга уже не первый час. Дураки! — Ну, вы пока заняты, я по быстрому к ручью сгоняю.

И пока они удивлённо затихли в пыли, перешагнула через обоих и ушла… к замершему у куста жимолости черноволосому кентавру. Тот поприветствовал принцессу лёгким кивком. Привычно не поворачиваясь. Смотреть на малопривлекательную серую птаху с помятыми топорщащимися перьями ему было куда интересней, чем на подошедшую девушку.

— Доброе утро, Иволга.

— Откуда вы?.. Вернее, с чего вдруг?..

Кентавр усмехнулся.

— Ты всё такая же, крошка. Ни капли не изменилась… Я рад, что слухи о твоей смерти оказались всего лишь слухами, маленький феникс. Прости мне мою небрежность вчера вечером — кентавры живут слишком обособленно, чтобы помнить и знать обо всём, что творится во внешнем мире. И я вижу, ты тоже предпочитаешь не засорять память старыми знакомствами.

— Вы… — принцесса прикусила губу. — Моё имя Фелиша, Иволга — моя мать. Она… она…

Кентавр бросил на собеседницу короткий взгляд. Печально вздохнул и вновь принялся разглядывать пичугу.

— Извини. До меня доходили смутные слухи, но слишком неясные и противоречивые. К тому же рядом с ней всегда был Феникс. Не думал, что он… не сможет защитить…

— Виноват дракон, — отчеканила принцесса. Кентавр снова покосился в её сторону. Потом взглянул на спящего Янтарина.

— Виноват всегда Феникс, — спокойно заверил кентавр. — Этот человек, Хольт, говорил, что теперь он носит другое имя. Он заслужил отказ от прошлого, это расплата. Судя по всему, ваша дракониха так же несёт наказание: вчера на поляне ты звала её одним именем, но сегодня молодой принц позвал её иначе. И она откликнулась.

Принцесса пожала плечами.

— Матильда. Да, я знаю. Просто Архэлл должен был как-то её звать, пока лечил. Вот и всё.

— Нет, юный феникс, — кентавр протянул руку. Птица спорхнула с ветки и уселась на указательный палец, подозрительно косясь на задержавшую дыхание девушку. — Дракон никогда не отзовётся на чужое имя или кличку. Как я понял, Матильда одна из стражей. Она не смогла защитить свою территорию — она провинилась. Потому золотой дракон так недоволен. Отныне имя Фелишия для неё потеряно. Как в своё время для твоего Янтарина. Его истинное имя захоронено в веках, думаю, смертные его уже не помнят.