КАК он мог проморгать это чудо? Это сокровище? КАК он мог не заметить, что отпущенная под его защиту девочка — дочка Иволги? У неё те же губы — чуть припухшие от вечных покусываний, чуть кривящиеся от затаённой дерзкой улыбки. Те же покатые плечи — такие же хрупкие, такие же сильные, вечно трясущиеся от малейшего сквозняка и вечно несущие на себе ношу о памяти всего клана. Тот же взгляд — открытый, чуть удивлённый, дерзкий и доверчивый одновременно; и такой же обозлённый, такой же… недетский. Даже привычка слегка задирать нос при разговоре, чтоб лучше видеть собеседника из-под лохмы вечно обсмаленых огнём волос, такая же. А он и забыл. Только теперь, глядя на живую почти копию любимой женщины, понял, как же он скучал за всеми этими маленькими деталями.

И всё же Фионой она не была: вздёрнутый нос в веснушках, дерзкий разлёт бровей, слишком независимый характер и это убийственное, просто не идущее ни в какие ворота хулиганство! Не глядя на внешнее сходство, Фиона и Фелиша были двумя разными людьми и это вносило в душу Гельхена невыразимую тоску и смятение.

Принцесса подняла глаза на молчаливого наёмника.

— Что-то не так?

— В следующий раз сама будешь разбираться со своими проблемами. И мой тебе совет — не заедайся с Янтарином. Всё же теперь вы с ним, хочешь того или нет, связаны.

Фелиша надулась, но промолчала. Гельхен нахмурился, но сделал вид, что поверил.

— Знаешь легенду о первом драконе?

Она оторвалась от своего заспанного отражения и удивлённо взглянула на замершего над ней мужчину. Он на неё не смотрел — тоже следил за рябью на воде.

— Тот, что охранял мировое дерево и из чьего яйца целый мир вылупился?

Гельхен хмыкнул.

— Нет. Тот, что был родным братом огненного бога. Неужели твоя мать никогда…

— Нет.

— Кхм, ну ладно… — он удивлённо выгнул брови, но тут же пришёл в себя. Присел рядом с принцессой и принялся чертить на мокром песке палкой шипастый драконий гребень. — Был такой себе дракон, Пламень. Был ли он первым неизвестно. И вряд ли он действительно был родным братом этого бога, но…

— Но?..

— Но между этими двумя была какая-то невероятная связь. Они были первыми, кто смог понимать друг друга. И они же научили первых фениксов этому чуду. С тех пор прошли многие века, теперь эта история звучит совсем иначе. И всё же…

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Когда дракон умирал, его бессмертный друг пообещал, что это чудо общения не прекратится.

Фелиша закусила губу.

— Ты тоже с ним разговариваешь.

— Ну, это совсем другое. Как ты уже заметила — у меня талант к общению с не людьми. А вот ты свой дар профукиваешь впустую. О чём вы сейчас скублись?

Девчонка медленно заливалась краской.

— Ну же?

— Он… он сказал, что я такая же упрямая, как и мама.

Сердце ухнуло вниз. Да, упрямство — ещё одна яркая черта обеих. Не он один их сравнивает.

— И что такого, если ты действительно такая?

— Что?

— Я имею в виду, он знает её, как никто другой, возможно, он имеет право судить.

Кулачок ткнулся в нарисованного на песке дракона, взметнув фонтанчик песка.

— ОН имеет меньше всего прав!

— Почему? Потому что твоя мать погибла из-за него?

Фелиша скрипнула зубами.

— Брось, принцесса. Лучше подумай о том, что он единственный, кто сможет рассказать тебе о ней. Кажется, с отцом ты не слишком ладишь. И ещё…

Он молча раздвинул ветки малинника. Дракон ворошил рылом прогоревшее кострище, потом вывернул туда содержимое принесённой наёмником сумки — десяток картофелин — и, невнятно что-то бормоча, принялся осторожно дуть на угли, мгновенно раскалившиеся до пылающе-оранжевого.

— Между прочим, мне эта скотина в жизни ничего не готовила, — тихо сказал он. — Впрочем, пару раз пыталась отравить.

Фелиша фыркнула, но Гельхен успел заметить, как она прикусила нижнюю губу. Покаянно… и в то же время упрямо…

…действительно, в мамочку…

— Через пять минут вылет. Мы отправляемся в Нерререн.

Фелиша перестала колупать полусырой картофель и удивлённо взглянула на Гельхена. Тот молча чистил меч. И никуда не спешил.

— Пожалуй, у нас ещё есть минут пятнадцать, — заметила она.

— У вас их нет, — наёмник наконец-то отложил оружие и в упор посмотрел на принцессу. — Вы отправляетесь в Нерререн. Я остаюсь здесь.

— Почему?

— Потому что так надо. Свою работу я выполнил. Осталось доставить тебя жениху, да побыстрее, а это уже его работа.

Дракон приглашающе выгнул шею.

— Что? — Фелиша отскочила от ящера, возмущённо пнула отложенный меч. — Нет! Я хочу…

— А я хочу, — Гельхен невозмутимо сгрёб девчонку в охапку, нацепил свой плащ и закинул на драконью спину, — чтоб ты прекратила мутить воду. Не забыла ещё, что я наёмник? Мне заплатили за твою безопасность.

— Тебе заплатили за то, чтоб ты доставил меня к брату.

— Ты туда и отправляешься. Феликс уже переживает, вот ты его и успокоишь. Янтарь, лети быстрее, молодой принц решил вернуться домой, нужно успеть его перехватить. Нечего ему сейчас по Янтарному краю ошиваться — Мортемир совсем озверел, раз поднял из могилы фениксов.

— Надеюсь, это единственные нелюди, на которых он нашёл управу, — тихонько проворчал дракон.

Продуктовая сумка упала Фелише в руки.

— Здесь вяленая оленина. Не кукся, твоё высочество, перелёт займёт сутки-двое и отвлекаться на еду никто не собирается.

— А как же?..

— Не переживай, принцесса, — дракон сощурил хитрые глаза. — Вы ещё увидитесь. От таких, как Феникс, так просто не отделываются. К тому же твоя семья по-прежнему должна ему денег.

Гельхен что-то прошипел, вытащил из своей сумки пеньковую верёвку и соорудил петлю на шее дракона. Янтарин покосился на сомнительное украшение, хмыкнул, но промолчал. Второй конец тоже украсила скользящая петля.

— Вот, всунь ногу, — приказал он. Фелиша чуть отодвинулась и подозрительно уставилась на болтающуюся в руках наёмника петлю.

— С чего бы это? Может лучше узду?

— Угу, которую я перепалю уже на втором вздохе, — ухмыльнулся дракон. Суй давай, а то и потеряться недолго.

— Руку удобней.

— Можешь без неё остаться, — честно предупредил Янтарин, оскаливаясь в хищной улыбке.

— А если я себе ногу выверну?

— Уж лучше так, чем расплывчатая клякса на земле. Драконы быстро летают, а в небе не всегда безопасно, вывалишься ещё ненароком. И потом: вывернуть ногу — это ещё баба надвое сказала, а вот руки точно не досчитаешься.

— Но я… а ты…

Гельхен отступил на шаг, качая головой. Дракон крякнул, подождал пока девчонка справится с верёвкой, выгнулся дугой и взмыл в небеса.

— Не пори горячку, Фелишия, — крылья хлопнули над головой, разрывая облако. — Я же говорил, что он чудовище. Такие не меняются.

Фелль открыла сумку. Достала обмотанный ветошью свёрток. Развернула тряпицу. Зажмурилась от радужных переливов витого рога. И когда только успел подобрать?

— А я говорила, что мне всё равно, кто он…

…Солнце ударило по глазам. Принцесса недовольно заворочалась, вытерла вызванные ветром и блеском чешуи слёзы.

— Знаешь, вот что странно — я никогда не плакала, — дракон повернул точёную морду к девчонке. За несколько часов пути она не произнесла ни слова — куталась в подаренный Гельхеном плащ и привычно тряслась от холода: фениксы вообще плохо переносят морозы, даже укутанные по самые брови будут звенеть словно сосульки, — думала, что для этого нужен особенный повод, — Фелиша поёжилась, вспоминая погребальный костёр и жжение в сухих глазах. Дракон тоже вздрогнул — влажная от слёз ладонь опустилась на едва зарубцевавшуюся от клыков Оникса рану. И тут же в голове замелькали клочки видений: погребальный костёр, два одинаковых лица в отражении зеркала с треснувшей рамой, мальчишка с золотыми глазами и огненной птицей на плече, слишком серьёзный для подростка, слишком расслабленный для сжимающего в руке меч, десятки драконов в небе, одновременно выдувающих огненные струи, приветствующие новую королевскую всадницу, горящая библиотека, сотни бабочек вокруг медноволосой огненноглазой девушки… Из-за них она и сорвалась тогда с дерева…